Истории драматургии театра кукол
Шрифт:
ПЕРВАЯ КОЗА. Я пойду на огород / Завтра утром в семь. / Широко открою рот, / Всю капусту съем.
ВТОРАЯ КОЗА. Ах, трава у пруда / Изумрудная, / У козла борода / Очень чудная.
ТРЕТЬЯ КОЗА. На лужок я шла / И цветок нашла. / Поглядела на восток / Да и слопала цветок.
ЧЕТВЕРТАЯ КОЗА. Эх, морковь, морковь / Ты хрустящая. / У меня к тебе любовь / Настоящая (пляшут).
ТОЛСТОКОЖЕВ. Как они пели! Как они плясали! Одна другой лучше. Не правда ли? И баянист хорош. Только уж очень бородатый. Я его сколько раз уговаривал бороду сбрить – ни за что не соглашается. Как козел упрямый… А сейчас выступит Трио Поросятос […]» [310] .
Для сравнения, обратимся к тексту из «Необыкновенного концерта», где Конферансье объявляет выступление цыганского ансамбля: «Дорогие друзья!.. Разрешите предложить вашему вниманию цыганский хор Заполярной филармонии под управлением Паши Пашина. Постановка Орехова. Костюмы Зуева. Гитары и бубны – конторы Музпрокат. Ковры и пальмы – ресторана
По всей видимости, пьеса Введенского стала предтечей «Необыкновенного концерта», включая выступление «трех поросятос», превратившихся со временем в латиноамериканское трио «Лоссамомучас», и пингвинов-чечеточников, преобразившихся в «братьев Баклушиных».
Над сценарием «Необыкновенного концерта» начали работать весной 1944 г. Тогда впервые собралась постановочная группа будущего спектакля: постановщик и автор сценария С. Образцов, драматурги А. Бонди и В. Курдюмов, заведующий музеем ГЦТК режиссер А. Федотов, актер и режиссер С. Самодур, художники В. Терехова и В. Андриевич, композитор Г. Теплицкий, заведующая литературной частью Л. Шпет. Почти год продумывалась пьеса, намечались контуры номеров, прочерчивался будущий текст Конферансье. Осенью 1945 г. были готовы первые эскизы кукол. Театр приступил к репетициям. Предполагалось создать пародию на обыкновенный эстрадный концерт, собрав воедино все его штампы.
Исследователь Н. И. Смирнова, рассказывая о сценах «Капеллы» и «Поэта» в пьесе «Обыкновенный концерт» (первоначальное название «Необыкновенного концерта»), писала: «Масса лиц и фигур – старик с отвислой губой, восторженные молодушки, мордастые парни, рыжеволосые, черноголовые, плюгавые, зловещие, добродушные, угрюмые – была втиснута в плотный трафарет из подымающихся маршем рядов. Этот трафарет, словно намертво сколоченный из черных пиджаков и белых треугольничков-рубах, прочно покоился на постаменте из белого крепдешина, нагло подчеркивавшего упругость мощных форм их обладательниц. Образцов говорил на репетициях: “Обреченность однообразно построенной массы людей при всем их разнообразии становится страшно глупой”. Лица единообразного трафаретного квадрата разверзли пасти, и на все лады полилось допотопно-примитивное: “Метро, метро, ну как попасть в твое нутро!”, выпеваемое серьезно, с пафосом. Автоматизм исполнения стал столь же многоречив, сколь и бесстрастная, молчаливая статуарность хора. За “Метро” следовала специально написанная Гердтом “Птичка божия не знает” – пародия на псевдодеревенские хоры. Журчанию солиста, этой “сольной” птички, бессмысленно подпевал хор. Для пародии была удачно использована вся залежь стандартных напевок и припевов типа: “Ишь ты, подишь ты, что ж ты говоришь ты”, “Чай, чай, примечай”, “Люли, люли” и т. д. Покорная, тупая организованность Капеллы приобретала неожиданно новое сатирическое звучание, носила почти аллегорический характер» [312] .
Один из режиссеров «Необыкновенного концерта», В. А. Кусов, который вряд ли знал о пьесе А. Введенского, вспоминал, что сценарий спектакля складывался постепенно. Спектакль создавали по принципу театрального «капустника». Все участники постановки были заражены идеей сделать смешную пародию на обыкновенный концерт. Таких стандартных концертов на эстраде было в то время очень много. Все они были стереотипны и вполне созрели для смешной пародии. Поэтому спектакль назвали «Обыкновенный концерт». Спектакль имел оглушительный успех. Зрительный зал театра заполнялся известными людьми: актерами, учеными, режиссерами, художниками. Здесь были и Завадский, и Михоэлс, и Гиацинтова, и Бирман, и Жаров. В «Обыкновенном концерте» узнавалась пародия на весь эстрадный мир: конферансье, баритон, цыганский хор, «юное дарование», колоратурное сопрано, жанровая певица. В номере «Хоровая капелла» узнавали хор Свешникова.
Триумфально прошли три года со дня премьеры. Но вдруг спектакль запретили. Чиновникам от культуры не понравилось, что в пьесе нет положительного героя. Спектакль обвинили в «очернительстве», клевете на советскую эстраду. «Это было трагедией! – вспоминал В. Кусов, – Образцов мучительно искал выход из положения. Он был не только великим художником, но и талантливым дипломатом. Поэтому вскоре решение было найдено: он объявил, что в спектакле теперь будет “положительный персонаж”. Этим персонажем станет он сам – один из самых известных людей страны, и он сам поведет “Обыкновенный концерт”, переименовав его в “Концерт кукол”. Против такого предложения ни один министерский чиновник возражать не мог. “Положительный персонаж” Сергей Образцов? Положительный. Однако чиновники решили еще раз просмотреть новую редакцию “Концерта” и в результате запретили для показа целый ряд замечательных номеров: пародия на хоровую капеллу, цыганский ансамбль, джаз (буржуазное искусство!). В результате от спектакля осталось пять-шесть кукольных номеров. Что делать? И здесь Сергей Владимирович нашел решение. Первое отделение он играл свой сольный концерт, а второе – вел вместо кукольного Конферансье “Концерт кукол”. Шло время. Мы думали о том, как бы нам возродить полный вариант нашего “Обыкновенного концерта”. Наконец, решение было найдено. Гениальное решение! Мы просто назвали наш “Обыкновенный концерт” иначе – “Необыкновенный концерт”. Раз он “необыкновенный”, значит, такого в нашей жизни не бывает. Чиновники были вполне удовлетворены, а мы вернули свой спектакль, к обоюдной радости актеров и зрителей. Нам часто задают вопрос: в чем загадка “Необыкновенного концерта”? Секрет “Концерта” заключен в удивительно точном, не сиюминутном жанровом попадании пародии» [313] .
«Необыкновенный концерт» стал самым известным в мире русским кукольным представлением XX в. и до сих пор не сходит с репертуарной афиши Театра Образцова. Предтеча же «Необыкновенного концерта» – пьеса А. И. Введенского «Концерт-варьете» – впервые была опубликована в журнале «Театр чудес» [314] и в следующем году поставлена в Ульяновском театре кукол.
Судьбу пьес для театра кукол Введенского разделили и драматургические опыты Даниила Хармса (Даниил Иванович Ювачев, 1905–1942) – писателя, поэта, классика русского литературного авангарда, автора пьесы «Елизавета Бам» (1927), повести «Старуха» (1939), цикла рассказов «Случаи» (1933–1939), многочисленных стихов, пьес и рассказов для детей.
Творчество Хармса чрезвычайно близко эстетике и поэтике кукольного театра. В 1935 г. по просьбе режиссера Л. Шапориной-Яковлевой он написал для ее нового театра марионеток (при Ленинградском Доме писателей) пьесу «Цирк Шардам» (в первой редакции – «Исчезновение Вертунова»). Хармс был хорошо знаком с Л. Шапориной-Яковлевой. По соседству с ней, в Детском Селе, жила его тетка – Н. Колюбакина, у которой он часто бывал. Премьера пьесы состоялась в октябре 1935 г.
Хармс выбрал традиционную для театра марионеток тему – цирковое представление. В первом действии выступали акробаты, наездник, жонглер. В перерыве между номерами бдительный Директор цирка следил, чтобы человек с улицы – некто Вертунов – не вышел на арену. Действие шло как бы двумя параллельными потоками: цирковые номера и диалоги Директора и Вертунова. Порядок нарушается во втором действии, когда в цирке происходит наводнение. Артисты цирка, Директор, Вертунов – все оказались в воде. В финале вода отступила, а акула, которая охотилась за плавающими марионетками, гибнет. «Человек с улицы» Вертунов благополучно поступает в цирковую труппу.
«Цирк» Хармса существенно отличался от аналогичной по теме ранее написанной пьесе К. Гибшмана. Если Гибшман, как впоследствии и Введенский, и Образцов, строил пьесу на основе пародии, то Хармс доводил пародийные моменты степени абсурда.
Творчество Хармса органически близко искусству играющих кукол. Даже тогда, когда оно куклам не адресовано. Это своеобразный «театр кукол в литературе». Исследователь творчества обэриутов В. И. Глоцер писал: «Хармс-писатель сформировался в 20-е гг., испытав влияние Хлебникова и заумника А. Труфанова, и обрел единомышленников в кругу поэтов, назвавших себя обэриутами (от ОБЭРИУ – Объединения Реального Искусства). “Кто мы? И почему мы?.. – вопрошали они в своем манифесте. – Мы – поэты нового мироощущения и нового искусства […]. В своем творчестве мы расширяем и углубляем смысл предмета и слова, но никак не разрушаем его. Конкретный предмет, очищенный от литературной и обиходной шелухи, делается достоянием искусства. В поэзии – столкновение словесных смыслов выражает этот предмет с точностью механики”, и так далее. Обэриуты нашли себе приют в стенах ленинградского Дома печати, где 24 января 1928 г. состоялся их самый большой вечер “Три левых часа”. Хармс – вместе с Н. Заболоцким, А. Введенским, К. Вагиновым, И. Бахтеревым и другими – читал на первом “часу” свои стихи, восседая на шкафу, а на втором “часу” была представлена его пьеса “Елизавета Бам”, одним из постановщиков которой был сам автор […]. Мир удивился, узнав Даниила Хармса, впервые прочитав в конце 60-х – нач. 70-х гг. его и его друга Александра Введенского. До тех пор мир считал родоначальником европейской литературы абсурда Эжена Ионеско и Сэмюела Беккета. Но, прочтя наконец неизвестные дотоле […] пьесу “Елизавету Бам” (1927), прозаические и стихотворные произведения Даниила Хармса, а также пьесу “Елка у Ивановых” (1939) и стихотворения А. Введенского, мир увидел, что эта столь популярная ныне ветвь литературы появилась задолго до Ионеско и Беккета. Слом, разлад, разрушение устоявшегося быта, людских связей и прочее они почувствовали, пожалуй, острее и раньше других. И увидели в этом трагические последствия для человека. Так все ужасы жизни, все ее нелепости стали не только фоном, на котором разворачивается абсурдное действо, но и в какой-то мере причиной, породившей самый абсурд, его мышление. Литература абсурда оказалась по-своему идеальным выражением этих процессов, испытываемых каждым отдельным человеком» [315] .
Следует заметить, что задолго до появления «обэриутов» и «абсурдистов» искусство играющих кукол своими представлениями как бы предвидело «трагические последствия для человека» процесса «слома, разлада, разрушения устоявшегося быта, людских связей». Адресованная взрослым, драматургия театра кукол анализирует, раскрывает процессы и причины разрушения гармонии человеческого бытия; адресованная детям – созидает эту гармонию.
Среди таких «строителей гармонии» – драматург Нина Гернет (1899–1982), написавшая в соавторстве с Хармсом несколько известных произведений. В 1978 г. в память о нем Гернет по мотивам стихов и детских скетчей Хармса написала пьесу «Принтипрам» (для Московского областного театра кукол). В 1992 г. пьеса самого Д. Харсма «Цирк Шардам» была впервые опубликована в журнале «Современная драматургия» (№ 1) с предисловием А. Александрова.