Историческая личность
Шрифт:
– Ну, «В» и «А», – говорит мисс Каллендар. – Указывается, что у него острый критический ум. Тут вырисовываются и личность и среда. Не следует ли нам разобраться в этом?
– Не думаю, что у меня есть желание разбираться с этим, – говорит Говард.
– Но вы же серьезно относитесь к своей ответственности за ваших студентов? – спрашивает мисс Каллендар.
– Что вы предлагаете? – спрашивает Говард.
– Не могли бы мы поговорить об этом? – спрашивает мисс Каллендар.
– Не знаю, – говорит Говард. – Когда?
– Я
– У меня сегодня факультетское совещание, – говорит Говард, – и все расписано по минутам.
– Но может быть, в какое-нибудь другое время? – спрашивает мисс Каллендар.
– Я ведь уже приглашал вас поужинать со мной, – говорит Говард, – и тогда мы могли бы обсудить все это.
– О, – говорит мисс Каллендар. – Надеюсь, это не какой-то план?
– О, мисс Каллендар, – говорит Говард, – не могли бы мы договориться на вечер четверга?
– Хорошо, – говорит мисс Каллендар.
– Постарайтесь хорошенько проголодаться, – говорит Говард. – И еще, не могу ли я проверить одну литературную ссылку?
– Мои студенты буйствуют снаружи, – говорит мисс Каллендар.
– Это и секунды не займет, – говорит Говард. – Я гляжу на страницу девяносто восьмую сборника стихов Уильяма Блейка в «пингвиновской» серии поэтов «Пословицы Небес и Ада». Вот цитата из «Пословиц Ада»: «Лучше убить младенца в его колыбели, чем лелеять желанья без действий».
– Да, – говорит мисс Каллендар, – так о чем вы хотите спросить?
– Каким образом вы процитировали это прямо наоборот, когда мы разговаривали утром?
– А! – говорит мисс Каллендар. – При помощи литературной критики, такого вот инструмента.
– Это ваш острый критический ум, – говорит Говард.
– Вот-вот, – говорит мисс Каллендар. – Видите ли, я перефразировала ее в согласии с подтекстом, в противоположность поверхностному смыслу. Видите ли, если прочесть внимательно, можно уловить игру словами с «младенец» и «лелеять». Младенец и желания – тут это одно и то же. Так что строка вовсе не означает, что в случае необходимости вы можете убивать младенцев. И смысл: лучше убить желания, чем лелеять те, которые вам не дано удовлетворить.
– Понимаю, – говорит Говард, – так вот, значит, чем вы занимаетесь на своем факультете. Я часто строил догадки на этот счет.
– Я только имею в виду, что это вовсе не хартия для соблазнителя, как вам казалось, – говорит мисс Каллендар, – ну а что до интереса к подтекстам, не думаю, что он ограничивается только нашим факультетом.
– Вряд ли это тот же подтекст, – говорит Говард. – Мы заняты обнажением истинной реальности, а не нагромождением двусмысленностей.
– Как, наверное, приятно думать, что существует истинная реальность, – говорит мисс Каллендар, – мне она всегда представлялась очень спорной.
– Ну, мы явно расходимся во мнении, – говорит Говард. – Оставьте себе своего Блейка, а я оставлю себе своего. Вы, возможно, убедитесь, что мой кое-что обещает.
– Сомневаюсь, – говорит мисс Каллендар, – но если снова процитировать тот же источник: «Противостояние – вот истинная Дружба». Всего хорошего, доктор Кэрк.
Говард слышит щелчок в трубке; он кладет ее на рычаг. Он достает свой ежедневник и делает в нем пометку: «Мисс Каллендар, четверг, ужин». Едва успевает дописать, как снова звонит телефон.
– Это Миннегага Хо, – говорит голос, – с вами будет говорить профессор Марвин, Говард.
В трубке щелчки аппаратуры; неясное бормотание; другой голос говорит:
– Говард?
– Привет, профессор Марвин, – говорит Говард.
– А! – говорит Марвин. – Вы… э… одни?
– Один, – говорит Говард.
– Отлично, – говорит Марвин. – У меня вопрос исключительной щекотливости.
– Вот как? – говорит Говард.
– У меня только что был один ваш студент, – говорит Марвин. – У меня с ним только что произошел очень слезливый разговор.
– Насколько я понимаю, слезливый исключительно с его стороны? – спрашивает Говард.
– Да-да, – говорит Марвин. – Его фамилия Кармоди.
– А! – говорит Говард. – Я как раз собирался позвонить вам насчет него. Подать официальную жалобу.
– Боже, боже, – говорит Марвин. – Он жаловался на вас, видите ли. Он считает, что вы ставите ему оценки слишком придирчиво.
– А он вам сказал, что пытался меня шантажировать? – спрашивает Говард.
– Нет, он ничего про это не говорил. Но он сказал, что он и вы не находите общего языка и что он предпочел бы учиться у кого-нибудь еще.
– По-видимому, он вам мало что сказал, – говорит Говард. – Разумеется, он провалился, и он хотел, чтобы ему повысили оценки. И добивался этого, не стараясь улучшить качество своей работы, как поступает большинство студентов. Нет, он намеревался обличить политические предубеждения в моем преподавании, если я не пойду ему навстречу. И отправился к вам, потому что я этого не сделал.
– О, – говорит Марвин, – гм, гм.
– Надеюсь, вы вышвырнули его вон, – говорит Говард.
– Нет, я его не вышвырнул, – говорит Марвин. – Я налил ему хереса.
– Понимаю, – говорит Говард. – Он сказал вам, что его не удовлетворяют мои оценки, а потому вы усадили его и налили ему хереса.
– Да, – говорит Марвин, – как глава факультета, я Думаю, мой долг и справедливость требуют, чтобы я его выслушал.
– Всякую клеветническую чушь, – говорит Говард.
– Он пришел ко мне, чувствуя, что с ним обходятся несправедливо, – говорит Марвин, – и я счел своим долгом объяснить ему, как мы тут работаем, понятие академической объективности.
– Надеюсь, это произвело на него впечатление, – говорит Говард. – Если так, то это будет первое понятие, которое ему удалось усвоить в его жизни.