Исследование океанских глубин
Шрифт:
Согласно программе, «Бэрч-Тайд» должен был сняться с якоря 2 января и взять курс на мыс Сан-Лукас в Калифорнийском заливе, пройдя при этом 800 миль. В течение последней недели декабря ученые и техники института Скриппса и лаборатории электроники переносили на борт судна всевозможную аппаратуру, которая потребуется новой экспедиции. А вечером 2 января погрузка шла вообще бешеным темпом: беспрерывным потоком поступали ящики с фото- и магнитофонной пленкой, контейнеры для хранения образцов, грунтовые трубки, лебедка, личные вещи участников экспедиции. Боб Дилл захватил с собой и закрепил на верхней палубе два мотороллера известной фирмы «Тоут-Гоут». Эти мотороллеры и прежде использовались в Мексике при знакомстве с отдаленными районами страны.
Команда «Дипстара» решила, что, поскольку во время перехода погружений не будет, в Сан-Лукас мы полетим на самолете и встретим судно там. Мы согласились с этим решением, так как могли провести несколько лишних часов в кругу близких, с которыми не будем видеться почти два месяца. Поздно вечером, отправляясь в трехдневный переход, отплыл «Бэрч-Тайд».
Теплым погожим утром 4 января мы направились в авиапорт, расположенный по ту сторону границы, в Тихуане, в 20 милях южнее Сан-Диего. К нам присоединился Андре, который покидал остров Сан-Клементе, чтобы встретить Рождество в кругу семьи. Андре должен выполнять обязанности оператора «Блюдца» во время погружений возле Сан-Лукаса и соседних с ним островов.
Мы стояли возле маленького шумного аэровокзала, ожидая, пока чиновники оформят транзитные визы. Доктор Дилл и доктор Карл Хаббс получили разрешение работать в территориальных водах Мексики. Доктор Хаббс, сотрудник института Скриппса, известный ихтиолог, должен участвовать в нескольких погружениях возле Ла-Хольи. Дилл и Хаббс любезно пригласили нескольких мексиканских специалистов посмотреть на наши операции и, если появится желание, принять в них участие. Официально мы считались туристами, поскольку не принадлежали к экипажу судна.
Наконец очередь пассажиров двинулась, и нас впустили на территорию аэропорта. Мы сели в самолет, прилетевший из Лос-Анджелеса. Полет должен был продолжаться два часа. Самолет выруливал на взлетную полосу, когда стюард принялся пересчитывать пассажиров. Вид у него был растерянный: очевидно, число пассажиров не соответствовало приведенному в списке. На середине взлетной полосы пилот сбросил газ и повернул машину в сторону аэропорта. Пассажиры переглядывались, смотрели в иллюминаторы, недовольно ворча при этом. Моторы стихли; к передней входной двери подкатили трап. В салон вошла пожилая крестьянка с бумажными мешками в руках. Ее забыли захватить. Вот что значит оказаться в чужой стране. Теперь взлетели без происшествий.
Самолет шел близ побережья. Местность была суровая. Я с минуты на минуту ожидал увидеть на вершинах гор снег: такие они были высокие и неприступные. Вода в Калифорнийском заливе оказалась голубой — совершать в нем погружения было бы настоящим удовольствием. Хотелось надеяться, что у мыса Сан-Лукас будет столь же приветливо. Я немного вздремнул, а когда проснулся, самолет делал разворот над гаванью Ла-Пас. Прежде чем пойти на посадку, пилоту пришлось миль на десять удалиться от аэродрома. Внизу расстилались заросли кактусов, мескита, кустарники. Самолет снова повернул в сторону аэродрома. Он летел на высоте всего нескольких сотен метров. Наконец колеса мягко коснулись посадочной полосы. Здание аэровокзала в Ла-Пасе оказалось небольшим, но уютным, с просторным открытым двориком. К нам подошел какой-то молодой человек в темных очках и спросил, не едем ли мы в Сан-Лукас. В руках у него был список с нашими именами.
— Прошу поторопиться,— проговорил он и жестом приказал носильщику принести наш багаж.— Мы должны немедленно ехать, пока не стемнело.
Нас ожидали пилоты воздушных такси, которые доставляли пассажиров с аэродрома в гостиницы на южной окраине Ла-Паса.
Мы шли вдоль выстроившихся в ряд красивых стройных двухмоторных машин. Одна из них дожидается нас, подумал я, но ошибся. Мы остановились перед обтянутым тканью одномоторным самолетом с высоко расположенными крыльями.
— Захвачу пятерых вместе с багажом,— сказал пилот.
Я решил, что он шутит, но когда подошли ближе, оказалось, что в самолете шесть мест и просторное помещение для багажа. Ларри, Джон, какой-то незнакомец, направлявшийся, видно, в ту же гостиницу, Вэл и я с опаской влезли внутрь. Вэл имел свидетельство на право управления самолетом, и я заметил, что он подозрительно осматривает самолет. Один Вэл весил добрую сотню килограммов. Я недоуменно смотрел на пилота: понимает ли он, что хочет делать. Но пилот говорил на хорошем «инглез», и судя по всему, был толковым, расторопным парнем. Как только последний чемодан засунули в багажник, пилот завел мотор; машина пробежала по короткой взлетной полосе, и тотчас был дан полный газ. Не было ни прогрева двигателя, ни мощного разгона, но не успели мы оглянуться, как самолет взвился словно реактивный истребитель и взял курс на юг. Вслед за нами летел другой белый одномоторный самолет. Третья машина, на которой находились остальные члены нашей группы, была двухмоторным самолетом фирмы «Сессна». Он обогнал нас и исчез в надвигающихся сумерках.
Внизу виднелся типичный для этой страны пейзаж. Слева возвышались горы, справа расстилался Тихий океан, в котором отражались последние лучи солнца. От самой Тихуаны не было видно следов жилья, и только сейчас мы заметили несколько строений. По мере того как мгла все дальше уходила на запад, стало различаться мерцание огоньков, разбросанных то там, то здесь. Под нами тянулась единственная дорога, шедшая из Ла-Паса, по ней медленно двигалась машина, освещая фарами путь. Самолет то поднимался, то опускался, подхватываемый воздушными потоками,— даже с шестью человеками на борту он казался легким как пушинка. Летчик что-то говорил по радио, но почти невозможно было разобрать что, скорее всего, из-за моих недостаточных познаний в испанском языке. Насколько я понял, он переговаривался с администрацией аэродрома или гостиницы, куда мы направлялись.
Между тем совсем стемнело. Мы с трудом различали какие-то огни и очертания горных вершин, по-видимому, неподалеку от воды. Самолет резко накренился и начал снижаться. Вскоре впереди показались огни. По кромке аэродрома также виднелись огни, только слишком тусклые. На мгновение на краю поля вспыхнули две автомобильные фары. В свете прожекторов нашего самолета видна стала земля. Самолет был еще слишком высоко. Пилот поднял закрылки, загудел зуммер, и машина начала терять высоту. Летчик до отказа прибавил газ, но было слишком поздно. Последние метра три мы падали камнем вниз. Однако самолет лишь дважды подпрыгнул и покатил, трясясь, по гравиевой посадочной дорожке. Пилот, сбивчиво говоря по-английски, извинился за плохую посадку. Было удивительно, что тяжело груженая машина так хорошо катилась по грунтовой, посыпанной гравием дорожке. Вслед за нами приземлился и второй самолет.
Спустя четверть часа мы ехали в открытых пикапах по окраине селения. Улицы его не освещались, но иногда в свете фар можно было разглядеть небольшой дом с соломенной крышей, в окне которого горела керосиновая лампа.
Двигаться по песчаной дороге было тяжело. Пыль стояла столбом. Вскоре, поднявшись по крутому склону холма, над которым нависло нагорье, мы добрались до «Гасиенды». Ярко освещенная гостиница имела весьма привлекательный вид. Мы здесь переночуем, а может, пробудем и дольше — пока не придет судно. День был долгим, и мы почувствовали, что очень голодны. Вместе с коллегами из лаборатории электроники и института Скриппса мы собрались в столовой. Казалось, что стоит глубокая ночь, хотя пробило только семь.