Испытание верностью
Шрифт:
— Держи, здесь очень ценные улики на многих правовиков и на Щербакова в том числе. Никому не говори о ней, дома сам посмотришь. Сразу предупреждаю, там бомба замедленного действия. Если шарахнет – затронет ударной волной всех. Но если действовать по уму… поможет выкрутиться с любой беды и поставить у руля нужных людей.
Егор зажал кассету в руках. Если на ней рычаги управления судейской системой, то Матвеева можно считать освобожденным. Передернуло. Украдкой посмотрел на Бердника. Страшно даже предположить, насколько длинны его руки, раз смог нарыть подобный компромат.
Хотя разговор вышел
Они прогуливались вдоль накатанной дороги неспешным шагом. Позади, в таком же медлительном темпе переставлял ноги один из приближенных Бердника Лысый. Неприятный персонаж. Егор никак не мог избавиться от ощущения, что его «симпатия» к нему взаимна.
Остановившись у брошенных в начале леса машин, мужчины сдержано попрощались.
— Будь осторожен с Удовиченко, — Генка тяжело навис на приоткрытой водительской дверце. — Запомни, бешеную собаку остановит только пуля в лоб. У каждого из нас есть что терять, есть слабина. Это нормально, когда опасаешься. Не боятся только дураки и мертвые…
После отъезда Генки Егор ещё некоторое время стоял возле машины. Он размышлял над его словами и выстраивал в голове дальнейший план действий.
На телефоне куча пропущенных звонков от Валентина и Ники. Пора возвращаться на работу, его наверняка уже заждались. На душе было неспокойно. Казалось бы – чего ему бояться? Это Тимур пускай шарахается по углам. Но из головы не шли слова о бешеной собаке, способной на многое. В этой ситуации не за себя переживал, а за Матвееву. Именно она то слабое звено, которое могло лопнуть в любую минуту и потащить за собой не только его, но и всех остальных. Этого нельзя допускать. За то время, что провел с ней, так и не понял, на что напоролся в итоге. Хорошо сделал для себя или плохо?
Исходя из того, что Генка и стоявшая за ним сила была решительно настроенной на его победу, не оставалось ничего другого как предпринять некоторые меры. Предупрежден – значит вооружен. Значит защищен. А ему было за кого переживать.
Спрятав видеокассету под сиденье, в компанию к пистолету завел машину. Поскорее бы наступил ноябрь. Даже о двухдневном отдыхе нечего было мечтать. Хватит, уже намечтался. Пускай только Даня выйдет на свободу – тогда можно будет вздохнуть облегченно и перейти к своего рода зачистке коррумпированных органов. А пока…
— Приветствую, Владимир, — ненадолго выпустил руль, потянулся к зажигалке и, прикурив, удовлетворенно затянулся, — Студинский на проводе.
В телефоне послышался басовитый голос:
— О, Егорыч, рад слышать. Надеюсь, ничего не стряслось?
Вот так всегда: не получается у него по-нормальному поговорить с владельцем охранной фирмы. К нему просто так не звонили.
— Пока нет. Володь, нужно человечка одного взять под охрану.
— Мужик? Баба?
— Девушка. Желательно без палежки и с подробным отчетом о каждом шаге. Есть подходящие кандидаты?
— Обижа-а-а-ешь. Ты только это… все данные скинь и мои орлы сразу приступят. И ещё, — понизил голос, и Егор представил, с каким озорством заблестели глаза
— Красивая, — Егор и сам улыбнулся, въезжая в город. — Так что поаккуратней там, ага?
— Само собой, дружище. Самой собой…
Потом он целый день мотался по городу с Никой, полностью отдавшись проблемам «Прорыва». Пришлось и с избирателями встретиться, и неожиданно нагрянувшим полякам провести экскурсию, как по самому городу, так и по карьеру.
Михеева не отставала ни на шаг, постоянно была рядом, и тогда Егора начинало грызть чувство неловкости. Она к нему со всей душой, а он… Ну не мог он дать ей то, в чем она так упорно нуждалась. Не мог. Сразу напомнил, что помимо секса ей ничего не светит. И она как всегда согласилась, приняла. Её всё устраивало. Его тоже. Пока Матвеева не напомнила о себе, бумерангом ворвавшись в только что начавшую налаживаться жизнь. С того момента его замкнуло, понесло не в ту степь. Теперь он четко распознавал двойственность собственных ощущений. Отношения с Никой сложились давно и были до безобразия понятны, он никогда не испытывал потребности провести с ней больше, чем сутки, а вот Лида вызывала опасные и неправильные чувства.
Грозился использовать в своих нуждах, затрахать до потери пульса, каждодневно принуждать к минету, а когда увидел, как она поникла, склонившись над членом – словно обезумел. Тогда до одури захотелось растоптать её, унизить, заставить пройти весь тот ад, через который прошел сам, наказать за Тарановского. Неужели быть с ним намного хуже чем с Удовиченко? Настолько противно?
Хмыкнул, вспомнив, как её потом вырубило. Хрена с два с ним хуже. Ещё не одна не жаловалась. Чтобы она там не заявляла, какими бы громкими фразами не швырялась, а хотела его. Естественную реакцию организма невозможно скрыть. И самое паршивым было то, что это всего лишь секс. По-сути, принуждение к нему. Он склонял, а она, пускай и кончала в его руках, но шла в эти самые руки от безысходности.
Заигрался. Может, ну его, эти давно забытые позывы сердца? Месяц-то на исходе. Пускай валит на все четыре стороны. Уверен, не пропадет. Тот же самый Тарановский примет с распростертыми объятиями.
— Егор, ты меня слышишь? — Ника дернула его за рукав пиджака, привлекая к себе внимание. — Я перед кем распинаюсь?
Он стряхнул головой, освобождаясь от навязчивых мыслей, и сфокусировался на Михеевой. Хорошо слышал, о чем она говорила, только не считал нужным отвечать.
— Что с тобой в последнее время? Ладно, понимаю, новое увлечение и так далее, но это не значит, что можно наплевать на себя.
Мужчина улыбнулся, проследив за ревностными нотками в голосе Михеевой. Так и не смирилась, что он дал отставку их свободным отношениям.
— Я не плюю, — устало помассировал глаза, возвращая ясность мысли, — а всего лишь считаю, что не нуждаюсь ни в охране, ни в целой своре представителей. Достаточно тебя, Вала и Ермакова.
— Но…
— Я сказал, успокойся.
Михеева недовольно поджала губы, не разделяя подобного пофигизма.
— Это не авторитетно. Все кандидаты приходят на встречу с избирателями со своей командой.