Истории московских улиц
Шрифт:
На Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1917 году, собравшемся для восстановления в русской церкви патриаршества, убедительная и яркая, образная речь Иллариона оказала большое влияние на мнение Собора.
"Зовут Москву сердцем России, - говорил Илларион.
– Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце". (Илларион имеет в виду историческое патриаршее место в соборе, опустевшее после отмены патриаршества Петром I.)
Патриаршество было восстановлено на заседании Собора в 1918 году, уже после революции. На патриарший престол был избран митрополит Московский и Коломенский Тихон (Белавин). Илларион становится его ближайшим помощником, им был написан ряд патриарших посланий и обращений.
В 1919 году Иллариона арестовали в первый раз, около двух месяцев он просидел в Бутыр-ской тюрьме. Через год - новый арест и год пребывания в концлагере в Архангельске.
В 1920 году патриарх Тихон назначает Иллариона епископом Верейским.
По отбытии срока Илларион поселяется у своего друга - отца Владимира (Страхова) - монаха Сретенского монастыря. Живя в Сретенском монастыре, Илларион продолжает работать в патриархии, совершает службы в Донском монастыре, где живет патриарх, и в Сретенском.
"На Страстной неделе тянуло в церковь, - записывает в апреле 1921 года в своем дневнике Н.П.Окунев - пожилой москвич, "советский служащий" невысокого ранга.
– Несколько раз ходил в Сретенский монастырь. Привлекал туда епископ Илларион, не своим пышным архиерейским служением, а участием в службах в качестве рядового монаха. Однажды (за всенощной со среды на четверг) он появился в соборном храме монастыря в простом монашеском подряснике, без панагии, без крестов, в камилавке, и прошел на левый клирос, где и пел все, что полагается, в компании с 4-5 другими рядовыми монахами, а затем вышел в том же простом наряде на середину храма и проникновенно прочитал канон, не забывая подпевать хору в ирмосах. Прочитавши канон, запел один "Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный". Ну! Я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой (ему 35 лет), высокий. Тенор. Пел он попросту, не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал за всю свою жизнь такого чудесного исполнения этой дивной песни".
С первых месяцев прихода к власти большевики взяли откровенный курс на уничтожение религии как конкурента государственной идеологии. Наряду с атеистической пропагандой началось массовое физическое уничтожение духовенства, для чего использовался любой предлог. В этом отношении характерно распоряжение В.И.Ленина от 1922 года, которым он рекомендовал органам ГПУ действовать "с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем больше число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше". Священников и монахов подвергали изощренным надругательствам и пыткам: распинали на крестах, закапывали в землю живыми, монахиням отрезали груди - в те годы об этом было широко известно: чекисты - ради устрашения - не очень-то все это и скрывали.
Митрополит Илларион в одной из лекций о месте и роли патриарха в послереволюционной России сказал: "Теперь наступает такое время, что венец патриарший будет венцом не "царским", а скорее венцом мученика". Но такая же судьба ожидала почти каждого священника, остающегося верным своему долгу. Те, кто не отрекался от Бога и сана, были обречены. И тем не менее, зная это, значительная часть православного священства продолжала исполнять долг пастыря, не оставляя своих прихожан.
На следующий день после того, как цитированное выше письмо В.И.Ленина было направлено в Политбюро и принято к исполнению, Политбюро выработало проект практических мер борьбы с церковью, в котором был пункт о разрушении церкви изнутри: "Одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу". Это означало государственную поддержку так называемой обновленческой церкви, то есть части церковников, выступающих за "реформирование" церкви. Практически реформы обновленцев являлись приспособленчеством. Обновленцы шли "навстречу пожеланиям трудящихся и властей", как они понимали эти пожелания: проводилось некоторое упрощение богослужения, что, как они утверждали, делало его более доступным для масс, переходили на новый стиль, а также, не забывая себя, решали сексуальные проблемы "обновленного" духовенства: епископы могли вступать в брак, священникам-вдовцам разрешалось снова жениться, снималось запрещение духовенству брать в жены разведенных и вдов и тому подобное.
В мае 1923 года обновленцы провели свой собор, на котором "лишили сана и монашества бывшего патриарха Тихона". Повсюду началось внедрение в храмы священников-обновленцев. Это было разрушение церкви изнутри, подмена ее, как писал патриарх Тихон, сектантством. Илларион ведет борьбу против обновленчества за сохранение канонической православной церкви.
В 1920-е годы широко проводились публичные антирелигиозные лекции и диспуты. Среди наиболее ярких московских ораторов того времени по церковным проблемам обычно называют наркома просвещения А.В.Луначарского и митрополита-обновленца А.И.Введенского. О них пишут многие мемуаристы. Но в советских мемуарах нельзя было прочесть об их оппонентах - деятелях канонической церкви, словно бы этих оппонентов и не было. Объясняется это тем, что большинство деятелей патриаршей церкви были репрессированы, расстреляны, и даже на простое упоминание их имен в печати был наложен строгий запрет. А они - противники и наркома, и митрополита-реформатора были, выступали и часто одерживали в диспутах победу над тем и другим. Понемногу, по крупицам восстанавливается истинная картина тогдашних лет. Кое-что мы теперь можем узнать из мемуаров русской эмиграции, работ историков, устных преданий современников. Время стирает многие детали, но в самых кратких воспоминаниях об Илларионе те, кому посчастливилось слышать его выступления, говорят, что по ораторскому дару, яркости и убедительности речи он превосходил и Луначарского, и Введенского. К сожалению, обычно слышишь только общую оценку, и тем ценнее каждая конкретная деталь. Уже когда писалась эта глава, в разговоре с Ниной Михайловной Пашаевой, доктором исторических наук, замечательным знатоком московской истории, и в том числе церковной, я упомянул, что пишу об Илларионе, и пожаловался, что мало материалов, она сказала:
– Моя покойная мама слышала Иллариона и не раз рассказывала об этом.
– Нина Михайловна, очень прошу вас, напишите, что помните.
– Хорошо. Только это будет немного.
Несколько дней спустя я получил от нее листок. Написано действительно немного. Но какая живая картина, какой впечатляющий образ! Привожу написанное Н.М.Пашаевой целиком; уверен, что оно станет часто используемой цитатой:
"Моя мама, София Сергеевна Кононович (1900-1996), посмертный сборник стихов которой недавно вышел, в 20-е годы работала в библиотеке Политехнического музея. И как сотрудник присутствовала на мероприятиях в Большой аудитории. Она оказалась свидетелем диспута А.И.Введенского с митрополитом Илларионом Троицким. Она рассказывала, какое сильное впечатление произвел этот замечательный иерарх Церкви на всех присутствующих. Когда он вошел, высокий, красивый, строгий, зал встал. Выступление владыки Иллариона было ярким и убедительным. Одно высказывание маме запомнилось: "Все мы - Божьи овцы, но мы, - добавил он с расстановкой, - не... ба-ра-ны!"
На рукописи Нина Михайловна сделала примечание, свидетельствующее о, как говорят теперь, эксклюзивности материала: "Записала впервые для В.Б.Муравьева. 2/VII-1999 г.".
Верующие в массе своей не поддержали обновленцев (в народе их называли "обнагленцами"), вскоре начали отходить от них и увлекшиеся было поначалу их идеями священники.
В 1922 году Сретенский монастырь был занят обновленцами, но в следующем году они вынуждены были уйти. Митрополит Илларион совершил новое освящение монастыря и всех храмов.
В июне 1923 года патриарх Тихон возводит Иллариона в сан архиепископа, включает в состав Синода и назначает игуменом Сретенского монастыря.
Современный историк Церкви (в предисловии к сочинениям Иллариона издания 1999 года) отмечает: "Во многом благодаря деятельности епископа Иллариона началось массовое возвращение клира и мирян в "тихоновскую" церковь. Храмы, захваченные обновленцами, стали пустеть". Так провалилась задуманная и поддержанная советской властью широкомасштабная провокация.
Вскоре последовало возмездие: Иллариона арестовали, и в декабре 1923 года он уже оказался в Соловецком лагере особого назначения со сроком заключения - три года. Такой срок был обычной нормой для духовенства, поскольку сажали не за какую-то вину, а за принадлежность к духовному сословию, но было тут и демократическое равенство - архиепископ получал то же, что и послушник.
Илларион, работая в бригаде рыбаков и на других работах, оставался при этом тем, кем он был, - пастырем и духовником.