Испытание
Шрифт:
Рождением второго ребенка они хотели зачеркнуть прошлое. Он даже присутствовал при родах. Все четыре часа, пока продолжались схватки, он простоял рядом с Клер, и она изо всех сил сжимала его руку при очередном приступе, а потом отпускала, тяжело и трудно дыша. Оболочка плода оказалась слишком плотной, и доктору пришлось проколоть ее, прежде чем хлынули воды, залив простыню. Потом врач сделал Клер два обезболивающих укола, и медсестры увезли ее в родильную палату.
Они с доктором переоделись в стерильные халаты, шапочки, специальные бахилы, повязали марлевые повязки и вошли в ярко освещенное, резко пахнущее антисептиком помещение. Он
Он помнил, как томительно тянулись долгие минуты ожидания, как он уговаривал себя, что все должно быть хорошо, помнил подбадривающий голос акушерки: “Ну давай, парнишка!” и его собственный возглас: “Нет, это может быть девочка!” и чувство облегчения, когда ребенок наконец выскользнул в подставленные ладони доктора и издал слабый, какой-то скрипучий писк — складненький мальчик, тельце его еще было покрыто материнской кровью и какой-то коричневатой слизью. Толстая пуповина с голубовато-черными венами соединяла его с Клер, но еще одно сокращение матки — и гладкий скользкий красный послед тоже выпал наружу…
А вот теперь Итен мертвый лежал на руках матери.
Потому что Кесс убил его. До сих пор это не укладывалось в голове.
Каждый раз, как только он отворачивался от окна и видел, как Клер обнимает ребенка, касаясь распущенными черными волосами его лица, новая волна потрясения, и обиды, и бессильной злости накатывала на него и заставляла сжиматься все внутри.
Сказав “а”, вы обязаны сказать “б”, — вещал Кесс. — Начав с одного, вам придется уничтожить их всех, убить зло в зародыше и выкорчевать все его побеги. Вот в этих папках — досье на сто пятьдесят тысяч тех, кто известен своими симпатиями к коммунистам. Вы можете гордиться — вы первый из посторонних, кому я это показываю. Часть из них — безвредная шушера, но большинство довольно активны, а кое-кто к тому же занимает весьма высокие посты. Стоит мне отдать приказ — и в течение трех часов с ними будет покончено. А затем настанет очередь их семей.
Нет, произнес он про себя и потряс головой, чтобы прогнать дурные мысли. Нет. Только не ребенка. Он попытался переключиться, вспомнил, что с утра не выпил кофе, и ужаснулся. Ведь он был готов уже долить молока в чашку, и только странное поведение кошки отвлекло его от этого занятия; Господи, он был на волосок от гибели! Один глоток — и он был бы мертв, так же, как Итен. Его передернуло от страха. Воображение живо нарисовало ему картину собственной смерти — труп, навалившийся на стол, в смертельном расслаблении мышц обделавшийся мочой и фекалиями… Через пару дней его бы уложили в гроб и похоронили… А может и нет, если Сара и Клер тоже успели бы выпить молока — кто знает, кому и когда пришло бы в голову зайти к ним проведать, что случилось. Так бы и разлагались
Сердце зашлось от страха и гулкими ударами отдавалось в горле.
Сара. Он услышал ее торопливые шаги по ковровой лестнице со второго этажа и подошел к дверному проему в тот момент, когда она уже спустилась и собиралась проскользнуть мимо него в гостиную.
— Где ты была, моя хорошая? — мягко произнес он, загораживая ей путь.
— В ванной. — Она беспокойно выглядывала что-то у него за спиной, пытаясь пройти.
— А что у тебя в руке?
— Аспирин.
— Зачем?
— Для Итена.
От ее наивной уверенности в том, что таблетки помогут ее маленькому братику, если она поспешит, горечью свело скулы. Ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы взять себя в руки.
— Не надо, милая, — хрипло произнес он.
— Ну может, он не совсем умер? Вдруг таблетки помогут.
— Нет, милая. — Он уже не мог говорить, горло душили спазмы.
— Тогда я дам их маме!
Это было уже слишком. Нервы не выдержали.
— О Боже, — закричал он, — ну почему ты никогда меня не слушаешься! Я же сказал — нет!
Глава 3
Машина “скорой помощи” затормозила у подъезда. С порога он крикнул быстро пересекающему залитый солнцем газон водителю:
— Почему вы ехали без сирены?
— А зачем? В это время машин немного…
— Но вы так долго добирались!
— Совсем не долго. Десять минут. Черт побери, это очень быстро, если учесть, что мы ехали через весь город.
Водитель, длинноволосый, с усами и бакенбардами, был молод. Коротко стриженный, с аккуратным пробором врач, следовавший за ним, казался еще моложе.
Господи, подумал он, неужели они не могли прислать кого-нибудь постарше?
Пока они шли через гостиную к кухне, он пытался объяснить им, что произошло. Увидев Клер, они застыли. На ее лице, еще больше осунувшемся, резко выступали скулы. Широко раскрытые глаза странно блестели. Она вздрогнула, увидев приближающегося врача, и изо всех сил прижала ребенка к. груди. Только совместными усилиями им удалось высвободить тельце из ее рук. Все это было ужасно.
Врач послушал, бьется ли сердце, потом посветил в зрачки, чтобы удостовериться в смерти.
— Он очень маленький, уже начал остывать, — зачем-то объяснил врач. — Лучше забрать его, чтобы она его не видела.
Но в тот момент, когда водитель собрался отнести тельце в машину. Клер дико вскрикнула и вцепилась в него.
— Помогите мне, — бросил доктор, крепко держа ее руку и протирая ваткой предплечье. В ноздри ударил резкий запах спирта. Борну было невыносимо мучительно удерживать вырывающуюся изо всех сил жену. Он повторял только как заведенный: “Клер… Пожалуйста, Клер…” Мелькнула мысль, что ее надо бы ударить, чтобы привести в чувство, но он понял, что сделать это не в состоянии.
Доктор резко ввел иглу. Клер дернулась так, что ему показалось — кожа прорвется, но все обошлось благополучно. Шприц уже был в руках врача. Потом они с трудом подняли ее и повели через гостиную в спальню. По дороге она цеплялась за все, что можно, и только повторяла: “Мой малыш, где мой малыш?”
Кое-как им удалось уложить ее на кровать, но Клер продолжала метаться и стонать, исступленно умоляя отдать ей ее ребенка. Через некоторое время она ослабела, повернулась на бок и заплакала, уткнувшись, лицом в ладони и поджав колени. Только теперь они отпустили ее.