Историческая личность
Шрифт:
– Он даже не согласуется с жизнью, – говорит Майкл Беннард. – Ты видишь общество как консенсус, который нехорошие люди извне намерены ликвидировать, желая перемены. Но желания и потребности людей изменяются; в этом их единственная надежда, а не в каких-то мелких отклонениях от нормы.
– Это чистая политика, – говорит Кармоди. – Могу я продолжать свой доклад?
– Так не годится, Джордж, – говорит Говард, вмешиваясь. – Боюсь, это во всех отношениях анальный зажатый доклад. Ваша модель общества статична, как говорит Майкл. Это объективность без внутреннего движения и без внутреннего конфликта. Короче
По шее Кармоди разливается вверх краснота и достигает нижней части его лица. Он говорит настойчиво:
– Я думаю, это возможная точка зрения, сэр.
– Возможно, в консервативных кругах, – говорит Говард, – но не в социологических.
Кармоди пристально смотрит на Говарда; он начинает немножко утрачивать вежливую полировку.
– А не спорно ли то, доктор Кэрк? – спрашивает он. – То есть я имею в виду: социология – это вы?
– Да, – говорит Говард, – для целей настоящего момента.
В помещении становится неуютно; Мерион Скул, пытаясь гуманно смягчить атмосферу, говорит:
– Я думаю, ты немножко зациклился, Джордж. То есть я хочу сказать, ты слишком соучаствуешь, а не стоишь вне общества и не глядишь на него со стороны.
Кармоди игнорирует ее; он смотрит на Говарда; он говорит:
– Что бы я ни говорил, вас никогда ничего не устраивает, верно?
– Вам, безусловно, следует прилагать больше усилий, чем вы прилагаете, – говорит Говард.
– Понятно, – говорит Кармоди. – Я что, обязан соглашаться с вами, доктор Кэрк, я что, обязан голосовать, как голосуете вы, и маршировать с вами по улицам, и подписывать ваши петиции, и наносить удары полицейским, прежде чем вы поставите мне зачет?
Пауза, крохотные неловкие движеньица стульев. Затем Говард говорит:
– Этого не требуется, Джордж. Однако это может способствовать тому, чтобы вы увидели кое-какие из проблем внутри данного общества, по поводу которого вы сентиментальничаете.
– Я думаю, беда в том, Джордж, – говорит Мерион, – что у тебя нет конфликтной модели общества.
– Не снимайте его с крючка, – говорит Говард карающе. – Ему недостает гораздо больше. Всей социологии и всего человечества вдобавок.
Теперь лицо Кармоди красно все целиком. Он свирепо засовывает свой доклад назад в свой глянцевый портфель и говорит:
– Конечно, у вас у всех имеется конфликтная модель. Интересы каждого находятся в конфликте с интересами всех других. Но лучше не конфликтуйте с доктором Кэрком. О нет, модель консенсуса для его группы не годится. Я хочу сказать, мы все демократичны и мы голосуем, но тут нет ни единой старой грязной консервативной точки зрения. Социология революционна, и нам лучше с этим соглашаться.
– Я, видимо, должен понизить температуру, – говорит Говард. – Я не думаю, что вы сейчас в состоянии понимать то, что вам говорят. Забудем про доклад и примемся за тему Милль, Маркс, Вебер с самого начала.
– Делайте что хотите, – говорит Кармоди, – а с меня хватит.
Он встает со стула и опускается на колени, подбирая свою стопку книг. Пока он занимается этим, его расстроенное сердитое лицо смотрит на Говарда. Потом он поднимается на ноги, подцепляет пальцами свой портфель и выходит из круга в сторону двери. С ношей книг дверь открыть трудно, но он справляется; он заводит
И тут бьют куранты; группа встает и вносит столики из коридора назад в помещение. У Говарда в обычае вести группу после занятий пить кофе, и теперь он ведет их, такую маленькую компанию, вниз на лифте, через вестибюль, поперек Пьяццы. Они входят в кофейный бар Студенческого Союза, выходящий на озеро. Уровень шума высок; в углу игорный автомат позвякивает разными нотами, серийно повторяющимися; люди сидят за столиками, спорят или читают. Они находят альков у стены, замусоренный чашками и сигаретными пачками, и рассаживаются, втискиваясь на кольцо скамьи; Мерион и Майкл отправляются в очередь к стойке, чтобы принести кофе на всех.
– У-ух, – говорит Фелисити, пристраиваясь к Говарду и упираясь коленом в его ногу и заглядывая ему в лицо. – Надеюсь, вы никогда не сотрете меня в порошок таким образом.
– Каким таким образом? – спрашивает Говард.
– А как вы разделали Джорджа, – говорит Фелисити. – Не будь он таким реакционером, я бы его пожалела.
– Меня это интригует, – говорит Говард. – Словно бы он ищет этого, словно он подает себя мне мазохистом, мне, как садисту.
– Но вы не даете ему шанса, – говорит Фелисити.
– Никаких шансов таким людям, – говорит Хашми, – он фашист-империалист.
– Но вы садист, – говорит Фелисити.
– Беда Джорджа в том, – говорит Говард, – что он идеальное учебное пособие. Воплощение врага. Он прямо-таки избран на эту роль. Я даже не знаю, насколько он вообще серьезен.
– Очень серьезен, – говорит Фелисити. Возвращаются двое с кофе.
– Кофе, кофе, – говорит Хашми, – то, что они тут называют кофе.
– Да, Хашми, – говорит Говард, – Роджер Фанди говорит, что сюда приедет прочесть лекцию Мангель. Тот человек, который написал известную работу о расах.
– Но его не могут сюда пригласить, – говорит Хашми. – Я сообщу это Афро-Азиатскому Обществу. Это хуже, чем Кармоди.
– Да, – говорит Говард. Он пьет свой кофе быстро и встает, чтобы уйти. Когда, выбираясь из-за столика, он протискивается мимо Фелисити, она говорит:
– В какое время мне прийти сегодня вечером, Говард?
– Куда? – спрашивает Говард.
– Я же сижу с вашими детьми, – говорит Фелисити.
– А! – говорит Говард. – Не можете ли вы прийти до
четверти восьмого?