Истории из прошлого
Шрифт:
– Что вы так орете? Не ссорьтесь.
– Извините, – сказала Амалия и выдохнула. – Мы так, немного увлеклись.
Мама замялась на пороге и затем поковыляла в гостиную – сейчас как раз время ее любимой передачи «Собачий шок». Амалия на цыпочках прошла до двери, закрыла ее и словно кошка прошипела:
– Тебе двадцать четыре года, а ты до сих пор сидишь у мамочки на шее! Пора это прекращать.
Эмиль вздохнул и подумал: «От твоих слов как будто что-то изменится». А сам как можно спокойнее заговорил:
– Дорогая, ну ты же прекрасно знаешь, какая у меня ситуация…
– Знаю: ты много чего хочешь. То официант тебя не устраивает, то уборщик – тебе надо выступать. Но я же не могу концерт организовать, не могу из тебя сделать певца мирового масштаба!
– Я и не просил об этом. Я просто поделился с тем, что отец разрешил мне целую неделю пользоваться его хендаем…
– Ну, конечно, у тебя даже своего жилья нет – не то что машины. Слушай, – Амалия наклонилась к Эмилю, – я не говорю это с целью надавить на тебя или покритиковать. Просто хочу достучаться – вот и все. Может, ты тогда переедешь ко мне?
– Мне одно не понятно: какая разница, на какой мне шее висеть – на твоей или на маминой?
– Я тебе спуску не дам, – она улыбнулась. – Будем жить вместе, потихоньку-помаленьку копить общий бюджет, я тебя не брошу. Ну, как идея?
Эмиль дожевал пирожок, во рту еще оставался сладкий привкус картофеля. Повисло молчание. Котик размышлял. Его родители жили на Эльдорадоплатц (Восточный округ), а вот Амалия – на Артиллерийской улице (Южный округ). Чем поможет переезд? Может, Эмиль найдет все-таки то место, где он мог бы применить свои музыкальные способности? Можно устроиться хотя бы в клуб или забегаловку. Котик не любил такие места, но куда деваться? Тем более, он еле окончил школу, а дальше учиться не пошел, поэтому в заведения повыше путь закрыт. А ведь Эмиль оканчивал музыкальную школу и вокальную, для взрослых. Ему хотелось дарить людям музыку. Дарить свой талант.
– Знаешь, – наконец сказал Котик, – все же, твоя идея неплоха. Да, давай попробуем.
Амалия тут же повеселела, ее лицо озарила улыбка:
– Здорово! Только представь: ты поселишься в Южном округе. Смена обстановки – хороший стимул для работы. Даже если и не получится устроиться в музыканты, оставь свой талант как хобби. Не обязательно на увлечениях зарабатывать. К тому же, есть много других перспективных работ…
– Помощник шеф-повара? Или офисный клерк?
Амалия ничуть не смутилась.
– Хватит ворчать, Эмиль, ты как дед. По-твоему, лучше на маминой шее сидеть? Стыдно должно быть, молодой человек!
***
– В смысле? – воскликнула мама, когда Эмиль сказал, что он завтра уедет с Амалией. – Насовсем?
– Да, – Котик накрыл ее ладони своими. – Ну мам, я уже не маленький. Пора птенчику улетать из гнезда и устраивать свою жизнь…
– Ты говоришь, как твоя Амалия, – процедила она. – Ее наслушался, я слышала ваш разговор. Ты так никогда не говорил.
Эмиль снисходительно улыбнулся. Он привык к тому, что мать отзывалась о его девушке не всегда лестно.
– Мам, ты злишься на нее из-за этого?
– Нет. Ты что, не видишь? Она из тебя вьет веревки, ей так удобнее, чтоб ты с ней был.
– Перестань, пожалуйста. Ничего она из меня не вьет, мы сами так решили.
– Ну-ну, я слышала. Сначала давит, а затем предлагает. Ты-то сам хочешь?
– Да, мам, хочу. Это мое решение, мне уже за двадцать – большой мальчик. И кстати, ты не права в отношении Амалии. Да, она действительно слишком… эмоционально относится к мелочам. Однако если она один раз вспылила, это не значит, что Амалия плохая. Мы все люди, у всех у нас есть эмоции. И да, еще раз повторюсь, я сам этого хочу.
Мама вздохнула и прижала сына к груди:
– Ну ладно, раз ты его принял, так принял. Главное – чтобы ты был счастлив.
***
Спустя несколько дней Эмиль переехал к Амалии. Ее съемная квартира располагалась на четвертом этаже, откуда открывался вид на дорогу и торговый центр. Обстановка казалась Котику совсем уж непривычной. У родителей почти вся мебель старая и облезшая, разноцветные огромные ковры на полу, много сервизов, доставшихся от предков. У Амалии же, как подметил Эмиль, современная обстановка: кожаные кресла, диван, маленькие коврики и минимум ненужного инвентаря – только горшки с цветами, часы и пара дешевых картин. В целом, уютно и модно. Квартира ассоциировалась у Котика с каталогом продажи недвижимости – не хватает только счастливой семьи на переднем плане. Эмиль быстро обустроился здесь и впервые спал с Амалией не на узком жестком матрасе, а на широкой двухместной кровати, которая даже не скрипела. Помимо всего прочего, есть огромный телевизор, на котором как раз показывали любимый канал Котика «Спорт-жизнь-действие», причем в цветном изображении.
Ближайшие два дня, а это были как раз выходные, Эмиль с Амалией провели вместе. Она показывала ему торговый центр и просила помечать в блокноте номера тех магазинов, которые искали сотрудников. Котик записывал, а сам между тем хмурился и думал: «И чего она ко мне пристала? Дала бы хоть привыкнуть к новому месту— так нет! Сразу иди на завод, двадцать четыре на семь». Но, по крайней мере, ее требования дальше записи номеров не заходили. На второй день Эмиль и Амалия осматривали сам округ, доехали на трамвае аж до Птичьего квартала. Рядом с полицейским участком располагался парк, и остаток дня они там гуляли, пока солнце не начало склоняться к закату. Амалия сказала на выходе:
– Может, поужинаем в кафе? Готовить не хочу, устала.
Эмиль пожал плечами.
– Ну давай. Есть кафе, которое ближе к твоему дому?
Она задумалась.
– Вроде да, есть какое-то на Ульрихштрассе, только я там ни разу не была.
Они поехали туда. Солнце село за горизонт, и о его существовании напоминала только розовая тонкая линия вдалеке. Город словно атаковали светлячки, и он наполнился ярким светом на фоне темного неба. То самое кафе, о котором говорила Амалия, располагалось на пересечении Ульрихштрассе и Артиллерийской улицы. Оно представляло собой небольшое одноэтажное здание с панорамными окнами и стеклянной дверью. Над ней сияла надпись из лампочек: «Золотая империя». Амалия указала на объявление под вывеской заведения: «Требуется музыкант». Они прошли внутрь. Зал представлял собой большое помещение с белой плиткой на полу. Горели все лампы – как настольные, так и потолочные. Повсюду были столы, рассчитанные на семьи и забитые до отказа. Воздух буквально пропитался жареной свининой и алкоголем. В глубине зала располагалась барная стойка. Эмиль и Амалия пробились туда сквозь толпу. Нетипично для кафе, подумал Котик, ведь продавали самые разнообразные напитки, как в барах: начиная с обычного эля и заканчивая самбукой. Эмиль заказал на двоих чай с имбирем и бифштекс с картофелем. Пока заказ готовился, Котик и Амалия повернулись к сцене, которая располагалась в другом конце зала. Никакие людские разговоры и возгласы, которые здесь быстро превратились в какофонию, не могли перекричать того, что происходило там. У края сцены стоял мужчина, ровесник Эмиля, голубоглазый, широкоплечий и с темными вьющимися волосами, одетый в синий костюм. Солист держал микрофон и пел. По опыту обучения в школе вокала Котик узнал драматический тенор. Позади солиста играла на трубе девушка. Джаз.
Песня звучала так:
Темные ночи
Унесли меня.
В темные ночи
Я искал тебя.
Ты нашлась легко,
Но не даешься никак.
Открой мне свое сердце,
Ведь я тебе не враг.
Эмиль смотрел на девушку. Она была так же молода, как и солист, одета в фиолетовое облегающее платье чуть короче колен. Оно подчеркивало немалого размера грудь. Волосы, светлые и прямые, вытягивали кругленькое, как у куколки, личико и едва касались плеч. От усилий девушка покраснела и надулась, однако продолжала все также ритмично, в такт песне играть. Эмиль тряхнул головой и поглядел на Амалию. Она тоже смотрела на сцену, но в сторону солиста, и даже голову не повернула, когда поставили тарелки с ужином. Эмиль нахмурился, подтолкнул ее и сказал: «Давай поедим». Котику внезапно стал безразличен музыкальный дуэт, желудок зверски завыл, и Эмиль принялся за трапезу. Ужин оказался вкусным и горячим. Пока Котик и Амалия ели, песня закончилась, раздались бурные аплодисменты и свисты. Музыканты поклонились и спустились со сцены, слившись с толпой. К микрофону подошел мужчина в очках, с каштановыми волосами, в которых пробиралась первая седина. Аплодисменты стихли, и в гробовой тишине он сказал: