Исторические портреты
Шрифт:
Как только позволил ветер, Сенявин приказал идти в порт города Лиссабон. 30 октября, несмотря ни крепкий ветер и сильное волнение, эскадра благополучно вошла в реку Таго.
Португальский принц Жоан радушно встретил рус скую эскадру, помог, чем смог. Адмирал донёс Александру обо всём и сообщил, что корабли настолько ветхи, что раньше весны не смогут выйти в море. На следующий день английская эскадра блокировала Лиссабон и не пустила туда отставший шлюп «Шпицберген». Со стороны материка вошли в Лиссабон французы генерала Жюно. Португальский принц не захотел быть вас салом Бонапарта и отплыл с двором в Бразилию. Наполеону эта страна была нужна для удушения Англии континентальной блокадой. Поэтому ещё до прихода Жюно в Лиссабон он просил Александра через посла
«Было бы хорошо, если бы ваше величество уполномочили графа Толстого, посла в Париже, иметь власть над этой эскадрой, чтобы в случае необходимости можно было пустить их в ход, не ожидая прямых указаний из Петербурга. Это положило бы конец недоверию, которое иногда проявляют командиры к чувствам Франции».
Александр I не замедлил указать Сенявину:
«Признавая полезным для благоуспешности общего дела и для нанесения вящего вреда неприятелю, предоставить находящиеся вне России морские силы наши в распоряжение его величества императора французов, я повелеваю вам, согласно сему, учреждать все действия и движения вверенной начальству вашему эскадры, чиня неукоснительно точнейшие исполнения по всем предписаниям, какие от его величества императора Наполеона посылаемы вам будут».
Более того, осенью, когда французы под натиском десанта англичан отступали из Лиссабона, Сенявин получил инструкцию:
«В случае, когда эскадра, под начальством вашим состоящая, подвергнется нападению англичан, неприятель будет отражён и честь российского флота защитится; если же ваше превосходительство атакованы были бы гораздо превосходящими силами и нашлись в совершенной невозможности не только к сопротивлению, но и к защите, в таком случае император предоставляет благоразумию вашему решиться, буде не останется уже никаких других средств, сняв людей, корабли затопить или сжечь».
Итак, перед Сенявиным вставал выбор: или погибнуть в бою с превосходящим в силах неприятелем, или уничтожить корабли. И то и другое сулило гибель эскадры и жертвы людей. И Сенявин, будучи наделён неординарными способностями, нашёл беспрецедентный в истории дипломатии и войн выход. Адмирал вступил в переговоры с неприятелем, адмиралом Коттоном, об интернировании эскадры в английских портах. Сенявин, вопреки указаниям царя, брал на себя ответственность перед родиной и историей, но ни один корабль, ни один человек не подверглись бесчестью. Согласно договору, подписанному 23 августа 1808 года, российские военные корабли следуют в Англию и содержатся там в залоге, а после окончания войны возвращаются России. Весь личный состав отправляется на английских судах в Россию. Таким образом мудрость и инициатива Сенявина сберегли для государства сотни тысяч червонцев.
31 августа 1808 года русская эскадра под Андреевским флагом покинула Лиссабон. В устье Таго к Сенявину присоединился Коттон. Будучи старшим по чину, Сенявин во время плаванья командовал соединёнными эскадрами. Со стороны можно было подумать, что идут союзники. В конце сентября эскадра отдала якоря в Портсмуте, ей были оказаны все почести, полагающиеся по международному праву: гремели салюты, били барабаны. Англичане были поражены: они надеялись увидеть позорный привод неприятельской эскадры, а вместо этого в их порту гордо развевались неприятельские флаги. Такого события ещё не было в истории Англии.
Адмирал Коттон подвергся резким нападкам и был отдан под суд [20] . Его обвинили в том, что он вышел из пределов инструкции, в результате чего русская эскадра не досталась в собственность Англии [21] . В парламенте были предъявлены запросы, королю подавали адреса; в одном из них было прямо сказано, что «потеря сражения вследствие измены была бы менее унизительна для англичан, чем принятие условий Сенявина». Лиссабонский договор иначе не называли, как «посрамление
20
Адмирал Коттон... был отдан под суд. — Суд оправдал Коттона, но его сместили с должности.
21
...русская эскадра не досталась в собственность Англии. — Действительно, исправные корабли сенявинской эскадры после мира, заключённого с Англией в 1812 году, были возвращены России. За остальные корабли, пришедшие в ветхость, английское правительство полностью заплатило России их стоимость.
Весной 1809 года с открытием навигации адмирал и весь экипаж эскадры на английских транспортах отправились в Россию.
По приходе в Ригу победителю французов и турок объявили, что он не будет принят ко двору. Александр не пожелал видеть адмирала, увенчавшего славой Россию на море в годы военных неудач на суше.
Сенявина назначили главным командиром Ревельского порта, подальше от столицы.
Вспыхнула Отечественная война 1812 года, и через неделю Сенявин отправил рапорт царю.
«В то время, когда каждый россиянин пылает мщением и опалчивается на неприятеля, вступившего в пределы государства, я занимаю здесь пост главного командира порта... Усердствуя высочайшей службе вашего императорского величества и ревнуя соотечественникам моим, я желаю обще с ними, будучи бесполезен при настоящем месте, или пасть, или поражать неприятеля».
Царь был злопамятен.
Прочитав рапорт, «правитель слабый и лукавый», наигранно спросил у министра де Траверсе:
— В каком роде службы и вообще каким образом желает он осуществить своё намерение? Узнайте о том у Сенявина...
Покоробил этот ответ, переданный Сенявину с издёвкой министром Траверсе. Дмитрий Николаевич, сдерживая негодование, немедленно откликнулся: «Намерение моё есть, — писал он Траверсе, — по увольнении отсюда заехать в Петербург и, повидавшись с женой и детьми, ехать потом к маленькому моему имению в Тульской губернии; там отберу людей, годных на службу, возвращусь с ними в Москву, явлюсь к главному предводителю второй ограды, подкрепляющей первую, и вступлю в тот род службы таким званием, как удостоены будут способности мои. Наконец, буду служить таким точно образом, как служил я всегда и как обыкновенно служат верные и приверженные российские офицеры Государю Императору своему и Отечеству».
В дни Бородинского сражения Сенявин получил, наконец, ответ. Траверсе сообщал: «Его величество отозваться изволил, что и занимаемый вами пост теперь для службы нужен». Сенявин подал рапорт с прошением об отставке. Теперь он никому не был нужен. Ответ пришёл через три месяца: уволить в отставку «по прошению» с половиной пенсии.
В Петербурге адмирал обосновался в небольшом домике [22] на пустыре около казарм Измайловского полка. Летом его всегда можно было видеть, задумчиво сидящим на деревянной скамеечке у ворот. «Великий человек, — сказал о нём писатель С.Г. Аксаков, — нищий, которому казна должна была миллионы, жил в полном забвении и подлинной нужде». Семь лет Сенявин добивался выплаты офицерам и матросам положенных призовых денег за пленённые и уничтоженные вражеские суда.
22
В Петербурге адмирал обосновался в небольшом домике... — По свидетельству современников, Сенявин «жил в Петербурге, но вдали от своего семейства и от тех людей, которые смотрят на других, соображаясь с обстоятельствами — ласкают и честят по связям или личным видам».