Исток зла
Шрифт:
— Кого ты привел сюда, Керим? — спросил он.
— Этот человек пришел издалека. Алиджон-хан передал нам салам, хозяин…
— Он не таджик. Я вижу его впервые. Он не человек Алиджон-хана.
— Хозяин, он всё правильно сказал и сделал. Да будет позволено заметить нищему торговцу Кериму, что Алиджон-хан много работает с русскими.
Караванщик стоял, молча слушая разговор. Он не всё понимал, но «Алиджон-хан» понял отчетливо. Никто не посмел отобрать у него автомат, в кабинете никого не было, но он чувствовал, что в него сейчас целятся из нескольких стволов.
— Я его не знаю. Чего он хочет?
— Он хочет купить, хозяин.
— Купить… — торговец усмехнулся, — это хорошо… Плохо, если он думает, что
— Он сказал, что у него есть оружие, такое же, как то, которое у него в руках, хозяин…
Хозяин этого места и один из самых влиятельных торговцев в этом городе задумался. Оружие — это хорошо. Русские часто привозили сюда оружие, и оно без проблем расходилось. Пуштунские племена по обе стороны линии Дюранда приходили сюда, чтобы купить русское оружие. Значит, этот товар быстро найдет своего покупателя и осчастливит торговца хорошим доходом.
— Какова цена его оружия?
— Он не сказал, хозяин. Он сказал, что должен узнать цену, какую за него здесь дают, и только потом он скажет свою цену.
— Это разумно…
Хозяин заведения в раздумье потер голый подбородок.
— Сколько ты хочешь купить, русский?
— Килограммов двести. Это для начала. Надо проверить канал.
— У тебя есть такие деньги, русский? — изумленно спросил хозяин заведения.
— Я же не спрашиваю, есть ли у вас столько товара? — резонно ответил русский. — Куплю я у вас или нет, будет зависеть от цены, которую вы предложите.
— Но русский, какую же ты хочешь цену?
— Ту, которую я не получу там, в торговых рядах.
— Но двести килограммов, если вдуматься, — не такая уж и большая партия.
Русский покачал головой.
— Когда я последний раз видел Алиджон-хана, да продлит Аллах годы его (оба афганца при этих словах ритуально провели руками по лицу и сказали: «Омен»), он сказал мне, что здесь я найду мудрых людей, способных думать не только о сиюминутном, но и о будущем. Каждый из нас кушает свой кусок хлеба — и Аллах свидетель, я не намерен отнимать у вас ваш. Но я не могу терять и свой, в той стране, где я живу, — устоявшийся рынок, для того, чтобы люди купили у меня, мне надо дать им достойную цену на товар, дать им заработать больше, чем они зарабатывают на обычных поставщиках. В той стране, где я живу, продавать не так-то просто, чтобы у тебя был покупатель, надо первый раз предложить ему даром и второй и третий, чтобы он втянулся. Только в таком случае на нем потом можно заработать. А полиция? Аллах свидетель, я не ищу себе лихвы, я думаю о будущем…
Владелец заведения согласно кивнул. Русский говорил красиво и правильно, но надо помнить, что в каждой сделке есть две стороны, и у каждой стороны интересы противоположны. Одни хотят продать подороже, вторые — купить подешевле. И если ты будешь думать не о своих проблемах, а о проблемах других людей, ты ничего не заработаешь.
— Ты хорошо говоришь, русский. Правильно. Но и у нас есть свои расходы, только барану всегда кажется, что на чужом пастбище трава слаще. Если ты думаешь, что мы купаемся здесь в роскоши, — посмотри вокруг. Почти все, что мы зарабатываем тяжким трудом, мы вынуждены отдавать, у нас остается только на то, чтобы кормить наши семьи. Если тебя поймают с наркотиками, русский, то тебя ждет суд твоего царя, а если мы откажемся платить дань, которая, Аллах свидетель, несоразмерно высока, то ночью придут люди, перережут горло и бросят тело в реку Кабул без должного погребения. А всё, что заработано тяжким трудом, отберут и пустят семьи по миру. Ты говоришь про свои проблемы, но помни и про наши, мы не можем опускать цену ниже, чем она есть. Но если ты дашь заработать нам на том товаре, что ты привез на продажу, мы сможем дать тебе свой товар по самой низкой цене, такой, чтобы только покрыть наши расходы.
— Хоп! [105] — моментально проронил русский. — Но меня нельзя обмануть, я буду знать цену на свой товар и на ваш тоже.
— Мы не собираемся никого обманывать, — делано оскорбился хозяин заведения, — мы здесь сидим не для того, чтобы обманывать. Приходи сюда ближе к вечеру, русский, — и мы договоримся с тобой.
— Я приду. Кого мне спросить?
— Тебя пропустят. Просто подойди к воротам, через которые ты вошел, скажи, что ты гость Гульбеддин-хана, — и тебя проведут куда нужно.
105
Договорились — типичное словечко в таких переговорах, в ходу в Азии.
Вместо ответа русский неторопливо, чувствуя, как моментально напряглись невидимые стрелки, полез в карман. Но извлек он не пистолет, не гранату, а большую золотую монету. Перебросил ее хозяину. Бакшиш и залог…
— Буду рад видеть тебя здесь, русский… — осклабился хозяин, — я провожу тебя…
Монета была толстой, сделанной из чистого золота. Коллекционные десять червонцев, очень дорогая вещь с портретом Александра Четвертого Великого. Такая монета стоила пять номиналов, и если человек может дать такую монету просто в качестве бакшиша, значит, у него и впрямь водятся деньги.
Непредвиденное произошло у выхода. Русский и Керим вышли из караван-сарая как раз в тот момент, когда к нему подрулил небольшой грузовичок. Это был необычный грузовичок — на нем на грузовой платформе были установлены грубо сваренные клетки для животных, но поверх прутьев были привязаны проволокой деревянные панели и брезент, чтобы никто не разглядел, что находится в клетке. Увидев хозяина заведения, пассажир грузовичка соскочил с сиденья и, что-то крикнув, убрал один мат, чтобы покупатель мог увидеть товар. Керим прошипел «Шайтан!», владелец караван-сарая закричал на водителя, чтобы тот немедленно закрыл клетку обратно, но русский успел увидеть, что было в клетке.
Там были дети. Связанные, в оборванной одежде, избитые русские дети. Двое мальчиков и одна девочка. И один из мальчиков что-то крикнул по-русски.
Но русский ничем не показал, что увидел это или это как-то заинтересовало его. Он равнодушно отвернулся.
Нищий торговец Керим вернулся в караван-сарай через час. Перед этим он вызвал своего племянника — того самого, что следил за дуканом, и дал ему поручение — сбегать по известному ему адресу и сказать, чтобы всё разузнали про русского. Был ли он здесь раньше, с кем и на чем приехал, где стоит машина и какая она, что сейчас делает этот русский. Керим никому и никогда не доверял, какие бы имена ни назывались. И был в этом прав.
Когда племянник вернулся и сказал, что всё сделал, Керим оставил его торговать в дукане, а сам пошел обратно, в караван-сарай на базаре. Он был в такой ярости, что никто не посмел остановить его…
Владелец заведения успел осмотреть товар, который ему привезли, и оказался доволен. Всё, как заказывали, — девочка пятнадцати лет, русская, с длинными и золотистыми, словно у гурии-девственницы в раю, волосами и два мальчика. Мальчиков он с выгодой перепродаст, а девочку оставит себе. Кто сказал, что для того, чтобы насладиться гуриями [106] , надо попасть в рай? Сегодня ночью он придет к своей наложнице и познает рай на земле, ведь мало кто заслужил его так, как он…
106
Гурия — девственница в раю. Шахиды верят, что в раю каждого из них ждут семьдесят две гурии, причем после каждой ночи они вновь становятся девственницами.