Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва

Хруцкий Эдуард Анатольевич

Есть профессии, о которых пишут в газетах, делают телепередачи. Но мало, очень мало знают у нас о людях, посвятивших свою жизнь перевоспитанию людей с искореженной психикой. И хотя Вадим шел вместе с майором Корпом, прапорщик все равно внимательно прочел его удостоверение и, приложив ладонь к козырьку, с интересом посмотрел на подполковника из легендарного МУРа.

Жилая зона напомнила Вадиму военный городок, в котором когда-то в далекой молодости он служил. Только окна двухэтажных бараков намертво схватили решетки.

Чистота, порядок, строгость.

Дневальные, в синих куртках, с повязками на рукавах,

вытянулись, как солдаты, приветствуя майора.

– Степанов, – подозвал одного из них Корп.

Дневальный подошел, остановился, глядя на майора прищуренными светлыми глазами.

– Вы почему в школу не ходите?

– Я к учению неспособный, гражданин майор.

– Вот что, Степанов, я вам так скажу. На волю выйдете, там будете жить как хотите. А пока помните: не умеете – научим, не хотите – заставим. У меня все, идите.

Степанов недобро мазнул глазами по Корпу и Орлову и отошел.

– Трудный экземпляр. Рецидивист. Вор-домушник. Кончил пять классов и учиться не хочет. Ничего, заставим.

– У вас десятилетка?

– Нет, одиннадцатилетка, как школа рабочей молодежи. Но по его сроку он еще два курса института успеет закончить. Ну, вот мы и пришли.

Вадим увидел здание с надписью «Клуб».

– Вы идите, библиотека на втором этаже, а я вас здесь подожду.

У входа висел лозунг: «На свободу с чистой совестью». В вестибюле расположилась Доска почета колонии. Вадим подошел к ней. Портреты передовиков напоминали ему муровскую картотеку. Уж больно выразительные лица были у знатных тружеников этого учреждения. Одна ячейка для фотографии была пуста. Но подпись осталась. «Суханов», – прочитал Вадим. Орлов поднялся на второй этаж, подошел к дверям библиотеки, осторожно открыл их и шагнул в комнату. Никого.

Потом он услышал, что кто-то в глубине комнаты, за стеллажами, напевает:

Наш уголок нам Никогда не тесен…

И Вадим увидел спину человека в синей форменной куртке, только очень новой и отглаженной, из-под которой вопреки правилам выглядывал воротничок голубой рубашки.

– Добрый день, Александр Петрович.

Человек обернулся, увидел Вадима и улыбнулся:

– Батюшки, Вадим Николаевич! Какими судьбами?

– Решил проведать вас.

– Так идите сюда, я сейчас чайку заварю.

– Ах, Александр Петрович, все-то у вас есть, даже здесь.

– Живу на доверии. Начальство точно знает, что чай у меня только для тех целей, для которых он продается.

– А блатные не пристают?

– Ко мне?

В голосе Лосинского послышалось такое недоумение, что Орлов сразу же понял неуместность вопроса. Пожалуй, в уголовном мире Москвы Вадим не знал человека, пользующегося большим авторитетом, чем Лосинский. Он не воровал и не убивал. У него была другая профессия. Филин организовывал преступления. Он разрабатывал операции. Причем выстраивал их с шахматной точностью. Лосинский начал заниматься этим еще в тридцатых годах. «Попасть к нему на прием» считалось большой честью для «рыцарей уголовного мира». Лосинский «работал» только с тем, кому безусловно доверял. Никогда, ни в одной из его комбинаций не совершалось убийство или просто избиение потерпевшего.

– Я противник любого насилия, –

любил говорить он.

Крупные мошенничества и аферы, легендарные, вошедшие в историю криминалистики ограбления были совершены по его указанию. Он был своеобразной энциклопедией уголовного мира. Знал всех «королей» подпольного бизнеса, к ним-то и направлял своих людей Филин.

Несколько лет назад Вадиму пришлось серьезно повозиться с крайне запутанным делом, концы которого уходили в Ош, Ташкент, Сухуми, Ригу. Лосинского он арестовывал в Таллине, вечером в варьете. Филин сидел с дамой, пил шампанское и смотрел программу. Взять его не составляло труда, но кто знает, каким стал этот гроссмейстер комбинаций. Вполне возможно, что у него могло оказаться оружие, а терять ему нечего. Была пятница. Зал ресторана был набит плотно. Прекрасно одетые, серьезные эстонцы пришли провести свой еженедельный вечер в любимом месте. Вадим уже давно отвык от ресторанной чопорности. В Москве все было более демократично. Там приходили в ресторан в джинсах и куртках. Вообще люди потеряли чувство меры. Когда-то в Москве прийти в ресторан вечером без галстука считалось не то что неприличным, а просто диким.

А теперь даже во МХАТ на премьеру являются в куртках с надписью «Адидас».

Но в Прибалтике все осталось по-прежнему. Итак, оркестр играет, милые девочки, артистки варьете, обнаженные почти полностью, танцуют что-то озорное, меняются краски прожекторов, а Вадим и таллинский коллега Валера Данилевский не знают, что предпринять. Наконец Данилевский, хитро усмехнувшись, подозвал метра. Тот выслушал его и, серьезно кивнув, отошел.

– Что ты придумал? – спросил Вадим.

– Сейчас увидишь.

Номер варьете закончился, и к Филину заскользил официант с подносом. Он споткнулся у самого стола, и мороженое, перевернувшись, потекло по прекрасно сшитому пиджаку. К столу бежал метр, официант пытался салфеткой вытереть лацканы костюма. Вадим не слышал, что говорил Филин. Он только увидел, как Лосинский поднялся, развел руками, видимо извиняясь перед дамой, и заспешил к выходу.

– Он в номер идет, переодеваться, – сказал Данилевский, – пошли.

Они встретили Филина на этаже. Коридор был пуст, слабо освещен. Лосинский подошел к двери, достал ключ.

– Руки, – тихо сказал Вадим, толкнув его стволом пистолета в бок.

– Неплохо, – усмехнулся Филин, – поздравляю вас.

Потом были долгие допросы и долгие беседы. И Орлов понял, что его собеседник – человек незаурядный. Займись Лосинский настоящим делом, он мог бы достигнуть многого.

Итак, они пили чай и говорили о книгах. Наконец Лосинский, хитро прищурившись, спросил:

– Так что же вас занесло в такую даль?

– Долг, Александр Петрович, дело.

– И вы хотите, чтобы я помог вам?

– Хочу.

– Но вы же знаете мой принцип – я никого не продаю.

– Но я знаю и другое.

– Что именно?

– Вы единственный человек, который, как никто, осведомлен о моих клиентах.

– Дорогой Вадим Николаевич, еще Екклезиаст сказал, что знания увеличивают скорбь.

– Александр Петрович, расскажите мне о Суханове.

– Это другое дело. Я очень привязан к нему. Он добрый, смелый и честный парень.

– Так почему же он бежал?

– Вы верите, что он мог ограбить кого-нибудь?