Источник

Миченер Джеймс Элберт

Часто, когда Гершом пел у винной лавки, Керит заходила в нее за вином или оливковым маслом, хотя раньше она посылала девушек-рабынь, и каждый раз все с большим удовольствием слушала пение этого беглеца. Она узнала, что его имя означает «странник среди нас», а братья убитого поведали жителям Макора, что история убийцы не так проста, как ее излагал Гершом. Они объяснили, что он, человек без роду и племени, явился в их деревню, но уговорил выйти за себя дочь человека, овец которого он потом украл. Рану на шее нанес ему не их убитый брат, а полоснул его тесть, когда пытался отбить угнанный им гурт. Что же до убийства, то Гершом без всяких на то причин, в темноте напал на их брата из засады.

–

А как он стал изгнанником оттуда, где жил вначале? – спрашивали люди в Макоре, на что братья отвечали:

– О его прошлом мы ничего не знаем.

– Он рассказывал нам, что происходит из рода левитов, – сказал какой-то мальчик.

Братья пожали плечами:

– Может быть.

На первых порах Керит пыталась понять, где кроется правда, но, когда люди в Макоре начали привыкать к певцу, она перестала обращать внимание на его туманное прошлое и просто стала слушать его песни. И вот как-то раз, когда она, стоя у винной лавки, слушала, как он поет группе детей, его песня прозвучала таким благодарственным гимном, что она целиком захватила ее, словно этот чужеземец ухватился не за рога алтаря, а за подол ее платья:

Шипы мне впиваются в ноги, От камней синяки на пятках, Но Яхве следит за мной с высоты. Он ведет меня шаг за шагом, И вот я у прохладной воды. Враги гнали меня всю ночь, Они гнали меня на мулах и верблюдах, И я испытывал страх. Но Яхве увидел, как я умираю в темноте, Он увидел мое одиночество И своей любовью привел меня к его алтарю.

Эта песня говорила о личных взаимоотношениях с Яхве, который возвышался над вереницей предшествующих богов. Ее слова оказали сильнейшее воздействие на Керит, потому что стали логическим продолжением тех идеалов, которые ей, еще ребенку, внушал отец. В песнях Гершома Яхве был не только властителем небесных высей, но он еще находил время с жалостью смотреть на людей, чьи щиколотки изорваны шипами. И эта его двойственность была самым важным в нем. Хотя Керит никогда не испытывала потребности в Баале, она все же четко понимала, что Яхве никогда не снизойдет, чтобы утешить лично ее, – то, что ее соседи находили в Баале. А теперь Гершом утверждал, что Яхве – именно тот бог, о котором она тосковала: он был рядом и его можно было понять. Это был тот поэтический экстаз, которого до сих пор не существовало в той религии евреев, какой ее знали в Макоре, и это было открытие нового Яхве, принесенное стараниями этого странного незнакомца, которое поразило ее с сокрушительной силой.

Она все чаще стала посещать винную лавку, пока даже бездельникам из красилен не стало бросаться в глаза, что она покупает оливкового масла куда больше, чем требует ее простая кухня. Она торчала в дверях лавки, глядя на мужчину с семиструнной лирой, и многие в Макоре начали сплетничать, что она влюбилась в чужеземца. Вскоре эти сплетни дошли и до Мешаба Моавитянина.

Он прямиком отправился к Удоду. Нашел он его в том месте туннеля, где рабочие долбили твердую скалу. Стоял месяц Абиб, когда убирают ячмень и отправляют в Акко, где из него варят пиво. Мешаб сказал:

– Удод, твоя жена ведет себя как ягненок, что хочет спрыгнуть со скалы.

Маленький полный строитель сел.

– Что случилось? – спросил он.

– Она влюбилась в Гершома.

– Это тот, кто играет на кинноре?

Мешаб с жалостью посмотрел на друга:

–

Должно быть, ты единственный человек в Макоре, который этого не знает. И Керит влюблена в него.

Удод сглотнул комок в горле и облизал губы.

– Откуда…

В туннеле было слишком шумно, чтобы разговаривать, и Мешаб отвел Удода в заднюю часть главной шахты, где, очутившись в прохладной тени, сказал:

– Когда ты отправился в Акко покупать инструменты, у меня была возможность познакомиться с Керит. Она хорошая женщина, похожа на мою погибшую жену. Но она измучена… неопределенностью.

Удод вскинулся.

– Я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал он с такой уверенностью, словно волноваться надо было Мешабу. – Керит всегда мечтала перебраться в Иерусалим. Она говорила, что там будет счастливее. И у меня есть восхитительные новости. – Его так и колотило от радости. – Только ты не должен проболтаться. Я еще ничего не говорил Керит, чтобы не тешить ее ложными надеждами. – Он понизил голос до шепота. – Царь Давид собирается посмотреть туннель. Слухи о нем дошли даже до Иерусалима. – Посмотрев по сторонам, маленький строитель признался: – И конечно, он предложит мне отправиться в Иерусалим вместе с ним.

Моавитянин, полный жалости, покачал головой.

– И ты возлагаешь на это все свои надежды? – спросил он.

– О да! И тогда Керит будет довольна. То есть в Иерусалиме.

– Мой дорогой друг, беда подстерегает ее сейчас. У винной лавки… и именно сейчас.

– Я уверен, ты преувеличиваешь, – ответил Удод.

Мешаб понял, что должен вернуть своего друга к реальности, и поэтому он прямо и резко напомнил:

– Три года назад, когда сюда прибыл генерал Амрам…

– Ну, ну! Ни слова против генерала Амрама, – предупредил Удод. – Кроме того, именно благодаря ему ты стал свободным человеком.

Мешаб был готов продолжить, но тут по какой-то непонятной причине ему пришло в голову, что Удод знал о заигрывании генерала Амрама с его женой, но маленький строитель был полон такой решимости приступить к какой-нибудь новой работе после завершения городских стен, что его не заботило, какое ярмо ляжет ему на шею, если он добьется этого разрешения. Если Керит могла ему помочь, любезничая с генералом, если этого можно было добиться лишь таким путем, то Удод решил не вмешиваться. Посмотрев на своего друга, Мешаб подумал, что, должно быть, Удод охотно отправился на ту полуденную экскурсию, которую для него придумал генерал.

К его удивлению, Удод подтвердил эту догадку:

– Ты думаешь, я не видел, что генерал Амрам пытается сделать из меня идиота? «Удод, отправляйся туда. Удод, иди вон туда». И неужели ты думаешь, что, когда я занимался этими бессмысленными делами, моя жена уступила ему? Пусть ты и давно знаком с Керит, ты так и не понял, что она полна чистоты? – Глубоко уязвленный словами Мешаба, он отошел от него, но тут же вернулся и, схватив Мешаба за руку, сказал с презрением: – В тот день, когда Амрам появился в Макоре, у него было то, в чем я нуждался, – он мог дать разрешение на строительство туннеля. И я его получил. А у меня было то, чего хотел он, – но он не смог и близко к ней подойти. Так кто в том году оказался идиотом?

И Мешаб промолчал.

В этот момент Керит вышла из винной лавки, которую она посетила в третий раз за день, и внезапно сделала то, чего никогда не позволяла себе раньше: она остановилась прямо перед сидящим Гершомом и в первый раз на глазах у всех заговорила с ним.

– Откуда ты взял свои песни? – спросила она.

– Некоторые написал сам, – ответил он.

– А другие?

– Это старые песни моего народа.

– Кто твой народ?