Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
Шрифт:
Эти простые слова как бы магически подействовали на Паскевича. Он вдруг остыл и сказал уже мягко, без раздражения:
— Вот ты и солгал, что не подпишу, — давай их сюда!
Пилипенко поспешно собрал бумаги с полу, положил на стол, и Паскевич подписал все, не читая ничего. (1)
Граф Дмитрий Гаврилович Бибиков в 1840-х годах был киевским генерал-губернатором, пользовался большою популярностью и оставил по себе немало характерных анекдотов.
Бибиков терпеть не мог неразборчивых подписей на официальных бумагах.
Однажды Бибикову доложили какой-то рапорт одного из исправников края. Вместо подписи исправника виднелся какой-то чрезвычайно художественный крючок.
Бибиков нахмурился.
— Послать жандарма привезти немедленно исправника (такого-то) уезда, — приказал он правителю канцелярии.
— Слушаю, ваше превосходительство.
Жандарм летит в отдаленный уезд Подольской губернии, куда-то на границу Австрии. Исправник чуть не упал в обморок. Прощается навеки с семьей, плачет. Жандарм сажает его в кибитку и скачет в Киев.
На третий день приехали в Киев и — прямо к генерал-губернаторскому дому. Докладывают Бибикову, тот приказывает ввести исправника. Несчастный входит еле жив. Бибиков подзывает его к столу и показывает ему его рапорт:
— Это ваша подпись?
— Так точно, ваше высокопревосходительство. — едва в силах выговорил исправник.
— А как ее прочесть? — громовым голосом спрашивает Бибиков.
— Исправник Сидоренко… — шепчет, стуча зубами, исправник.
— А! Сидоренко? Очень хорошо теперь понимаю… а то я не мог разобрать… Ну и прекрасно, теперь все в порядке, можете ехать домой.
С тех пор не только этот Сидоренко, но и все другие сидоренки, шельменки и перепенденки отчетливо выгравировывали свои подписи на официальных бумагах… (6)
Знаменитый мореплаватель адмирал Иван Федорович Крузенштерн приехал в школу гардемаринов в экзаменационный день. Захотел он самолично проверить знания великовозрастных учеников и вызывает по алфавиту наудачу какого-то рослого и здорового детину, который чрезвычайно смело и развязно полез за билетом.
На билете значилось: «Лютер и реформация в Германии». Крузенштерн приготовился слушать. Гардемарин откашлянулся, по привычке оправился и, встав в непринужденную позу, начал:
— Лютер был немец…
После небольшой паузы Иван Федорович его спрашивает:
— Ну и что же из этого?
— Хотя он был и немец, но умный человек…
Крузенштерн моментально вспылил и крикнул:
— А ты хотя и русский, но большой дурак!.. (6)
Прослужив долгие годы в Дагестане, где командовал нашими войсками, генерал Лазарев отлично знал страну, ее обычаи, нравы и приемы обращения с ее населением.
В Дагестане стояло несколько отдельных ханств, и в том числе кумыкское, в котором расположена была часть войск, находившихся под начальством Лазарева.
Приехал он к месту назначения и послал сказать к хану, что он желает
Тот отвечал приглашением.
Входит Лазарев к нему со штабною свитою, глядит: сидит с поджатыми ногами хан на ковре, из кальяна синий дым тянет, не шевелится, будто и не заметил вошедших.
Передернуло русского офицера. Он сделал несколько шагов вперед и стал перед самым лицом кумыкского владыки.
Тот повел на него глазами и чуть-чуть мотнул головою в знак поклона.
Лазарев, не говоря худого слова, запустил руку за ворот сидевшего, поднял его одним взмахом на ноги и, вытянув в рост, сказал ему:
— Ты здесь хоть и хан, а я моему государю подполковник, и ты его подданный. Так принимай меня так, как подобает рангу, возложенному на меня и твоим и моим повелителем.
И надменный хан обратился тотчас в любезнейшего хозяина на все время пребывания Лазарева со своим отрядом в его владениях. (6)
Митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров) говорил однажды проповедь во время обедни. Бывший тогда генерал-губернатором Д. Г. Бибиков позволил себе в это время разговаривать с каким-то генералом. Филарет, обернувшись к нему, сказал: «Или вы говорите, а я вас буду слушать, или вы молчите, я буду говорить». Затем он продолжал прерванное поучение. (1)
В 40-х годах XIX века Тульской епархией управлял преосвященный Димитрий (Муретов).
Однажды ему привелось поставлять в священники одного семинариста, который на другой день после этого обряда явился к преосвященному, чтобы откланяться ему перед отъездом своим в назначенный ему приход. Напутствуя молодого священника советами и пожеланиями, преосвященный Димитрий заметил в нем какое-то недоумение и колебание и, догадавшись, в чем дело, сказал:
— А что, ты принес что-нибудь, чтобы поблагодарить меня?
— Как же, ваше преосвященство, — отвечал выведенный из недоумения и обрадованный тем новичок-священник. — Соблаговолите принять от меня эти двести рублей, — прибавил он, вынув из кармана конверт с деньгами и подав его преосвященству, который принял конверт и сказал ласковым голосом:
— Спасибо, спасибо. Ну, а правителя дел консистории поблагодарил ли ты?
— Как же, ваше преосвященство, поблагодарил.
— А сколько ты дал ему?
— Полтораста рублей.
— Хорошо, очень хорошо. Ну, и секретаря ты не забыл?
— Не забыл, ваше преосвященство. Я дал ему сто рублей.
— Очень хорошо. Ну, пока прощай. А завтра об эту же пору приходи проститься со мною еще раз.
Является новопоставленный на другое утро и находит в приемной преосвященного консисторских правителя дел и секретаря.
— Господа! — сказал им пошедший в приемную владыка. — У меня есть вот какой обычай: когда кто-нибудь подарит мне что-нибудь, то я всегда отдариваю и даю ему вдвое против того, что получил от него. И вот этот молодой священник подарил мне вчера двести рублей, а я его отдариваю вдвое. Вот тебе четыреста рублей на твое обзаведение и на новое хозяйство.