Испытание
Шрифт:
– Да, чуть не забыл, товарищ полковник! – вспомнил вдруг Щербаков. – Ведь вас вызывал округ.
– Округ? – растерянно повторил Железнов и чуть было не спросил: «Зачем?» Ведь он не мог покинуть сейчас фронт. Как он оставит свой батальон?
Майор хлопнул в ладоши – и перед ним сразу появился низенький писарь-сверхсрочник.
– Распорядись-ка полковнику покушать, – скомандовал Щербаков.
Но Железнов отказался. Прежде всего нужно было позаботиться о раненом старшем лейтенанте Тарасове, который находился в «эмке».
Щербаков засуетился.
– Мы
Они вместе с Яковом Ивановичем помогли пересадить Тарасова в санитарную машину.
– Как же теперь? – простонал Тарасов. – Куда мне возвращаться?
Яков Иванович понимал, что Тарасову нельзя ответить «не знаю». Стараясь не выдать себя, пожал плечами:
– Как куда? Конечно, в свою часть.
Когда санитарная машина скрылась в седловине, Яков Иванович взял сопровождающего и поехал на НП к комдиву.
Когда Железнов вернулся, на запруженном беженцами шоссе уже вытягивался его батальон.
Яков Иванович остановил машину и, приветливо махая рукой, пропустил мимо себя всю колонну. Последним, за пулеметными двуколками, шагал Паршин. Увидев Железнова, подбежал к нему и стал умолять простить ему его малодушие.
– Если ты коммунист – сражайся! – ответил ему Железнов. – Сражайся, не щадя себя… А партбилет я передал военкомдиву.
– Мне стыдно и горько… – с трудом выговорил Паршин. Он выпрямился и зашагал по шоссе, догоняя колонну.
Глядя Паршину вслед, Яков Иванович подумал, что такому человеку в первых боях нужна крепкая подмога.
Дымка пыли поднималась за шагавшим батальоном. Яков Иванович провожал его глазами. Жаль было ему расставаться с людьми, с которыми он уже успел сродниться.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Польщиков остановил «эмку». Железнов прислушался. Со стороны Дзержинска доносилась, все усиливаясь, канонада.
– Бой? Хорошо… – вслух промолвил Яков Иванович.
– Что тут хорошего? – огорченно, даже скорее со злобой огрызнулся Польщиков и двинул машину в кусты.
– А то, что здесь фашистам морду бьют. И Минск, дорогой мой, еще наш. – Железнов вышел из машины и посмотрел на шоссе, где беспрерывный поток гитлеровских танков и автомашин, замедлив ход, растекался в стороны от дороги.
– Давай, дружище, южнее, лесом, на Станьково, – скомандовал Железнов.
В лесу сумерки настолько затянули видимость, что хоть бросай «эмку» и иди пешком. И Польщиков, высунув голову за борт, почти вслепую вел машину. Сухое потрескивание, доносившееся до его слуха, нагоняло на него страх. И Александр не раз, затаив дыхание, вслушивался в эти таинственные звуки. Наконец он не выдержал, резко повернулся к Железнову и схватил его за руку:
– Чу! Слышите? Кто-то за нами гонится…
Яков Иванович спокойно ответил:
– Не паникуй. Это потрескивает под колесами валежник. Сушь-то какая, язык к нёбу присыхает.
На опушке леса «эмку» пришлось остановить. Долго стояли и смотрели, как над Станьковом полыхало громадное зарево. Грохотала канонада.
– Все ясно, – протянул Железнов многозначительно,
– Разрешите закурить?
– Только в кулачок, – сказал Яков Иванович, стремясь казаться спокойным. – Давай на Узду, – скомандовал он. – Там-то уж наверняка фашистов нет.
Но Яков Иванович на этот раз ошибся: на реке Усса шел горячий бой. На горизонте, где высотка закрывала реку, ярко светилось несколько факелов – это горели танки генерала Гудериана, подбитые артиллерией мотострелковой дивизии генерал-майора В.Т.Обухова.
Невдалеке от «эмки» ахнул снаряд, и его осколки со свистом пронеслись над головами Железнова и Польщикова.
Польщиков бросился к машине, кинув на бегу Железнову:
– Товарищ полковник, убьют. Поехали.
– Спокойнее, Александр Никифорович, спокойнее, – только и успел сказать Железнов, как его перебил Польщиков:
– Какое спокойствие? Тут от своего снаряда голову сложить можно.
Почувствовав недовольный вздох полковник, более спокойно спросил:
– Куда?
– Вдоль реки Перетути – на Великое Село, на гору Святую, а там посмотрим. – И он, к удивлению Польщикова, открыл дверцу с другой стороны. – Садись на мое место.
Яков Иванович сел за руль и повел машину на север. Перед рассветом, не без страха, они проскочили Брестскую автомагистраль, где справа метались немецкие танки и мотопехота, застопоренные дивизией генерала Николая Ивановича Орлова.
На заре миновали Святую гору, и здесь Железнов, повернув «эмку» в сторону Минска, передал руль Польщикову. Слева, со стороны Ратомки, доносился далекий гром: там сражались части прибывшей накануне дивизии полковника С.И.Иовлева.
В Минск Яков Иванович въехал рано утром 27 июня. Обезлюдевший город был затянут дымом. Здание штаба округа снаружи казалось целым, только в окнах были выбиты стекла. Остановив машину у центрального входа, Железнов побежал вверх по широкой, заваленной штукатуркой лестнице. Здесь гуляли сквозняки. На втором этаже то и дело хлопали большие, израненные осколками двери. Голубое небо глядело сквозь огромную дыру в потолке зала заседании. Штукатуркой и обломками досок завалило ряды стульев. Яков Иванович прошел в оперативное управление, по пути заглянул в другие кабинеты – нигде ни души.
У выхода Польщиков встретил его беспокойным взглядом. Он как бы говорил: «Уйдемте скорее из этого ада!»
Вокруг штаба догорали здания. Где-то рядом разорвалась авиабомба, хотя, казалось, в городе уже нечего разрушать. Со стороны станции тянуло гарью и смрадом. Только громадное здание Дома правительства против штаба стояло нетронутым среди пожарища и, словно заколдованное, поблескивало стеклами больших окон.
– Поехали к коменданту города! – сказал Железнов.
Польщиков свернул на Советскую, главную улицу Минска. Но проехать не удалось: развалины домов загромождали дорогу. Польщиков повернул назад. Пробиваясь сквозь дым, минуя горящие кварталы, они наконец выбрались на улицу Кирова. Здание Дворца пионеров стояло мертвое, с провалившейся крышей, с черными дырами окон.