Иссык-Кульский эпизод
Шрифт:
Я докурил до фильтра сигарету и снова покосился в сторону парочки. Покончив с бритьем и разговорами, те принялись вдруг на пару колоть геометрически правильные, цилиндрические чурбаки страшно сучковатой тянь-шаньской ели. Вспомнилось ее латинское название: Picea Shrenkiana, ель Шренка.
«Кто такой Шренк? Какой-нибудь ветхозаветный натуралист? – подумал я: – Может он, где видел меня? Не Шренк, разумеется, а Османкулов? У милиции в райцентре? Вряд ли. Он уже недели две здесь. А чего же он тогда испугался?»
Прекратив пялиться в сторону дровосеков, я зашел за угол домика. Взгляд остановился на дремавших у коновязи лошадей. Не посвежела, как и хозяин, отнюдь, не посвежела коняга Басмача. Этого трудягу, да и некоторых других здешних росинантов я бы и через десять лет узнал – в
«Интересно, сколько ему сейчас? – похлопав коня по шее, задался я вопросом: – На второй десяток, наверное? Вон уже и ямки за ушами, как на затылке старика. Для лошади это уже возраст, хотя и не старость. На старых лошадях здесь не очень-то. Ну, а этот буцефал до сих пор еще не из последних. Знай, спит себе.
В тот день, когда эти двое были на охоте, в райцентре свершилось убийство у торгового центра. А что, если под видом охоты эта парочка была в райцентре? Что, если охота – это банальное алиби? А козленок, на следующее утро представленный как охотничий трофей – это баран? Шкуры и головы не было, и что это был за зверь, мог определить только специалист. Козлиное мясо темнее бараньего. А кто присматривался-то? Мясо – оно и есть мясо! С голодухи здесь в горах и вонючее мясо сурков по три-четыре часа для съедобности тушили! А для истосковавшихся по мясным трапезам гляциологов молодое, свежее мясо – что козленка, что барашка… Но, минуя село по дороге, минуя «ключи», попасть в долину из райцентра невозможно – молдокуловские ребята уже установили бы свидетелей. А если оставить в стороне село, а потом и «ключи»? Лошади – это тебе не какой-нибудь внедорожник! Лошади в горах во многих гиблых местах пройдут! Лошадям, как транспортному средству в горах альтернативы нет! Но последнюю и самую тяжелую часть пути в темноте? Там и троп нет, там и черт ногу сломит! Самому знакомы эти места. Но Басмач – местный чабан, он изучил эти места как натоптанный круг земли под родной юртой. Может, действительно, он знает тропку, неизвестную местным соглядатаям, по которой через буреломный лес, по крутым скальным склонам за три-четыре часа можно было бы скрытно пробраться выше «ключей», а потом для алиби спуститься вниз, показаться народу? Но такого здесь просто быть не может – местный люд регулярно по предгорьям, по долине шастает – в гости друг к другу на кочевья ездят, охотятся, баранов выпасают! Я бы слышал о такой тропе – тоже, слава Богу, помотался, полазил здесь. И, все-таки, все-таки! Мы с Балаянцем, охотясь в верховьях, нашли одну щелочку, о которой никто из местных не знает! Через нее можно довольно быстро пешкодралом перелезть в соседнюю долину! Вот именно, что «пешкодралом», на своих двоих! С лошадьми там делать нечего! Кстати, о лошадях. А что если…»
Я снова приблизился к сразу насторожившейся, слегка прижавшей уши лошади и, зажимая между колен, приподнял копыто правой передней ноги: подкова старая. Правда, копыто, вроде бы, недавно перековывалось – обкусанные кончики подковочных гвоздей, похоже, не так побиты камнями, как на других копытах.
«Или это желаемое? – продолжал раздумывать я: – Подкова «захлопала» и ее прибили, подтянули по-новому? Нападение у торгового центра было дерзким, тщательно спланированным, хладнокровно совершенным. Хулиганистый чабан на это не способен. Да и этот салонный прилипала, Отелло хренов, вроде бы мало походит на профессионала, на хладнокровного убийцу. Хотя… почти все убийцы, с которыми я имел дело мало походили на злодеев. И все равно маловероятно. С чего это я связал косые взгляды с событиями в райцентре? На его месте я тоже не выгибался бы в реверансах. Аспиранткой Османкулов увлечен, ежу понятно! Вон как перышки чистит, бреется, говорят, чуть ли не через день. Заставь меня самого побриться в горах за просто так! А сегодняшний взгляд коллектора? Причина его? Было, что ль, беспардонное ухаживание за аспиранткой с моей стороны? Или от меня за версту несет прожженным юбочником? Смешно, ей Богу!
Ну, ее, к такой-сякой матери, подозрительность эту! – отмахнулся я от беспокоящих мыслей, отходя от лошади: – Может прав приятель Леха, что оперативник – это диагноз? В смысле болезненного воображения?!»
– Равшан сегодня уезжает, – сообщил мне Никитич, заполняющий какую-то ведомость. – Басмач какую-то там ему работу подыскал. Обойдемся. Очень вовремя ты приехал.
«Вот так новость! – снова стал думать я: – Сматывают удочки, что ли? А чего медлили, дрова рубили? Но если на голове у них шапка горит, если позавчера в райцентре были они, то с чего вся эта бодяга? Зачем им на ночь глядя ехать куда-то, зачем им в райцентр, кипящий сейчас розыскными страстями, где сейчас куда ни плюнь – попадешь в озабоченную милицейскую физиономию? На месте преступников я бы сидел бы сейчас и сидел в теплой компании гляциологов. А чего не сидеть-то? Повода для беспокойства у них нет, фантазий моих на тему торгового центра они услышать не могли. Нет, не похоже все это на преступников! Может, действительно, с работой-то? Хоть и затемно, преспокойно доедут до юрты Басмача, слопают чего-нибудь домашнего, бузы151 выпьют от пуза. Благодать! Чего здесь ехать-то – полтора, два часа? Переночуют, и в райцентр! Интересно, какую такую работу смог найти Басмач этому ши… шиш… тьфу, этому кукишу, что он оставил свой объект вожделения?»
– Равшан, возьми табель. Я его за двенадцать дней заполнил. В бухгалтерии тебя рассчитают, а за питание потом разойдемся. Не забудь, – подал листок Османкулову Тренев.
«А, все-таки, все-таки в мозгах-то свербит, – поглядел я вслед отъезжающим: – Надо бы смотаться в милицию к Молдокулов и переговорить с ним об этом дуэте – пусть приглядится. Если что – куда им деваться-то? Личности известны».
Вечером, отдав должное преферансу, оставив Никитича с Балаянцем перетирать какой-то научно-производственный вопрос, я подсел в соседнее «купе» к Ольге. Она читала питерский журнал, опубликовавший подборку стихотворени1 Му-му.
– Ну, и как? Нравится? – прикручивая зачадивший фитиль керосиновой лампы, попытался я нащупать тему для разговора.
– По-моему стихи очень хорошие. Он тоже в МГУ учился?
– Не, Гера питерский геофак заканчивал. Интересно, – поинтересовался я, – в Хибины сейчас студентов геофака МГУ возят?
– В Хибины теперь только мерзлотоведы и гляциологи ездят, – оживилась аспирантка. – Все остальные в Калужской области сидят, в Сатино: и после первого, и после второго курса. Скучища, по-моему! Правда, геодезическую практику наш курс умудрился все же в Крыму, на базе геологического факультета пройти.
– В Крыму, в Прохладном, недалеко от обсерватории? – обрадовался я.
– Ага!
– В Бахчисарай, в Чуфут-Кале втихаря бегали, яблоки по соседству воровали?
– И бегали, и воровали! – засмеялась Ольга. – И преподаватели грозились, что если у кого в палатке найдут яблоки, то сразу же отчислят! Так затаившись и похрустывали по вечерам!
– А сюда балаянцевский папаша протекцию делал?
Отцом Балаянца был известный ученый-гляциолог, профессор МГУ Эрванд Суренович Балаянц. Сдавал я ему как-то экзамен, будучи студентом.
– Он самый. Меня же интересуют долинные ледники альпийского типа: ни на Алтае, ни тем более на Полярном Урале, сам знаешь, похожего практически нет. На Кавказе тоже сейчас не очень-то – баз нет, исследования почти не ведутся, а о Памире и говорить не приходится. Одним словом, за то, что я здесь – Эрванду Суреновичу спасибо.
– А в Швейцарию что? С факультета, я знаю, там бывают.
– В Швейцарии чтобы столько на леднике посидеть, уйму денег надо!
– Ну и специальность же ты выбрала – по полгода во льдах безвылазно! – посочувствовал я ей. – Соскучилась, наверное, по лету-то, по настоящему лету?
Подперев ладонью голову, Ольга мечтательно прищурилась:
– Да… лето… дача, вечерняя свежесть после дневной жары, полуночные посиделки, – улыбнулась она, – и тишина, непривычная после суматошной Москвы тишина: лишь лай собак где-то там в поселке, да шум последних электричек за лесом… Если честно, соскучилась!
Ни с того, ни с сего, сам себе удивляясь (откуда это только все берется? Может раскрытый на столе журнал со стихами Му-му, может славная девчонка с погрустневшими от воспоминаний глазами спровоцировали? Да, и не плебеем же прикидываться, в конце концов!), я прочел: