Испытание вечностью
Шрифт:
— Речи вообще ни о чём не было. Как дикарь какой — пришёл, увидел, поимел. Теперь ещё званием своим тыкает. В суд на тебя подам! За принуждение к сожительству с использованием служебного положения! — она, вроде, и ругалась на него, но ходила голая по комнате, разбирая имеющийся после обыска бардак.
— Плевать, если я заболею, я сам себе поставить банки сумею, — пропел Миша. То, что он — молчун, не значит, что петь не умеет. Умеет. Любит песни, музыка — всегда сопровождает его. Он всегда напевает про себя. И только в исключительных случаях — вслух.
— Что? — обернулась Маша.
— Лишь бы ты ходила голая рядом, — пропел Миша.
— Ой! — Маша схватила халат, прикрылась. Миша засмеялся, Маша — подхватила, тоже залилась смехом, очаровательным — для Миши.
— Я тебя — совсем не стесняюсь. Я даже когда одна — всегда одета. А с тобой — я — не я.
— Всё измениться, Валькирия моя! Не могу обещать, что к лучшему, но скучно не будет. Оставь ты это! Скоро Лидия Михайловна придёт и разберёт. Иди сюда.
— Лидия Михайловна? — спросила Маша, прижимаясь к Мише.
— Горничная. А ты думаешь, что этот ангар, по ошибке называемый квартирой — мать убирает?
— Думала — да. Или ты.
— Я тут несколько лет не был. Отец — тоже налётами. Пару раз в год. Мать — только, когда отец должен прилететь.
— Вот как? И эти хоромы — пустуют?
— Это не хоромы. Это — квартира. Ведомственная. Тут всюду номера инвентарные. Как в гостинице. Как кто из наших бывает в Москве — тут останавливается. Все мои братья и сёстры. Да — сёстры! Надо поискать, может, тебе, что из их вещей подойдёт?
— И много у тебя сестёр? — с ревностью, удивившей Мишу, спросила Маша.
— Много, — рассмеялся Миша, — уже тысячи. И братьев. И все — разные. И отец, и мать — Войной искалечены. Детей у них быть не может. Мать во время Войны стала начальником сиротского приюта, а отец начал всех её воспитанников — усыновлять. И удочерять. Медвежата — не слышала?
— Слышала. Но, думала, что так называют всех, кто с Медведем работает.
— И это — тоже. С Батей — много кто работает. В том числе и твои командиры. Да, Батя! Что там он нам оставил?
От Миши не укрылось, как напряглась Маша. Он усмехнулся, перевернул её, овладевая сопротивляющейся девушкой. Она на задании — в этом для Миши было какое-то особое удовольствие. Как перевербовка агента. Только эта живая, как капля ртути, как блик морской воды, девушка, красивая, как рассвет, столь же яркой, чистой и величественной красотой, умная и волевая — будет ему не агентом, а — его подругой, женой и матерью его детям. Он — так решил! И Батя — так решил. Он сдержал обещание — подобрал для Маугли жену. И его предложение Миша нашёл оптимальным.
— Спасибо, Медведь! — закричал Миша на пике.
— Не поняла, — надула губы Маша.
— Батя помог нам встретиться. Так и бродили бы тенями друг друга по жизни, так и не встретившись.
Мы — эхо, мы — эхо, Мы — долгое эхо друг друга.Маша прижалась к нему, положив голову Мише на грудь.
— А что это? Яблоко — это что? Американское?
— Нет. Это — артефакт.
— Что это значит?
— Это значит, что это предмет прямо из сказки. Помнишь — блюдечко с голубой каёмочкой? Яблоко по кругу катиться, сказки показывает. Давай, посмотрим сказочку.
Миша, держа на весу аппарат, разблокировал. Залез в меню. Есть два свежих сообщения. От Баси. Миша усмехнулся. Только Бася может передавать SMS в стандартах связи, которых не существует. Первое сообщение: «Мрак». Это мы уже знаем. Когда отправлено? Получено в момент, когда Батя вываливался из вертолёта. Всё Батя понял сразу. Второе сообщение ещё короче: «2». Миша не удержался, засмеялся, поцеловал удивлённую, недоумевающую Машу.
Теперь — видеофрагменты. Одно мама записала на камеру артефакта, второе — скачала из Сети. Миша запустил скаченное. Съёмка — Баси. Грохот вертолёта, земля, не чёрная, как было на самом деле, а серая, как в пасмурный осенний день, стремительно летела в лицо, потом плавно замерла, вот уже деревья мелькают, будто летишь на кроссовом мотоцикле. Только вместо рычания мотора — ритмичное дыхание человека. Дом, охрана, танк, зенитная самоходка — стремительно проносятся мимо. Миша и Маша, влипшие в экран, влетели в окно. Изображение закрутилось. На полу лежит маленький старик, в котором с большим трудом можно узнать Великого Сталина.
Маша вскрикнула, отпрыгнула. На лице — ужас, рот раскрыт в немом крике невыносимой боли, глаза — бездна отчаяния.
— Это правда? Сталин? — её трясло. Миша остановил воспроизведение видео, сходил на кухню, принёс воды.
Миша передвинул бегунок назад, отмотав пропущенный эпизод, запустил снова. Опять мельтешение, тело старика на полу (в голове Миши никак не хотело укладываться, что этот беспомощный старик — Сталин, психика не принимала неизбежного). Краски меркнут, тело растворяется в воздухе, видно внутренние органы, видно сердце — оно не трепещет уже, потом — и эта плоть растворяются, виден скелет, мгновение — всё вернулось к привычному виду.
Миша скосил глаза, чтобы увидеть размер глаз Маши. Он знает, как действует на непосвящённых демонстрация возможностей Баси. Получив ожидаемый эффект, получив толику удовольствия от этого, усиленную мстительностью — он и сам когда-то так же был шокирован. И не раз.
Миша вернулся к просмотру. Ужасная, уродливая лапа монстра, чёрная, когтистая, покрытая чешуйками и наростами, протянулась к телу старика, когти разорвали френч, какой-то предмет был помещён на старческую грудь. Пошли строки данных. Миша остановил запись, тщетно вглядываясь в слова и цифры. Разочарованно поджал губы — ничего не понял.
Строки данных — пробежали. Осталась одна мигающая надпись. Миша её прочёл с трудом, не то, что произнести. Незнакомое слово. Изображение поплыло, сканируя помещение.
Грохот, крики, рёв голоса отца, изменённого Басей. Так называемый — «боевой речевой мод». От Медведя требуют сдаться, сложить оружие. Комната — полна людей, сразу стала тесной, многие — направили пистолеты и револьверы на Мишу и Машу. Не на них, конечно, а на камеру.
Медведь — насмешлив и ироничен. Это — обман. Батя — в ярости. Не просто зол. В неописуемом гневе. Только в таком состоянии — он так арктически выдержан.