Истинное чтение

Быстров Владимир Иванович

На основании этого места Мордехая, Исерлес и внёс в Шулхан Арух своё примечание (хага): "некоторые говорят, что если дочь священника переменила веру или блудодействовала, то отпадает обязанность святить его, ибо "она профанирует отца своего".

Следовательно, работа Юстуса выразилась в следующем: 1) мнение, значащееся с ремаркой "некоторые говорят", он возвёл в общий закон, хотя как бывшей еврей, не мог не знать, что это частное мнение никогда силу закона не получало; 2) "дочь" у него обратилась в "кто-либо из детей" (вследствие чего он вынужден был опустить слова: "или блудодействовала"); 3) "отец" обратился во "всю семью". Центр тяжести закона у Юстуса заключается в словах: "если кто-либо из детей сделается акумом", т. е., по его уверению перейдёт в христианство; на самом деле, как мы видели, речь идёт о перемене религии вообще и о последствиях, какие, по мнению Мордехая, должен влечь

этот весьма зазорный в глазах раввина шаг. Ещё одна подробность: у д-ра Юстуса значится: "если кто-либо из детей священника примет христианство, вся семья осквернена". Д-р Эккер, оправдывая такой перевод, жалеет только, что пропущены слова "или если она блудодействовала". В пятом издании Judenspiegel"я эти слова уже имеются, причём весь "закон" украсился такой припиской: "Christ oder Unzuchti der ist gleichbedeutend" (т. е. христианин и блудник, следовательно, одно и то же) [12]. Мы уже говорили об истинном значении этих сочетаний; в данном законе указанное значение выступает весьма ярко: об осквернении отца в случае блудодеяния дочери говорит Библия, об осквернении его вследствие перемены веры дочерью говорит Мордехай через несколько тысяч лет (этот раввин был замучен вместе со своими пятью детьми в Нюрнберге в 1298 г.): - оба мнения, столь разнородные по значению, соединяются в виде необязательного юридического мнения союзом "или" в Кракове в 1571 г., и на этом основании приват-доцент Эккер в 1884 г. обвиняет еврейство в нетерпимости именно к христианской вере!

Закон 6. "Еврей, сделавшийся акумом, проклят до такой степени, что даже когда он жертвует в синагогу свечи или же нечто подобное, то принимать их воспрещено". (Орах Хаим 154, 11, Прим.).

На самом деле, по переводу Эккера в тексте Шулхан Аруха значится: "если кто-нибудь, который перешёл к акумам, дарит воску или свечей для синагоги, то запрещено зажигать их".

Зачем д-ру Юстусу понадобилось вводить "проклятие", да ещё в такой форме, что человек, не знающий, о чём идёт речь, может подумать, что непринятие свечей есть высшая степень проклятия; зачем он вместо "воска" ставит более широкое "нечто подобное"; зачем, наконец, ему надо было незажигание свечей обратить в более грозное "непринятие" - всякому понятно. Без этого текст Шулхан Аруха ничего зазорного не представляет: человек изменил вере своих отцов, и неприлично, чтобы его свечи горели в синагоге во время молитвы. Можно бы привести из законодательных книг других исповеданий более страшные предписания не только о прямых вероотступниках, но о людях, просто зашедших в еврейскую синагогу, зажёгших там свечу или принявших от еврея пасхальный пресный хлеб. Едва ли где в настоящее время этот закон Шулхан-Аруха исполняется: в синагогах зажигают свечи, не справляясь о том, кто их пожертвовал - еврей или вероотступник.

Эккер по поводу этого закона пишет: "в тексте Юстуса "зажигать" по смыслу тождественно с "принимать" (ср. противоположное в комментарии "Маген Авраам", где сказано: "это следует принимать от акума")".

Выходит, что Эккер лучше понимает текст Шулхан Аруха, нежели "Маген Авраам". Однако, если бы он заглянул в источники, откуда разбираемый закон почерпнут, он бы увидел, что речь идёт именно о возжжении свечей, и притом в синагоге, во время молитвы. В пятом издании этот "закон" выброшен.

Закон 7. "Молитвы Симун (еврей читает её после обеда; в конце молитвы благословляется и хозяин дома) нельзя читать в доме акума, дабы не благословился и акум". [13] (Орах Хаим 193, 3, Прим.).

На самом деле, в прим. к Шулхан-Аруху буквально сказано следующее: "Вошло в обычай не совершать обряда зиммун в доме акума, и мне кажется, что мотив этого лежит в том, что невозможно придти для установленной трапезы [14] в дом акума из боязни перед ним же, так что получается, что они ели без "установления"; кроме того, так как есть основания опасаться неприятностей (букв.: опасности), если они изменят текст славословия и пропустят слова "Милосердый да благословит хозяина дома сего", то они с самого начала не собрались для трапезы "установленной", а предполагали молиться каждый отдельно".

Это примечание Исерлеса, выхваченное автором из средины, требует больших объяснений. Буду краток. Обряд "зиммун" (о нём подробно см. наш перевод Талмуда, т. I, стр. 27 сл. и 94) совершается в присутствии не менее трёх евреев после "установленной" (как бы солидной) трапезы - как обед, ужин и т. п.
– а не после лёгкой, "случайной" закуски. При этом требуется, чтобы уже с самого начала все понимали, что идёт трапеза "установленная", за которой последует "зиммун". Моисей Исерлес, в своих примечаниях к Шулхан Аруху отмечавший обычаи польских евреев, указывает, что не совершают зиммуна в нееврейском доме (в самом

Шулхан Арухе нет подобного запрета). Разбирая могущие быть основания этого обычая, он останавливается на двух: во-первых, так как в доме акума евреи не спокойны, постоянно опасаясь нападения, то трапеза, как и самоё пребывание в доме, носит для еврея характер случайный, а потому зиммуна не требуется; во-вторых, так как они думают, что хозяин их прибьёт, если узнает, что кто-либо пропустил установленное для домохозяев благословение, то они, следовательно, и не предполагали устраивать зиммун, и трапеза не может считаться "установленной". Впрочем, сам Исерлес не считает эти мотивы непогрешимыми; он пишет: "не должно менять обычаи, даже если не признать эти мотивы неудовлетворительными, ибо, так как обычай давно уже существует, то можно думать, что они (приступая к трапезе) не предполагали, что вкушают вместе именно установленную трапезу".

По видимому, эти тонкости еврейского ритуала не совсем знакомы д-ру Эккеру, поэтому он приводит только часть примечания Исерлеса, и притом по невежеству своему останавливается на середине предложения. Изложив совершенно правильно первый из приводимых Исерлесом мотивов, он продолжает: "Кроме того, потому что должно бояться опасности, если изменить текст благодарственной молитвы и не сказать: "Милосердый да благословит хозяина дома сего"" ("ferner weil Gefahr zu bef;rchten ist, als man den Wortlaut des Dankgebetes ;ndern und nicht sagen w;rde: "Der Barmherzige segne den Herrn dieses Hauses!""). Выходит стало быть, что "зиммун" в христианском доме не совершают потому, что еврей будет наказан, если не благословит христианина, как требуется ритуалом "зиммуна".

Резюмируя всё сказанное по поводу закона о "зиммуне", находим:

1) Автор возвёл один из мотивов, коими Исерлес в примечании к Шулхан Аруху объясняет существовавший в его время обычай, в прямой закон Шулхан Аруха. 2) У Исерлеса сказано: возможно, что отправляясь в дом акума, евреи не считают его подходящим местом для обряда зиммун и громогласного благословения домохозяина, поэтому зиммун там не обязателен; у д-ра Юстуса: "молитвы зиммун нельзя читать в доме акума, дабы не благословить акума". 3) Вместо того, чтобы привести всё примечание Исерлеса, д-р Эккер останавливается на середине предложения, скрыв от читателя конец, где сам Исерлес признает свою мотивировку "неудовлетворительной".

Закон 8. (Перевод г. Шмакова). "За каждое ощущение благоухания еврей обязан прочитать бераху - краткую благодарственную молитву, кроме тех случаев, когда пряности или нечто благовонное уже побывали в отхожем месте для устранения дурного запаха, или же когда благовония находились в руках блудницы, которая употребляет духи с целью соблазна людей ко греху, или же, наконец, когда благоухающие вещества принесены из капища акумов (у Юстуса прямо: "когда они были в церкви, а именно, христианской"), тогда запрещено произносить бераху за благоухание, потому что оно уже осквернено отхожим местом, блудницею или капищем акумов (у Юстуса: "церковью"). (Орах Хаим 217, 2, 4 и 5; взято из талмуда Берахот 51 и 53, и Рамбам, Берахот 9).

На самом деле, в Шулхан Арухе буквально значится:

Орах Хаим 217, 2: "Нельзя читать благодарственной молитвы над благовониями отхожего места, ниже над маслом, приготовленным для удаления грязи" [15].

217, 4: "Над благовониями эрвы [16], как напр., пачкою пряностей, которая висит на её шее, или которую она держит в руке либо во рту, нельзя читать благодарственной молитвы, потому что запрещено и нюхать их, ибо это может привести к соблазну поцелуя или плотского соприкосновения".

217, 5: "Над благовониями идолопоклонства нельзя читать благодарственной молитвы, потому что запрещено и нюхать их".

Каждый из этих законов, как справедливо замечает Эккер в своём заключении, является объяснением предшествующего общего правила (217, 2): "благодарственную молитву читают лишь над такими благовониями, которые приготовлены, чтобы их нюхали". Если даже допустить, что под "идолопоклонством" разумеются, как полагает Эккер, христианские церкви (хотя это вздор, ибо весь закон дословно взят из Мишны, см. Берахот 8, 6, где ясно, что речь идёт именно об идоле), если даже допустить это, то в законе ничего предосудительного нет. Есть религии, который выражают стремление оградить своих исповедников от предметов и обрядов чужого культа далеко не в такой наивной и безобидной форме, как запрещение читать молитвы. Вся работа д-ра Юстуса выразилась в том, что он разнородные, отдельно выраженные законы соединил воедино, заменил честную женщину "блудницей", а "идола" - "христианским храмом", поставил между ними выравнивающий союз "или" и подчеркнув нелепое, им самим выдуманное слово "осквернено", преподнёс закон в кавычках, как подлинный закон Шулхан Аруха.