Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Шрифт:
В отличие от «ЧОИДР», известный журнал П.И. Бартенева «Русский архив» с самого начала столкнулся с цензурными запретами. В 1863 году, несмотря на «исключительно библиографический характер означенного издания», не увидели свет «Отрывки из рассказов князя А.Н. Голицина», в 1864 году – стихотворение А.В. Кольцова об Иване Грозном «Еще старая песня», в январе 1865 года – «шуточное описание бракосочетания Карамзина». После принятия «Временных правил о печати» издание, как «чисто ученое», по прошению редактора-издателя было освобождено от предварительной цензуры [915] . Однако издаваемый частным лицом «Русский архив» не был освобожден от внесения залога, обеспечивавшего штраф в случае цензурных нарушений. Интересны доводы Главного управления на этот счет. Необходимость залога объяснялась тем, что частный издатель не может предоставить достаточных гарантий соблюдения цензурных правил. Ссылки московского цензурного комитета на «ЧОИДР» не убедили управление, которое отметило, что и в издании общества были «уклонения от установленных правил». В качестве еще одного важного аргумента приводился тот факт, что в «Русском архиве» разбирались «по преимуществу материалы
915
ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Д. 458. Л. 38–38 об.; Д. 504. Л. 36–36 об.; Д. 508. Л. 16 об., 26; Д. 509. Л. 45; Д. 515. Л. 13, 17 об.
Отношения П.И. Бартенева с цензурой складывались непросто. Его неоднократно вызывали в комитет, пугали наложением ареста, ставили на вид помещение в журнале той или иной статьи, предлагали изъять из текста отдельные места, делали «категорические заявления», что статьи, подобные, например, «Извлечениям из записок Саблукова о временах императора Павла», «решительно не будут терпимы и будут подвергать редакцию законным преследованиям» [916] . Некоторые статьи вообще изымались из журнала.
916
РГИА. Ф. 776. Оп. 2. Д. 6. Л. 315 об.
Особое внимание цензурных органов привлекали документы о декабристах, часто появлявшиеся в научных изданиях во второй половине XIX века. Политическая окраска событий придавала особую значимость подобным публикациям, одни из которых печаталась с исключениями, другие – вызывали дебаты в цензурном ведомстве. Так было со статьей П.Н. Свистунова «Несколько замечаний по поводу новейших книг и статей о событии 14 декабря и о декабристах», опубликованной в «Русском архиве» в 1870 году. Московский цензурный комитет получил выговор от Главного управления за незадержание статьи, которая, в отличие от уже бывших в печати и имевших «характер исторических материалов, не заключающих в себе оценки, а тем менее оправдания этого преступного покушения», делала первый шаг в этом направлении. Судебное преследование после выхода журнала в свет и возможное по нему наказание, по мнению управления, «в подобных случаях не только не могут вполне удовлетворить интересам правительства, не устраняя важного вреда, какой может причинить распространение предосудительных мнений в публике, но, напротив, могут представлять некоторые важные неудобства» [917] . Таким образом, вышестоящая цензурная инстанция указывала нижестоящей, что задачей последней – задержание статьи до выхода ее в свет, а арест уже после опубликования мог вызвать нежелательный общественный резонанс.
917
ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Д. 545. Л. 57–70.
Описанный прецедент четко характеризует направление цензурной политики. Работа, хотя и посвященная событиям сорокапятилетней давности, но имевшая политический контекст, не должна была появиться даже в издании, рассчитанном на узкий круг образованных людей. Подобных примеров можно привести множество; они были не исключением, а скорее правилом. Научные издания были чуть более свободны в публикации исторических документов и исследований в сравнении с другими органами печати, но в не меньшей мере зависели от цензурной опеки. Так, в 1867 году внимание цензуры привлекла книга писателя Д.Л. Мордовцева «Самозванцы и понизовая вольница». Утверждалось, что ее автор «косвенными намеками» обозначил противоречия между «провозглашениями» и деяниями Екатерины II («…Благие намерения только на словах, а на деле существовали во всех слоях, начиная с высших, неурядицы, распутство, воровство и разбой»). Вышедший без предварительной цензуры первый том сочинения Мордовцева не дал «достаточных поводов для судебного преследования», но Главное управление предложило столичному цензурному комитету обратить особое внимание на второй том, причем сделать это «до выпуска его в свет» [918] .
918
РГИА. Ф. 776. Оп. 2. Д. 3. Л. 47–51; 135–135 об.
Проблемы религии и нравственности, весьма важные с точки зрения общественного спокойствия, всегда были в сфере внимания цензуры. Предполагалось, что исторические публикации должны были, опираясь на традиции и каноны православия, поддерживать уважение к устоям общества. Прерогативой духовной цензуры являлась церковная богослужебная, житийная и т. п. литература, а также тексты религиозного содержания из сочинений светского характера. В массе исторической литературы по данной тематике наибольшее опасение обычно вызывали статьи и книги, описывающие деятельность различных религиозных сект, участие в них известных исторических лиц, языческие и другие неправославные обряды и празднества, всяческие отступления от православных канонов.
В 1866 году ярославский губернский статистический комитет получил от Главного управления указание, чтобы в его трудах более не помещались работы, подобные статье А.И. Трефолева «Странники», посвященной секте бегунов. Автор, хотя и направлял свою статью «не в пользу секты», но приводил выписки из дел следственной комиссии, на что «следовало бы спросить разрешения» [919] . В середине 1870-х годов действительному статскому советнику П.И. Мельникову (известный русский писатель, публиковавший литературные произведения под псевдонимом «Анд. Печерский») было отказано в выпуске в свет его сочинения «Материалы истории хлыстовской и скопической ересей». Часть материалов Мельников уже опубликовал в специальном научном издании – «Чтениях в Обществе истории и древностей российских», однако отдельные оттиски не были допущены «к обращению в публике». Признавая, что «таинственность прежних лет о раскольниках принесла больше вреда, чем пользы», цензура тем не менее отказалась дать раскольникам «полный свод их вероучения и предпринимавшихся против них правительством преследовательных мер». Ученые, занимавшиеся проблемами раскола, по мнению совета, всегда могли обратиться к научным изданиям, а широкое распространение подобных трудов, как предполагалось, могло иметь самые нежелательные последствия [920] .
919
Там же. Л. 249 об.–250 об.
920
Там же. Д. 14. Л. 110–114; Л. 128 об.–134 об.
Большое значение власти придавали перепечаткам из научной литературы, что нередко практиковали газеты и журналы (подцензурные в том числе), а также выпускам статей из специальных изданий в виде отдельных брошюр. На этот счет неоднократно давались официальные разъяснения. Так, о перепечатках из научных изданий говорилось в предложении управляющего министерством народного просвещения председателям цензурных комитетов, высказанном 18 октября 1862 года. Отмечалось, что «в записках ученых обществ и в книгах ученого содержания могут нередко появляться статьи, неудобные для помещения в газетах и литературных журналах». Цензура обязывалась давать разрешение на подобные перепечатки «с большою осторожностью» [921] . Комитеты должны были довести содержание документа до сведения редакторов и издателей, которые давали соответствующую подписку. Сразу же после введения «Временных правил о печати» (1865) циркулярным разъяснением по цензурному ведомству было объявлено, что перепечатки в подцензурных изданиях из бесцензурных возможны лишь в тех случаях, когда они «удовлетворяют самому строгому применению существующих по цензуре постановлений».
921
ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Д. 474. Л. 53; Д. 15. Л. 100–100 об.
Специальные исторические издания по закону от 6 апреля 1865 года, как правило, освобождались от предварительной цензуры. Однако это не означало отсутствия контроля. Напротив, в конфиденциальной инструкции министра внутренних дел цензорам столичных комитетов (от 25 августа 1865 года) подчеркивалось, что бесцензурные публикации «подлежат более строгому рассмотрению». Однако узость адресной аудитории последних, состоявшей преимущественно из специалистов, позволяла относительно свободно излагать события прошлого в таких изданиях. Надо сказать, что круг вопросов, привлекавших пристальное внимание цензуры вне зависимости от социального статуса предполагаемого читателя, был одним и тем же. Но глубина, подробность и трактовка информации непосредственно зависели от адресата и цены издания. В литературе, рассчитанной на научную общественность, допускалось изложение исторических документов, фактов и обстоятельств «с излишней подробностью». Как правило, после цензурного просмотра издание выходило в свет, случаи запрещения (в основном это касалось острых политических публикаций) были редки. Иногда использовались сокращения, изменения текста с согласия автора или публикатора, чаще же делалось отеческое внушение: впредь не допускать подобного даже в специальном издании. Неоднократные отступления от цензурных правил могли повлечь за собой карательные меры.
В 1866 году в ведомственном органе «Северная почта» появилось официальное предостережение министерства внутренних дел по поводу перепечаток из научных изданий, которые, по мнению властей, делались почти всегда «с тенденциозной целью, ибо из целого тома выбирается самое резкое и выдающееся». Однако этот аргумент не был основным; главным являлся вопрос о расширении круга потребителей – подчеркивалась нежелательность распространения подробных сведений «в среде менее специальной публики, нежели ученые». Позднее в «Правительственном вестнике» (1869. № 179) было опубликовано предупреждение о необходимости строгого отбора материала при перепечатке его из научной литературы. В декабре 1871 года цензурные комитеты получили распоряжение министра внутренних дел о воспрещении перепечаток в литературно-политических газетах и журналах из специальных изданий таких исследований и статей, содержание которых «может послужить орудием распространения каких-либо вредных мыслей». В 1872 году председатель Главного управления по делам печати выступил с докладом на ту же тему, подчеркнув, что и в научных сочинениях не следовало бы допускать статей, которые «при известном круге публики и в целом своем объеме представляются вредными». Он предложил еще раз предупредить редакции общедоступных литературно-политических изданий «о недопущении подобных перепечаток», угрожая принятием по отношению к нарушителям запрета административных мер [922] .
922
ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. Д. 474. Л. 53; Д. 15. Л. 100–100 об.; Оп. 3. Д. 2172. Л. 263–263 об.; РГИА. Ф. 776. Оп. 2. Д. 11. Л. 325 об.–326; Оп. 2. Д. 15. Л. 297–302 об.; Д. 20. Л. 26–27 об.
И в последующем этот вопрос оставался чрезвычайно актуальным. В середине 1870-х годов руководство цензурного ведомства отмечало, что отечественные газеты вновь стали «злоупотреблять тем снисхождением», которое оказывается ученым изданиям, и заимствовать из них сведения, которые «не могут служить достоянием всей массы читателей». За подобные вольности газета «Новое время» была лишена розничной продажи. В 1880 году газета «Русский курьер» за перепечатку некоторых материалов о царствовании Екатерины II из XXIX тома «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьёва получила внушение и предупреждение о том, что если такой случай повторится, газета будет подвергнута взысканию. В 1881 году эта тема поднималась вновь.