Исток зла
Шрифт:
— Ты куда-то собрался? — иронично осведомился напарник.
— Там дети, — лаконично ответил русский, устанавливая лазерный целеуказатель армейского стандарта сбоку на цевье.
— Какие дети? Араб, ты в уме?
— Русские дети. Два мальчика и девочка.
— Откуда они там?!
— Не знаю. И знать не хочу.
Напарник схватил Араба за плечи, развернул к себе.
— Ума лишился? Что еще за дети?
— Наверное, похищенные. Их надо вызволить оттуда.
— Не сходи с ума. Завтра — время Ч! Может быть, даже сегодня ночью.
Ни один из офицеров не знал, когда будет время Ч, такое не сообщают, тем более тем, кто идет за линию фронта.
110
В этом не было ничего такого, хотя сейчас это кажется диким. Генерал Теодор фон Бредов, хоть и был немцем, причем родившимся в Померании, но состоял на службе русского Престола и был старшим офицером командования специальных операций. На службе русскому Престолу были немцы, французы (хотя государства такого не было, но французские дворяне остались), австрийцы и даже североамериканцы — хоть они и не были дворянами, Государь пригласил их на службу, и один из них дослужился до адмирала. Военные профессионалы в этом мире вообще ценились и имели куда больший выбор, чем в нашем.
— Вот именно! А они — там.
— У нас приказ. Ты что, хочешь нарушить приказ?!
— Приказ выполнен. Цели обозначены. Хочешь — уходи, справлюсь без тебя.
— Бросить напарника? Тебе не кажется, что это не про нас?
— Тогда делай выбор. Я — не отступлю.
— Давай запросим штаб. Терминал двусторонний.
— Я знаю, что он скажет. Выходить в точку эвакуации немедленно.
— Тогда какого хрена ты творишь?
Араб отложил в сторону автомат.
— Кому мы служим, ответь мне, Бес? Ответь как на духу.
— Родине. России.
— А что такое — Россия?
Вопрос, конечно, был интересным. Попробуйте сами ответьте, что такое — Россия? Только ли территория — самая большая в мире?
— Не знаешь… И я не знаю. Но чувствую. Сейчас Россия — это те дети, которых похитили и привезли сюда. Мы служим России, и наша задача в том, чтобы достать их оттуда и вернуть за родную землю. Они для нас — Россия, каждый подданный Его Величества для нас — Россия.
Бес открыл дверцу, сплюнул в пыль.
— Вообще-то и у нас в моталках [111] было: своего бросить — последнее дело.
— Вот именно. Если хочешь исполнять приказ так, как он отдан, — исполняй его. А я буду поступать так, как мне велит совесть.
— Аллах затмил твой разум…
При упоминании Аллаха Араб повернулся к Бесу.
— Я тебе расскажу кое-что. Знаешь, почему я пошел в спецназ?
— Не знаю. Ты же не рассказывал никогда. Сидишь и молчишь.
— Теперь расскажу. Тогда, в Бейруте, у нас была семья. У меня были брат, сестра, отец и мать. Когда пришли исламисты — ты должен помнить, что тогда произошло в Бейруте, — у меня не осталось никого. Большую часть казаков вырезали на полях, уцелели немногие. Меня тогда выпороли за хулиганство, вот почему я остался дома и не пошел на поле. Потом отец и другие казаки, кто еще оставался в живых, пробрались в поселок. Мы достали пулемет и выманили бандитов на околицу, в чистое поле. Но в живых остался только один я, бандиты схватили меня и предлагали принять ислам, но я отказался. Тогда они распяли меня на кресте. Видишь?
111
Моталка — типичное казанское слово, означает «подростковая группировка». Мотаться — участвовать в группировке. Иногда их называли конторами.
На руках Араба еще остались следы от гвоздей, почти незаметные кружки гладкой кожи. Такие, как остаются после ожогов, когда поверх обожженной ткани нарастает кожа.
— Подполковник Тихонов, который нас учил, тогда еще служил в действующих частях, не инструктором. Его группу забросили в наш район для того, чтобы разведать обстановку, определить наличие опасности для вертолетов с десантом, подобрать и зачистить площадки для десантирования основных сил. Их было шестнадцать человек, и у них был приказ: только разведка. Не вмешиваться ни во что до подхода вертолетов с десантом. Но он нарушил приказ, он пошел на штурм захваченного казачьего хутора и уничтожил бандитов, тех, кто оставался к этому времени в живых. Он и его люди сняли меня с креста и эвакуировали военным вертолетом, только поэтому я жив до сих пор. У него был приказ не вмешиваться, но он поступил так, как подсказало ему чувство долга и его офицерская честь. А что подсказывает тебе твоя честь, Бес? Ни у тебя, ни у меня нет отца, на которого мы могли бы равняться, нам не у кого спросить совета. Скажи, Тихонов достоин того, чтобы на него равняться?
Бес вместо ответа с шумом захлопнул дверцу машины. Достал из кобуры свой пистолет, открыл бардачок и извлек из него черную сосиску глушителя. Начал накручивать на ствол.
— Как думаешь сделать?
— Сегодня встреча. Ты останешься здесь сторожить товар. Я пойду туда. Ты выдвигаешься в одиннадцать ноль-ноль, в двенадцать мы достигнем базара. Точку встречи определим по часам. Час — на операцию. Час — на отход. Оружие отдадим пуштунам, они выведут нас.
Основной план отхода ударной группы был прост и, как всякие простые вещи, с большой долей вероятности должен был увенчаться успехом. Им нужно было отъехать всего на три километра от города. Там их ждало пуштунское племя, одно из тех, которое сотрудничало с Белым Царем. За оружие, которое можно очень выгодно продать в Пешаваре, большая группа пуштунов должна сопроводить русских до границы. Насчет партии оружия договоренности не было, но, если оно будет, сгодится за плату и оно, так будет даже лучше. Переходить они должны в смертельно опасном районе — в районе перевалов горного Бадахшана. Но и у пуштунов, и у спецназовцев хватит подготовки, чтобы пройти этим путем. Что сказать, если на пути встретятся казаки или пограничная стража, они знали. Даже если и встретятся… они не раз незаметно пересекали границу в обе стороны, «рвали нитку». Это была часть их боевой учебы.
Пуштунам всё равно — двух человек вести или пятерых. Но выдержат ли переход дети?
— Я пока посплю. Или купи куртки, такие же, как я купил. Здесь должны продавать.
— Сколько?
— Три. И одежду… ботинки… сам, в общем, посмотри.
Бес засунул пистолет в бардачок, достал оттуда еще один.
— Дурак ты, Араб. Приключений ищешь.
— Я знаю…