Истины нет
Шрифт:
Грюон оглянулся. Посреди комнаты парила блеклая тень с поникшей головой, которую что-то поддерживает за шкирку и под руки. По полу, стекая с ног духа, стелился густой угольный дым, расползаясь во все стороны, но удивительно быстро растворяясь. Лишь на короткий миг за спиной Призрака проявилась высокая фигура в источающих клубы грязно-черного тумана одеяниях, блеснула серебряными арабесками высокая багровая корона и тут же все исчезло. По комнате прокатилась холодная волна. Дух Призрака медленно опустился на колени, словно труп, идущий ко дну, и стал заваливаться на бок.
— Не успеть! — выдавил кардинал, и тут же: — Помогай, лекарь!
Грюон подскочил к телу Призрака и схватил его под руки. Волдорт взялся под ноги, и они аккуратно потащили брата Хэйла к испаряющемуся духу.
— Если раны разойдутся, он снова умрет, —
Кардинал словно не услышал.
— Кашш проявился в своем обличии.
Грюон зло посмотрел, но снова промолчал.
Они поднесли тело к духу, и кардинал, оттолкнув священника, стал читать молитвы. Волдорт, устало поднимаясь с пола и потирая ушибленное бедро, с ужасом слушал эту молитву на языке мертвых, ибо читалась она не для Живущих Выше. И не их просил Грюон помочь, и не из их Плана он сейчас черпал силу для своего заклинания. Вокруг пальцев пресвитера заструились, кружась и собираясь в причудливые завитки, словно снежинки в танце на легком ветру, пепельные нити. Они собирались в руны, дрожащие, словно сейчас же испарятся, но не исчезали, а, дрожа и пульсируя, переплывали по воздуху. Одна к телу, вторая к ногам духа, к телу, к ногам, к телу, к ногам, собираясь в одну пентаграмму. Волдорт отшатнулся. Он узнал эту пентаграмму. Видел в древних манускриптах. Только за ее начертание пальцем на песке рисовальщика могли предать смерти в страшных муках, не говоря о ведовстве на ней. Грюон использовал некромантию! Отвращение и ужас смешались с восхищением. Кардинал делал невозможное. Он, слуга Живущих Выше, читал заклинания мертвых, возвращая к жизни мертвеня. И Живущие Выше не могут не знать об этом. Но удивительней всего было то, что сквозь заклинание Перелива то и дело проскакивали короткие, почти неуловимые заклятия неизвестной природы, которыми Грюон заканчивал врачевание. И это уже само по себе было удивительно. Кроме того, Волдорт чувствовал, что после заклинаний смерти кардинал не будет лишен второй стороны своей Силы, которая питается из другого Плана, и что Солнечные Бинты, так необходимые для оберега ран, последуют сразу после этого. Так и случилось. Едва осклизлые эфирные щупальца, плеснув из пентаграммы и оплетя дух, словно спрут свою жертву, заволокли ее назад в тело, Грюон выпрямился во весь рост и заговорил на певучем, красивом языке. И вот его руки уже плетут не ужасное и темное заклинание, но искрящуюся и источающую свет и тепло полупрозрачную ткань, которая ровными полосами окутывает раны.
Волдорт не смог скрыть восхищения и шумно выдохнул. Восхищение недостижимостью того, что происходило на его глазах. Существует огромное количество Миров, и в каждом, что не стоит в Великом Кольце, есть свои разумные существа. В каждом из таких Миров идет борьба за души. Где-то, как в Немолчании, преимущество за Живущими Выше, где-то превозносят больше иных Радастан, где-то Иганию или Равнины, но где бы то ни было побеждает лишь одна Сила. И ни одно существо, кому бы оно ни поклонялось, не способно управлять Силой сразу нескольких божеств. Это совершенно точно. Волдорт много вечеров провел за воспоминаниями и за беседами со своим другом, который рассказывал много и детально. И он не мог ошибаться, как не могли ошибаться наставники в Ор-Нагате, передававшие свои знания и опыт ходящим настолько тщательно, насколько это вообще возможно. И вот старый священник видел невозможное. И снова он почувствовал, как проникается огромным уважением к Грюону. Не к поступкам, но к его возможностям, которых он, очевидно, добился упорством и огромной жаждой знаний.
Кардинал закончил ритуал. Работа была проделана большая, и оттого Грюон стал бледен. Он присел на скамью и негромко произнес:
— Подойди, брат мой.
Священник сбросил оцепенение и присел рядом с кардиналом. Грюон взял его за плечи, заглянул в глаза и прошептал:
— Брат мой, Волдорт.
Голос пресвитера сделался совсем тихим.
— Ты останешься. Останешься и будешь неотрывно следить за здоровьем брата Хэйла. Ты сам говорил, что лекари Немолчания никудышные и лечат любую хворь кровопусканием, потому доверить его сон и выздоровление я могу лишь тебе. Я рассчитываю на тебя, а ты сможешь рассчитывать на мою Силу при необходимости. Как думаешь, брат, через сколько он встанет на ноги, если не прибегать к молитвам?
— Ваше Высокопреосвященство, раны очень серьезны. И без заклинаний уже
— Вот именно. Потому ты будешь заботиться о нем, — в глазах кардинала снова блеснул жесткий светлячок.
— Вы можете поднять его на ноги, лишь прочитав нужные молитвы, Ваше Высокопреосвященство, — уколол Грюона Волдорт. — Раны стянуты, кости стоят на своих местах. Стоит лишь срастить их и закрепить раны, а сверх Солнечных Бинтов упросить Живущих Выше о Ласковой Заботе. И через два дня он снова сможет кинуть меня в яму и тыкать кинжалом в ребра.
— Могу, — внезапно с громадной душевной теплотой ответил кардинал, словно прослушав издевку в голосе Волдорта, — конечно, я могу. Но мне нужно, чтобы он мог ходить через неделю, самое раннее. А потому я не стану чрезмерно расходовать свои силы. Пока ограничусь лишь необходимым для того, чтобы дух его снова не решил, что тело мертво, и не уподобился блохам, бегущим с дохлого пса.
— Без новых Бинтов или заклинаний он через неделю начнет сам ходить лишь по нужде.
— Будут Бинты и будет Ласковая Забота, брат мой. Но не так, как хочешь ты. Второй раз ты не заставишь меня расплескать Силу. И без того чрезмерно я зачерпнул.
Снова злые искры запрыгали в глазах кардинала. Волдорт не отвел взгляда. И опять ласковый голос.
— Оставайся, друг мой, с раненым. Следи за ним, при случае зови. Я буду часто навещать вас. Через неделю брату Хэйлу надлежит верхом сопровождать герцога. А потому лечи его, как сделал бы эккури в Равнинах. Если беспокоишься о косых взглядах, гони всех прочь. Мои люди, — Грюон сделал манящий жест куда-то в сторону двери, она тут же распахнулась, и вошли четверо солдат, словно могли видеть сквозь стену и ждали сигнала, — будут во всем помогать тебе, что касается ухода за раненым. А сейчас мне надобно отдохнуть. И, Волдорт, я не забываю добра и возвращаю долги.
Кардинал поднялся и, опираясь о руку одного их своих стражей, вышел прочь. Спустя короткий миг в комнату зашла пара гвардейцев и аккуратно переложила раненого на кровать. Молча они еще раз осмотрели помещение и вышли.
Волдорт лишь шумно выдохнул, надув щеки, и улыбнулся от досады. Он действительно хотел вдругорядь заставить кардинала зачерпнуть слишком глубоко, но в этот раз Грюон не поддался на провокацию. Священник догадывался, что кардинал не пожалел бы сил, чтобы поставить на ноги своего ручного убийцу, и подобная бережливость объяснялась лишь одним: Грюону нужно было еще одно мощное ведовство, и внезапно Волдорту показалось, что он догадался, какое именно — разговор с мертвым. Он даже подпрыгнул от неожиданности. Он, стоя на стенах башни тем утром, видел, как прибыл Призрак. Видел повозку и смог разглядеть очертания укрытого в повозке мертвеца. То, что кардинал пошлет своих людей в поисках сбежавшего капитана, было очевидно. И, может, этот ручной пес, брат Хэйл, все-таки смог догнать беглеца? А раз так, то, возможно, это сейчас несчастный Лесли лежит в повозке! Волдорт задрожал от волнения. Не зря Призрак, умирая, привез его. Ох не зря. Кардиналу все еще нужны сведения о пути Кйорта, и куда легче получить прямые ответы у связанного духа, нежели разбирать путаные образы-мысли живого существа. Опасно, конечно, но выбора особо нет.
Священник посмотрел на раненого. На бледных щеках его уже появился слабый, чуть заметный румянец, который громко заявлял, что человек будет жить. Волдорт вспомнил Лесли, и его лицо омрачилось. Только что он спас от смерти того, кто убил достойного человека и друга. И если он прав, если в повозке действительно Лесли, то стоит вознести молитву. Душа священника встрепенулась, рассыпая по его телу колючие и холодные, но такие приятные и легкие иголки умиротворения, ибо он будет молиться. Молиться своим богам, так горячо, как никогда до этого.
* * * *
Кардинал, едва выйдя из залы, расправил плечи, а лицо его вновь обрело здоровый цвет. Лукавая усмешка тронула лишь уголки губ; только для Волдорта он разыграл это представление. «Пусть думает, что я снова достаточно ослабел», — Грюон внутренне улыбался. Несчастному невдомек, что под Солнечными Бинтами тщательно скрыта Ласковая Забота, — молитва для пресвитера его силы не такая уж и накладная. Сложнее было совместить две молитвы в одну, но он справился. И справился отлично: Волдорт ни о чем не догадался.