Истории мудрого странника
Шрифт:
– Друг мой, беру твою дочь в невесты моему сыну.
Тот похлопал друга по плечу и ответил:
– Дорогой, быть по-твоему: отдаю свою дочь в невесты сыну твоему.
Они наполнили свои кубки и выпили, закрепляя свой договор.
Так дочь одного друга с пеленок стала нареченной сына другого друга.
Шли годы, и нареченные дети росли. Девочка помогала матери в хозяйстве, училась ткацкому ремеслу, обеды готовить. А мальчик целыми днями бегал по пыльным улицам с ребятами, играл в чехарду, сражался на саблях.
Но однажды, когда девочке исполнилось тринадцать лет, она вышла за городскую стену, чтобы нарвать цветов. И встретился ей юноша. Он сидел на холме среди цветов, играл на сазе и пел песни.
Увидел юноша девушку и крикнул:
– Красавица, иди посиди со мной! Я тебе песни спою!
Девушка села рядом, и он стал петь ей такие песни:
Здравствуй, девушка-красавица! Слушай песенку мою.Ты во всей округе славишься, о тебе везде поют,Что глаза твои – алмазы, в них небес всех бирюза.Очаровываешь сразу, гибок стан твой, как лоза.И в губах твоих, что в розе, младость свежестью пылает,И ее сорвет лишь равный, – тот джигит, что обретаетСвою радость в час жестокий, в час ответственный и славный.Твоих взглядов пить источник наслаждения и славы.И горят краснее яблок райских щеки от смущенья.Перед ними – всякий слабый, в них – прощенье и отмщенье.И твоей красою наслаждаются не грубо.Кто тебя хоть раз полюбит, тот вовеки не разлюбит...Много песен пропел юноша в этот день. И все песни о любви, о красоте, о весне.
А вечером они разошлись и пообещали друг другу снова встретиться на этом же месте.
Девушке понравились песни юноши, и она стала все чаще и чаще приходить на этот холм. Вскоре они так подружились, что дня не могли пребывать в разлуке.
– Хочешь, я научу тебя играть на сазе и песни сочинять?
– спросил как-то юноша.
Девушка ответила:
– Да, очень хочу.
И он посоветовал ей петь о том, что она думает, о чем переживает.
– В таких случаях песни сами рождаются. Они от самого сердца идут, – сказал юноша.
А однажды он песней признался ей в любви:
Гаснут зори ранние.Кружка – в ней вино.Сердце мое ранено.Ты тому виной.В ответ девушка пропела следующее:
Гнездышко я в сердце твоем свила,Жизней сто чужих перелистав.Твое сердце ядом отравила я,И тот яд хмельным шербетом стал.Так они объяснились в любви и крепко полюбили друг друга.
Прошел год, второй, третий, а они все больше и больше любили друг друга. А вскоре стали поговаривать о свадьбе. Бывало, он нарвет в горах цветов, сплетет из них благоухающий венок, наденет ей на голову и скажет:
– Ты самая красивая на всем свете. И мне никакая другая больше не нужна.
А она только смеялась, радовалась и была в постоянном восторге от любви к своему избраннику.
Но как-то он сказал ей, что она дочь шахского слуги, а он сын бедной прачки и что у него нет денег на свадьбу и на калым.
Тогда девушка ему ответила так:
– А я своим родителям скажу, чтобы они меня без калыма выдали.
– Так не бывает... Это наш обычай, – сказал юноша и добавил: – Я лучше отправлюсь в далекую страну и наймусь на любую работу. Заработаю много денег, и мы поженимся.
Как только не отговаривала его девушка никуда не отправляться, а он так и не переменил своего решения и, расставаясь, со слезами на глазах пропел ей такую песню:
Ухожу я в заморские дали, унося в своем сердце любовь,И как долго бы мы не страдали,через годы мы встретимся вновь.Для тебя я достану и звезды, и луну на ширазском ветру,Не тревожься, моя дорогая, сохрани теплоту своих рукИ, открывши тяжелые двери, сердце я для тебя сберегу.Только ты сохрани свою верность на далеком на том берегу.Ну а если ты вдруг улыбнешься, приоткинув немного чадру,Проходящему юноше – солнцем, я проклятья свои отопру:Пусть орла в небе ласточка сменит,пусть хохочет сова в тишине,Горький яд твоей подлой измены жизнь отравит и мне и тебе.Девушка взяла из его рук саз и пропела:Где бы тебя не носила судьба, где б не пришлось пройти,Верного сердца звучащий саз звать тебя будет в пути.Как бы меня не терзала судьба, выдержу я и дождусь.В сердце любви играет твой саз, слезы из глаз, как дожди.Кончив петь, девушка в первый раз припала к груди своего возлюбленного и поцеловала его – по всему было видно, что еще больше воспламенились сердца их великой любовью друг к другу.
Так он и ушел на заработки, а она долго смотрела ему вослед и горько плакала.
После того как они расстались, девушка стала все чаще и чаще приходить на этот холм и предаваться радостным воспоминаниям. Она подолгу смотрела с этого холма на дорогу, по которой ушел ее возлюбленный. А вскоре она почувствовала, что без него не сможет жить на свете, и от этого рассудок ее помутился, благоразумие покинуло ее, а слезы разлуки не переставали течь из глаз.
Видели все это родители и обеспокоились: не заболела ли их дочь? Наконец они поняли, что ее что-то беспокоит. Долго упрашивали родители рассказать причину ее тревоги.
И однажды она, в тайне от отца, во всем призналась матери. А мать все передала отцу. Отец сильно разгневался на дочь и крикнул:
– Горе тебе, блудница! Я тебе покажу как влюбляться в какого-то там бездомного бродягу... У тебя уже есть жених. Ты, бесстыжая, еще с пеленок наречена за сына моего друга.
– Нет, я не буду его женой, – вскрикнула дочь и зарыдала.
– Не буду! У меня уже есть жених. Я его полюбила всем сердцем.
И она запела:
Если зло не в силах сделаться добром,Я сойду с ума, мои родные,Золото не станет серебром,А сады не вырастут из дыма.Ворону вовек орлом не стать,Камень пухом – нет! – не обернется.А любовь, как истина, проста:Он ко мне таков – как есть – вернется.Он уже живет в моей душе,Он мне снится, хоть и на чужбине.Лучше смерть, чем жить не по любви,Камень лучше, чем его нести по жизни.Но отец девушки был глух к ее словам.
– Быть по-моему, блудница, – сказал он ей.
Два раза она убегала из дому. Но ее ловили и приводили домой. А вскоре злой и бессердечный отец девушки принес в дом огромный сундук с дырками, посадил в него дочь свою и повесил на него замок.
Сколько дней и ночей пробыла девушка в этом сундуке – она сама не знала, не ведала. За это время весь сундук пропитался ее горькими слезами. Так она, бедная, плакала, что услышавшие ее плач сами разревелись бы.