Испытательный срок
Шрифт:
— За что?
— Так ваши постарались, — кадровичка понизила голос, — записывали, как наши вещи отобранные после смены сбывают. Наши, ваши, тьфу ты… Он в первых рядах был. Шумиху не поднимали, одного уволили, а Кривопальцеву — неполное служебное за нечуткое отношение к гражданам.
— А-а… Я тогда еще не работал. И где он сейчас?
— Если не на халтуре, то дома. Смена-то у них с четырех. Адрес дать домашний? Он где-то на Кржижановского живет.
— Да. И телефон, если есть.
— У нас все есть, кроме национальной идеи.
— А почему его на муляж сфотографировали?
— Фотограф выбрал. Лик добрый. Брат милосердия.
В коридоре Рома нарвался на своего бывшего начальника Викторова, давно разучившегося говорить прозой.
— О! Рома! Здравствуй, здравствуй! Не вижу счастья на лице — неужто хворь? Или проблемы?
— Здравствуйте, Сергей Михайлович. Нет, со здоровьем порядок, а проблемы есть у любого.
— Согласен, друг мой, — это правда. Ну как тебе на новом месте, как коллектив, как руководство? Слыхал, что испытание проходишь. А то гляди — коли душа не ляжет, то милости прошу обратно. В родные, так сказать, пенаты.
— Спасибо, я еще подумаю… Дело не в коллективе, Сергей Михайлович… Там другое.
— Чтоб ни случилось там, ты помни — вакансии всегда найдутся. Сказать по правде, я б туда за два оклада не пошел работать. Сажать своих же — хуже, чем гангрена. Пускай и тех, кто отклонился. Тебя не эти думы гложут?
— Примерно.
— Вот и прикинь. Но без бутылки. Она неправильный советчик.
Распрощавшись с Викторовым, Рома поспешил на улицу Кржижановского, на которой изволил обитать сержант патрульно-постовой службы Кривопальцев с добрым ликом, представленный к награде за поимку опасного преступника. И последнюю новость предстояло до него донести. Но аккуратно, чтобы «Васисуалий» не забаррикадировался в адресе, узнав, что в гости прибыл опер ОСБ. Какой мент поверит, что собственная безопасность разносит наградные? Ага. Они только постановления на обыск разносят. Поэтому Рома даже не звонил. Человек запросто мог податься в бега. И в розыск не объявишь.
Стихотворный разговор с Викторовым напомнил про ноющую царапину. Хорошо, с Глебом все разрешилось. А что потом? Если завтра прикажут завести разработку на того же Викторова? Или Копейкина? Приказать могут — кто знает, не перешли ли они кому-нибудь дорогу? Или даже на самом деле «отклонятся», как говорит Сергей Михайлович. И что он будет делать?
Еще неизвестно, что с Глебом. Позавчера его выпустили из изолятора, но на связь он с Ромой не выходил. Понять можно… Похоже, дружбе конец.
Даже в такой жестокой игре, как настольный теннис, есть правила. Нельзя, например, добивать сраженного шариком соперника, нельзя кидать ракетку ниже пояса. И уж тем более играть одному против двоих. Но сегодня придется. Слишком много потерь. Сразу двое выбыли из команды. И чтобы не прерывать тренировочный процесс в игре пара на пару, Роме предстояло отбиваться в одиночку. Может, это и лучше. Определенное преимущество. Никто тебе не мешает, не крутится под ногами. Не надо уступать место для удара.
Он слегка размялся, занял позицию возле своей половины стола. Леня и еще один боец встали напротив, разрабатывая кисти рук.
— Кажется, это игра пара на пару?
Глеб в новой футболке с надписью «Кто в тюрьме не бывал, тот жизни не видал» набивал шарик ракеткой с улыбкой вернувшегося Терминатора.
— Я еще в команде?
— Конечно! — ответил за всех Леня.
Туманов не протягивал Роме руки. Просто встал рядом и негромко сказал:
— Продолжаем, напарник… Соберись.
— Антон! Привет!
На зов они обернулись вместе. И Вера, и Антон.
Из серебристого «ауди» выскочил улыбчивый рыжеволосый молодец в костюме от репрессированных Дольче и Габбаны, протянул Антону руку, чуть поклонился Вере и поцеловал ей кисть, как требует этикет. Сразу чувствовалось, что он из интеллигентной семьи и в жопу всех подряд не посылает. На автомате представился, протянув визитку:
— Евгений.
— Вера.
— Еду, а тут ты идешь! — Он улыбнулся Антону, словно рекламный агент по продаже зубных протезов. — Вернее, вы идете. А я тебе как раз звонить собирался…
— Что-то случилось?
— Нет, но может… Опять помощь нужна. Надо на одного партнера положительно повлиять. По договору деньги не переводит. Месяц мозги парит. И ладно бы пришел и честно сказал — извини, брат, с финансами туго, потерпи чуток. Так он бегать задумал. Телефон не снимает, дверь не открывает. Офис на замке… Не братву ж нанимать, — молодой человек мило улыбнулся Вере, словно объяснял все это ей, — мы ж люди законопослушные. Поспособствуй, а? Процент, как всегда, твой.
Антон несколько секунд раздумывал, потом посмотрел на витрину магазина, в которой были выставлены крутые детские коляски, стоившие как хороший холодильник, потом согласно кивнул головой:
— Не вопрос, Жень.
— Отлично! — Рыжеволосый достал из «Дольче и Габбаны» еще одну визитку. — Вот его данные. Он по жизни дохляк, любой проверки боится. Там и напрягать особо не надо.
— Ну и хорошо. Пиши заявление и иди в местный отдел. По месту заключения договора. Или лучше сразу в суд. Так, как я понял, гражданско-правовые…
— Да, но… Ты чего, наши суды не знаешь? Старик, не волнуйся. Хочешь, я вперед заплачу. Хоть сейчас.
Антон переглянулся с Верой. «Решать тебе», — прочитал он в ее глазах.
— Жень… А если у твоего партнера тоже знакомый мент? Какой-нибудь генерал?
— Да нет у него никого!
— Уверен?
Бизнесмен секунду-другую размышлял, затем посмотрел на «ауди».
— И где ты тогда окажешься? А, Жень?
— Не, Тох, ты что, серьезно? Или бабки не нужны? Пардон, деньги?
— Иди, пиши заявление.
Обладатель итальянского костюма по-поросячьи шмыгнул носом и, не попрощавшись, покатил дальше.
— Он бы действительно заплатил? — спросила Вера.