Истории для кино
Шрифт:
Вдруг Никитка толкает Лёдю в бок, указывая в сторону выхода из сада. Там на скамейке сидит знакомая синеглазая гимназистка с пухленькой подружкой. Они едят черешни, срывая их с оплетенных алыми ягодами веточек, и хихикают над торчащим на сцене пижоном.
А пижон машет рукой, пытаясь утихомирить зал. Но еще никому не удавалось утихомирить одесситов, если они чем-то недовольны. И тогда он сам орет, перекрывая вопящую публику:
– Ша, жлобы! Или мне это надо – петь всякие шансонетки? У меня, шоб вы знали, сапожная мастерская! Ну так я да – не артист! Ай-яй-яй, подумаешь!
Пижон горделиво удаляется. Зрители
Лёдя не отводит взгляда от гимназистки. И вдруг вскакивает с земли, устремляясь к эстраде. Никитка пытается его удержать за штанину, но Лёдя вырывается и решительно возникает на сцене. Хозяин Борисов радуется:
– Еще один желающий восторга публики!
Публика не готова переключиться на нового исполнителя, она еще топочет, провожая горделивого пижона. Но Лёдя не собирается отступать, он делает сальто на сцене, после чего иронически вопрошает:
– Ну, шо вы топаете? Так топать – это ж не жалеть своих штиблетов!
Публика, удивленная неожиданным начало номера, наконец стихает.
Синеглазая гимназистка с удивлением смотрит на Лёдю, потом явно узнает его и возбужденно что-то шепчет подружке.
А Лёдя указывает в спину удаляющемуся из зала пижону:
– Вы слышали, шо пел этот сапожник? Люди гибнут за металл… Какой металл, я вас спрашиваю? Люди гибнут за любовь!
Зрители, уже попавшие под его обаяние, согласно смеются.
– Потому что без любви нету жизни! – уточняет Лёдя и машет рукой несуществующему оркестру: – Маэстро, прошу!
И хотя никакого маэстро нет, Лёдя имитирует как бы ожидание музыкального вступления, кивает неслышным тактам головой и лишь затем негромко и проникновенно запевает:
Маруся отравилась,В больницу повезли…История несчастной любви девушки Маруси плюс душевное исполнение Лёди трогают зал. Публика снова кричит, топает и свистит, но уже весьма одобрительно. Лёдя победно раскланивается. И видит, что гимназистка с подругой направляются к выходу из сада. Лёдя огромным прыжком покидает сцену, хватает за руку Никитку и безо всяких объяснений тащит его на выход.
Публика еще больше аплодирует эксцентричному юноше. А Борисов ухмыляется ему вслед:
– Артист! Ей-богу, артист!
Вечерний сад Общества трезвости волшебно освещен огнями фонарей. По аллеям неторопливо прогуливаются одесситы. В большинстве своем, естественно, парочками – летний вечер так располагает к лирическим отношениям.
Однако их лирику бесцеремонно нарушает Лёдя, который, рассекая влюбленных, как ледокол, тащит за собой Никитку, стремясь настичь уходящих впереди по аллее гимназистку с подружкой. Сделать это непросто, потому что Никитка отчаянно упирается.
– Лёдь, не треба, я краще пойду… Иды сам…
Лёдя еще крепче держит друга за руку:
– Куда иди? Какой сам? Там же еще подружка… Симпатичная!
– Та ни, Лёдь… Пойду я… Ну, на шо мэни эти девчонки?
Лёдя даже останавливается на миг, пораженный.
– На что девчонки?! Да ты… Ты… – И презрительным тоном опытного ловеласа завершает: – Ты – дите малое!
Не находя более слов и не отпуская Никиткину руку, Лёдя делает последний решительный рывок и наконец настигает девушек. Что, впрочем, заслуга не только Лёди, нет, конечно, юные дамы уже давно каким-то своим особым – боковым, задним или вообще внутренним – зрением засекли приближающихся юных кавалеров, и сами не слишком резко, но все же достаточно сбавили ход, чтобы дать себя догнать.
– Мадмуазели! – галантно восклицает Лёдя – Вы не очень спешите?
Гимназистка оборачивается и с деланным удивлением округляет свои синие глазки:
– А-а, это вы… Триумфатор! Что же вы не остались насладиться успехом?
Лёдя нахально срывает последнюю черешенку с веточки, которую синеглазая держит в руке.
– А может, насладимся вместе?
Гимназистка, играя возмущение, шлепает Лёдю опустевшей веточкой по лбу:
– Вам не кажется, что вы чересчур самоуверенны?
– Нет, мне кажется, что вам это нравится!
Вдруг Никитка, безмолвно торчавший до сих пор столбом, заявляет:
– Я пишов!
– Как это вы пошли? – суетится гимназистка. – Нет, вы уж, пожалуйста, знакомьтесь, это Нина – моя ближайшая подруга! А вас как зовут?
Никитка молчит, за него отвечает Лёдя:
– Никита Загоруйко. Мой лучший друг!
– Вот и чудесно! – радуется гимназистка. – Вот и познакомились…
Она подталкивает Нину к Никитке, Лёдя подталкивает Никитку к Нине, но тот вдруг разворачивается и улепетывает прочь по аллее. Лёдя с гимназисткой растеряны, а подружка Нина обиженно поджимает губы:
– Ну и пожалуйста! Ну, я тоже пойду, не стану я вам мешать!
Гимназистка, конечно, уверяет подругу, что она ничуть и никому не мешает, а наоборот, поможет им всем втроем славно провести этот вечер, но Нина, не слушая фальшивых уверений, гордо перекидывает со спины тощую косичку на пышную грудь и удаляется.
Теперь очередь Лёди фальшивить. Что он и делает, играя искреннее сожаление по поводу того, что нарушил их девичью компанию и в жизни себе этого не простит. В ответ синеглазая утешает, что ничего такого он не нарушил, а Нинка сама виновата, потому что она хоть и лучшая подруга, но слишком много о себе воображает.
Лёдя завершает эти маневры сообщением, что раз уж все так вышло, он просто обязан проводить синеглазую. Та не сразу соглашается, а ловит его на слове: что значит – обязан? Лёдя быстренько поправляется: нет-нет, не обязан, а будет счастлив ее проводить. Только после этого гимназистка благосклонно опирается на подставленную Лёдей руку. И они удаляются, сворачивая с центральной аллеи в боковую.
Лёдя, активно жестикулируя, болтает без умолку. Собственно говоря, болтовня – пока что его главное оружие в деле завоевания девичьей взаимности. И потому он плетет безумную вязь о своих подвигах в стенах училища Файга. Одна из самых героических историй повествует о том, как регент хора, скользкий червяк, вместо лучшего солиста – естественно, самого Лёди – назначил солистом внука председателя попечительского совета, малолетнего дебила, у которого ни слуха, ни голоса, ни даже ума, но Лёдя не стерпел такой несправедливости, заманил регента в спортивный зал, запер его там и не выпускал, пока регент не дал ему клятву назначить его обратно в солисты, в результате чего Лёдя таки спел на новогоднем балу.