Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва
Шрифт:
Корнеев молчал.
– Молчишь, вспоминать не хочешь. А припомнить-то надо. Они тебя специально в восьмую камеру бросили. Там же беспредельщики парились. Знаешь, зачем бросили?
Корнеев молча кивнул.
– А бросили они тебя для того, – Филин открыл еще одну банку, сделал большой глоток, – чтобы они тебя избили да петухом сделали. Знаешь, сколько разговоров бы пошло? Как же, опущенный мент.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Напомнить хочу. Когда я узнал, кого в эту камеру бросили, сказал кому надо,
– Зачем ты мне это говоришь? – зло повторил Корнеев.
– А чтоб ты понял, Игорь Дмитриевич…
– Что я должен понять? – Игорь с ненавистью посмотрел на Филина.
– А вот что. Таких, как ты, честных ментов в Москве по пальцам пересчитать можно. Ты что думаешь, с пистолетиком своим ты выскочишь против законников, деловых новых, против друзей своих продавшихся, против депутатов прикормленных? Молчишь, значит, понимаешь мою правду. Сейчас наше время настало, а пройдет лет пять, мы и начальников милиции, и правительство назначать будем.
– И ты, Филин, станешь наконец премьер-министром.
– Смеешься. Тебе плакать нужно, а не смеяться, Игорь Дмитриевич.
– Так уж и плакать.
Игорь повернулся и посмотрел назад.
Уходил за корму Нескучный сад в утренней тишине и зелени.
Пустой он был. Не то что раньше. Что делать, боятся нынче люди гулять в парках.
– Не понимаю я нашего разговора, не понимаю. Ты, видимо, решил меня просветить о криминогенной обстановке в Москве.
Филин засмеялся:
– Зачем же. Я тебя не учу и взятку, как видишь, не предлагаю. Тюрьму я вспомнил, чтобы ты мне тоже услугу оказал.
– Какую?
– Встреча наша с тобой, Игорь Дмитриевич, последняя, видать…
– Никак помирать собрался?
– Нет. Филин, говорят, птица живучая. Устал я. Подаюсь в теплые края. Старость коротать в тишине. От всех дел отхожу.
– Так какая же просьба?
– Я тут, Игорь Дмитриевич, – Филин встал, подошел к перилам, – в одном журнале вычитал, как раньше в Англии бультерьеров выращивали. Не знаете?
– Да нет.
– Щенка подросшего натравливали на быка, а когда он челюстями своими захватывал сердешного, то собачке голову отрубали.
– Зачем? – удивился Игорь.
– Проверяли замок челюстей. Если разжимались зубы, то весь помет под нож.
– Значит, я бультерьер?
– Вроде того, Игорь Дмитриевич, вроде того.
– А кто же бык? – Игорь со злостью сдавил пустую банку из-под пива.
– Не хочу, Игорь Дмитриевич, чтобы ты голову потерял. Не хочу. Поэтому оставь «Антик» в покое.
– Вот ты к чему, Филин, – зло выдохнул Корнеев.
– Да, дело у вас забрали. Но я тебя знаю много лет, ты, как тот бультерьер, не отступишься. Так вот, отступись – и мы в расчете.
А речной трамвай совершил свой круг и вновь подходил к Берсеневской набережной.
Филин встал.
– Пойду я, Игорь Дмитриевич. Прощай. А ты на следующей сойди. Помни просьбу мою. Такие люди, как ты, должны платить долги.
Трамвай мягко ударился о кранцы, матрос забросил на кнехт канат.
Корнеев смотрел, как Филин шел по трапу. Сошел на берег.
А на трамвай садилась толпа пацанов и девочек, и растрепанная женщина никак не могла выстроить их в затылок.
Игорь смотрел вслед Филину и думал о том, что этот долг он, видимо, никогда не заплатит.
Филин солидно поднялся на набережную. Поднял руку.
Вдруг от дома номер 2 сорвались со стоянки красные «жигули».
Они наискось пересекли проезжую часть и на всем ходу вбили Филина в гранит парапета.
Игорь бежал к выходу, расталкивая детей, слыша за спиной бранные слова.
Трамвай начал уже отходить, и он, прыгнув, преодолел полосу воды и упал на самый край причала.
А на набережной уже толпа собралась, и Игорь еле протиснулся к Филину. Вернее, к тому, что раньше было Филином.
Кафтанов отхлебнул кофе из стакана, потом встал, подошел к холодильнику, вынул из него два бублика.
– Боитесь, что протухнут? – попытался пошутить Игорь.
– Хлеб в холодильнике всегда свежим остается, – серьезно ответил Кафтанов. – Ну давай, пей кофе и дальше рассказывай.
– А что рассказывать? Убийца развернул машину, въехал во двор дома номер два, потом под арку у девятого подъезда, там завернул за угол. Бросил машину и ушел спокойно проходными дворами. Отработали жилмассив. Его видели четверо. Мы сделали фоторобот. – Игорь положил на стол снимки. – Мне кажется, что это один из тех, с кем я встречался в гараже.
– Кажется или точно?
– Точно.
– Они убрали Филина, который, по твоим словам, собрался на покой. Значит, появился кто-то, чье влияние значительно больше. Что думаешь делать?
– Андрей Петрович, они придут к Третьякову, ну а Логунов установил, что владелица «ягуара», Сомова Наталья Борисовна, почти ежедневно посещает валютный бар «Интуриста». А кроме того, у нас ее адрес есть.
– Значит, так, Корнеев. – Кафтанов встал. – Ты к Третьякову, а Логунов пусть эту даму сюда привезет.
– А ты крутой парень. – Гольдин внимательно, словно впервые увидел, поглядел на Серого.
Серый сидел за столом на кухне в квартире Саши Летчика и пил кофе.
Он поставил чашку, поднял глаза на Романа.
И Гольдину нехорошо стало от этого взгляда.
– Теперь ты возьмешь все наши московские дела. – Гольдин встал, подошел к окну.
Армянский переулок был полупустым. Солнце высвечивало старые дома, и они в свете этом опять стали нарядными, словно их отремонтировали.