Исследование океанских глубин
Шрифт:
Каррей, рассказывая о другом погружении, поведал о том, что видел несколько крупных зеленых черепах, торопливо пожиравших что-то. Когда «Блюдце» приблизилось к ним, черепахи отплыли в сторону, но одна-две все-таки возвратились назад и принялись лакомиться креветками. Глубина составляла 180 метров. Должно быть, черепахи обладали удивительной выносливостью: ведь, чтобы сделать вдох, они должны подниматься на поверхность.
В тот вечер я лег в постель, думая о нашей работе, о «Блюдце». Как хорошо, что я снова на «Бэрч-Тайде», среди своих друзей. Район, в котором мы находились, был поистине Меккой для туристов. Вряд ли мне удастся убедить своих коллег, оставшихся в Штатах, что работа, которую мы здесь выполняем, бывает трудной, утомительной, а временами просто неприятной. Но сейчас все у нас шло как по маслу. Одним мы были недовольны: полученные во время подводных съемок фотографии оказались более низкого качества, чем можно было бы ожидать. Поскольку теперь лаборатории Голливуда, где проявляли наши цветные пленки, находились далеко, трудно было судить о качестве получившегося фильма. Мы сомневались, что фотовспышка всегда горела в полную силу. Кроме того, не были уверены, что используем пленку с нужной эмульсией. Поскольку в различных атмосферных и климатических условиях должны применяться определенная пленка и разные способы ее обработки, возможностей испортить кадры было хоть отбавляй. Во время одного погружения у Наярита Андре испробовал различные виды кинопленки в одинаковых условиях. Мы ждали результатов, хотя и сомневались в их практической ценности. По-видимому, качество зависело не столько от выбора того или иного вида пленки, сколько от оператора. С этими противоречивыми мыслями я и уснул.
Меня разбудил странный крик калифорнийской чайки. Птица эта походит скорее на крачку, чем на обыкновенную чайку. День обещал быть ясным и солнечным. На фоне неба четко вырисовывались далекие горы. Вездесущие пеликаны уже начали рыбный промысел. Эти некрасивые птицы летают довольно неуклюже. Заметив рыбу, они камнем падают вниз и проглатывают ее. Возле скал собрались целые полчища пеликанов, смотрящих на нас своими огромными немигающими глазами. Спугнуть их было можно, лишь подойдя совсем близко.
Роль наблюдателя на борту «Блюдца» предстояло выполнять доктору Франсису Шепарду, энергичному мужчине шестидесяти с лишним лет. Он один из самых известных и уважаемых специалистов по морской геологии и, пожалуй, крупнейший знаток подводных каньонов. Как и Боб Дилл, Шепард намерен был сравнить характерные особенности здешнего каньона с особенностями других известных и изученных им с помощью «Блюдца» каньонов. Он хотел выяснить, есть ли в каньоне признаки эрозии.
В течение ряда лет Шепард и другие видные специалисты в области морской геологии искали объяснение образованию подводных каньонов. Вначале, когда данных было мало, он высказывал предположение, что каньоны образовались в результате значительного понижения уровня моря в ледниковый период и представляют собой не что иное, как русла рек, находившихся выше уровня моря. Эту теорию пришлось впоследствии отвергнуть: более поздние исследования показали, что уровень моря не мог опуститься на несколько тысяч метров. Голландский геолог Кюнен выдвинул гипотезу, согласно которой причиной возникновения каньонов является течение с меняющимся количеством осадков, представляющих собой как бы густое облако взвеси. Случаи естественного возникновения таких течений были редкими, и причину их образования трудно объяснить. Исследования, проведенные разными учеными в 50-х и начале 60-х годов, дали ряд объяснений, однако убедительной теории появления всех каньонов создать не удалось. Боб Дилл, работая над докторской диссертацией, провел множество наблюдений и пришел к выводу, что эрозия в головной части каньонов объясняется отложением и сбросом осадков.
Погружение происходило благополучно. Боб Дилл и наш гость, доктор Билл Салас, мексиканский ученый, с борта «Шезама» все утро следили за маневрами «Блюдца», экипаж которого составляли доктор Шепард и Каноэ. Аппарат осторожно продвигался вдоль гранитных стенок каньона.
Через четыре часа «Блюдце» всплыло на поверхность, мы собрались, чтобы выслушать отчет доктора Шепарда. Ученого поразило, что ответвление каньона, в котором они начали свой подводный маршрут, было отвесным, а осадки на дне шириной всего несколько метров отсутствовали. Не было и признаков наличия течения. Рябь обнаружили лишь на глубине 270 метров в основном каньоне, где ее заметил накануне и Боб Дилл.
В каньоне Сан-Лукас почти отсутствовали нависшие скалы, типичные для каньона Скриппс. Кроме того, стенки имели крутизну 60—80°, но, в отличие от каньона Скриппс, редко были отвесными.
По мере увеличения глубины каньон становился шире. Первое, что привлекло пристальное внимание Шепарда, были средней величины гранитные блоки. По его словам, они имели удивительно свежую поверхность, словно гранит только что откололи. В изломе можно было разглядеть структуру.
— Я предполагаю, что они упали с крутых скал по соседству во время камнепада, — прибавил Боб Дилл. — Вчера на кромке каньона мы заметили несколько блоков 1,5—2 метра в поперечнике, которые могли в любую минуту упасть вниз.
— На северном склоне, — продолжал Шепард, — насколько я помню, нет свежих трещин, какие были в каньоне Ла-Холья.
— Вы не обнаружили возле этих блоков следов течения? — спросил Боб.
— О да. На углах отчетливо видны промоины. Но я полагаю, что в последнее время течение отсутствовало, так как в промоинах легкий налет ила.
— Вы по телефону говорили, что видимость была неважной,— напомнил Боб, заглянув в записи.
— Это так. Видимость была не больше 6 метров. Почти все время опускалась взвесь, возможно, это была слюда. На глубине свыше 230 метров видимость стала лучше, признаков течения тут не наблюдалось. Да и нигде сколько-нибудь значительного течения я не обнаружил. Правда, один раз я заметил, что «Блюдце» медленно перемещается, несмотря на выключенный двигатель.
В конце спуска гидронавты исследовали стенки каньона (теперь они были совсем отвесными), пытаясь найти следы царапин. В некоторых местах стенки казались отшлифованными, но повсюду их покрывал тонкий слой водорослей, который не позволял хорошенько разглядеть характер поверхности.
Тогда же в боковой стенке каньона на глубине 184 метров обнаружили нишу шириной метра два, в ней Шепард заметил песчаный скат. Гидронавты осмотрели ее, пытаясь выяснить, что там находится. Ниша была слишком мала, чтобы в нее могло проникнуть «Блюдце». Даже если бы она оказалась достаточно просторной, признался доктор Шепард, то он «категорически возражал бы против проникновения в нее». Гидронавты переместились к северной стенке, находившейся на расстоянии 75 метров, затем снова приблизились к южной, а потом стали подниматься на поверхность.
На этом сообщение о 287-м спуске закончилось. Погружения проходили успешно. Все дополнительное оборудование работало без поломок. Даже не верилось. Аккумуляторные батареи поставили под зарядку, чтобы совершить погружение на следующий день. Остатком дня можно было распоряжаться по своему усмотрению.
Несколько человек налаживали акваланги, заряжали баллоны, готовили снаряжение. В половине второго Андре, Каноэ, Джо и Гастон решили наловить на обед рыбы, а мы с Кеном и Ларри исследовать пляж, отделявший полуостров от мыса, носившего название Конец земли. И вот аквалангисты уже в воде.
Этот участок назывался Томболо. Вообще, слово «томболо» означает: «отмель, соединяющая остров с материком и подчас заливаемая морем». Мы высадились на довольно крутой части отмели, которая вела к ответвлению подводного каньона. Верхняя часть перемычки располагалась на 2,5—3 метра выше уровня моря. Длина перемычки составляла около 45 метров. Рядом возвышались отвесные скалы. Перемычка сплошь была усеяна костями пеликанов, многие скелеты появились, видно, совсем недавно. Под скалами лежало несколько больных птиц. Над ними кружили канюки и фрегаты. Один пеликан, похоже, силился приблизиться к воде, но это ему не удавалось. Мы его подняли и опустили на воду, но бедная птица была не в состоянии плавать и мы ее отнесли назад. Второй пеликан, видимо, отлеживался после драки. Птицы спокойно и покорно ждали конца. Мы не устояли перед желанием переименовать отмель, и отныне она, кладбище пеликанов Сан-Лукаса, называлась Отмелью умирающих пеликанов.
Мы побрели, увязая в песке, к другому краю отмели, обращенному к океану. Ширина отмели была 300—400 метров. Я попытался представить себе силу шторма, во время которого всю эту площадь заливало водой. В таком случае волны, неся с собой большое количество песка, перебрасывают его через перешеек, и он падает в каньон. Тихий океан в этот день был довольно спокойным. На крутой берег накатывались волны высотой 30—60 сантиметров. Мы подошли к обширному участку, где на поверхность выходили скальные породы. Там и сям среди разбросанных каменных глыб и плоских плит видны были живописные лужи, оставшиеся после прилива. В водорослях обитали моллюски и другие существа, чувствовавшие себя тут как дома. В камнях плескались волны, рассыпавшиеся брызгами, как много миллионов лет назад. Мы вскарабкались на огромный камень, движимые любопытством. Осторожно переступая босыми ногами по острым выступам гранита, перебрались на другую сторону камня и снова оказались на отмели. Повсюду, куда хватал глаз, не было видно ничего живого.