Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Ее понесло прямо к лесу. Она опустилась возле больших елей и уткнулась носом в затененную елями, полную снега и воды яму. Выплевывая снег, быстро отстегнула парашют и, схватив автомат, стала прислушиваться, пугливо озираясь вокруг. Но кругом было тихо, не шумел даже ветер. Из-за верхушек леса показался самолет, который вела Тамара. Вера заволновалась за Аню и успокоилась только тогда, когда увидела над ней белый купол парашюта. Василия отнесло в глубину леса. Вера побежала искать его.
Оказалось, что его парашют зацепился стропами за ветви, и Василий повис на самой высокой ели.
— Как
— Какой ты, Василий, непутевый! Надо рассчитывать свое приземление! — упрекнула его Вера.
— А как Аня? — спросил Василий, когда они спустились с дерева, и стал снимать с себя груз.
— Аня приземлилась благополучно, — успокоила его Вера, и он снова полез на ель: там остался его парашют.
Вера развернула рацию в чаще молодого ельника. Аня стала ей помогать, а Василий, вооружившись автоматом, прошел метров сто в сторону обозначенной на карте лесной тропы и, спрятавшись за поваленной бурей пожелтевшей елью, наблюдал за местностью.
В эфире творилось что-то невообразимое: на все лады пищал радиотелеграф, разные голоса торопливо и монотонно передавали по-немецки цифрами шифрованный, иногда перемешанный с нешифрованной руганью разговор; на соседней волне какой-то военачальник открыто пушил подчиненного, требуя от него самых решительных действий: «У вас, Гюнтер, не хватает решимости! — грозным тоном распекал он. — Вы не оправдываете моих надежд. Действуйте смелей!.. Да какая там дивизия? Просто сброд. Наполовину калеки. Ударом на Селище — Богородецкое режьте ее пополам, потом на четыре части и уничтожайте по частям!..»
«О ком они?» — тревожно подумала Вера, с трудом улавливая смысл немецких фраз. Как она жалела теперь, что в школе не учила серьезно немецкий язык! «Опять он что-то сказал про дивизию и про окружение...» — спохватилась она, лихорадочно настраивая станцию, чтобы избавиться от грохота и треска. — Может быть, это про папу!.. Но почему он сказал: «Сброд и калеки?» — Сдвинув брови, она напряженно слушала, всматриваясь в указатель волн, будто это могло помочь ей установить координаты советских войск, тех самых, которых хотят «резать пополам, потом — на четыре части».
Самоуверенный голос продолжал: «Не выпускайте из окружения... Они рвутся к своим — на Знаменку! Не допускайте этого! Отвечаете головой!..»
Аня несколько раз напоминала Вере, что подходит назначенное командующим время, но Вера каждый раз отстраняла ее руку. Наконец Аня схватила ее за плечо:
— Уже девять! — зашептала она и показала на Верины часы.
Вера торопливо повернула регулятор на волну «Гиганта».
Вскоре на Верином лице появилась радостная улыбка. И наконец, прикрыв телефон рукой, она прошептала: «Наша. «Гигант». Фронт». Повернув выключатель, стала методично выбивать ключом, приговаривая: «Прием. Я — «Сокол», я — «Сокол», а потом передала донесение командующему и свои закодированные координаты. «Все», — вздохнула она наконец и выключила станцию. И снова в ушах зазвучал подслушанный разговор гитлеровцев. «Неужели это про дивизию отца? Как страшно!..»
— Что же нам
Васильковые Анины глаза блеснули тревогой.
— Что случилось, Вера? — спросила она.
— Особенного ничего... — Вера испытующе взглянула на Аню. Можно ли ей говорить о своих предположениях? Как поведет она себя, если узнает?
Аня с обидой посмотрела на подругу:
— Нехорошо, Вера!.. В такой обстановке ты от меня что-то скрываешь... Мы ведь с тобой сейчас как бы одно целое...
— Дурочка ты моя!.. — Вера обняла ее, и Анина голова покорно опустилась на ее плечо. — Не обижайся на меня, Анюта! Ведь нам предстоит перенести нечто гораздо большее, чем обиды... — И Вера рассказала ей содержание подслушанного разговора.
— Мне кажется, что они говорили о нашей дивизии, — закончила она.
Над их головами тихо шумел гуляющий по лесу ветер. Лениво покачивали макушками старые ели. Где-то севернее как будто бы прогромыхал гром. Вера прислушалась. Но это было так далеко, что звонкое пение жаворонка заглушило его грохотание. Вера взяла карту, сориентировала ее по тому направлению, где слышался этот грохот, и стала вслух прикидывать расстояние. Выходило, что гремит где-то в районе Мытишина.
— Наверно, в этих лесах, — Вера показала на зеленый угол у края карты.
— Давай еще радио послушаем, — предложила Аня. — Может быть, что-нибудь узнаем.
Вера включила рацию на прием. В эфире был тот же переполох. Какие-то голоса кричали по-немецки. Но слышимость была настолько плохая, что разобрать ничего не удавалось.
— Ничего не понимаю! На, послушай! — Вера передала наушники Ане.
Аня послушала немножко, потом пожала плечами.
— Знаешь что? — сказала она, оттянув один наушник. — Давай дадим несколько позывных дивизии! — Ее рука потянулась к переключателю. — Если они услышат, то смогут ответить радиотелеграфом.
Вера схватила ее за руку.
— Ты с ума сошла! Нас засекут... — Она отобрала у Ани наушники и села на ее место.
Слышимость постепенно становилась лучше. В эфире снова появился чей-то четкий голос. По отдельным словам Вера смогла в конце концов понять, что взят в плен раненый из дивизии ее отца. Пленный истощен. По заключению врачей, он не ел двое-трое суток, но показаний упорно не дает. «Надо любыми средствами заставить его говорить, — спокойно отвечал другой голос. — Если говорить не будет — расстрелять! Дивизию из кольца не выпускать. И крепко запереть к ней все пути. Суток через двое сдадутся! Издыхать не захотят!.. Бомбите их почаще листовками!»
Вера выключила станцию, сняла наушники и, положив их на место, закрыла крышку.
— Зови Василия, — сказала она. — Будем решать, что делать...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Вера решила установить наблюдение за местом вероятного отхода дивизии — полосой между рекой Вороной и железной дорогой. Аню она отправила патрулировать на западной половине этой полосы до реки, а за собой оставила восточную. Решая этот вопрос, Вера выдержала основательную схватку с Василием: он никак не хотел пускать на это рискованное задание Аню и настойчиво требовал направить туда его.