Истории СССР
Шрифт:
А в 1996 году судьба принесла меня в Баскетбольный клуб «Спартак» на работу в качестве гениального директора. Будучи человеком, воспитанным питерской улицей, я приехал под благословение к Владимиру Петровичу Кондрашину. Радость свою он скрывал плохо. Ученички задвинули его на галёрку. Петрович был не здоров и переживал это с удвоенной обидой. Я уговорил его возглавить свою родную команду на Кубке имени Александра Белова. Те самые кагэбэшники, которые погубили Сашу, теперь лили крокодиловы слёзы и помпезно чтили его память.
Я спросил Владимира Петровича совета.
— А что Вы можете? Вы ничего не можете! Что Вы Павлова можете снять?
— Всё ведро не выпью. Но отхлебну много — ответил я.
Петрович рассмеялся. А потом махнул рукой. Вроде как благословил. Отхлебни, мол, сколько сможешь. Ты человек не чужой. На баскетбол ходишь.
Поначалу моего правления финансировал команду московский бизнесмен Шабтай Генрихович Калманович. Мы с ним как то быстро сошлись и думали расширять общий бизнес. Но интриги в Смольном по приватизации недвижимости, исходившие от вице-губернатора Михаила Маневича, плясавшего под грузинскую дудку нам помешали. Прошла команда оставить Колмановича при своих. Я искренне сожалел об этом, но подчинился. Шабтай переключился на женский баскетбол и нас с ним ещё ждала там встреча.
Оськин с Павловым год продержали команду на деньги «Пулково», но те проворовались и в баскетбол больше играть не захотели. Баскетбольных воротил бандиты тоже начали метко отстреливать. Получив однажды заказ на ремонт Большого проспекта на Васильевском острове, я уже потирал ручки от предстоящего транша от спонсора и уговаривал игроков подождать зарплату за два месяца. Но спонсора Багаева убили на следующий день и денежки растворились в револьверном дыму. Игроки «Спартака», ведомые главным тренером Александром Харченко, демонстративно объявили забастовку, отказавшись играть матч с московским «Динамо» в зале Академии имени Можайского. В «Спартаке» вспыхнуло восстание «рабов».
Павлова сняли, поставили Римаса Эндрияйтиса. Он хорошо знал игру всех клубов чемпионата, грамотно организовывал подготовку, умно вёл игру. Вернули многих ребят, разъехавшихся из-за безденежья в другие клубы. Главный и единственный спонсор клуба Константин Михайлович Мирилашвили не скупился на деньги. Не пожалел бы ещё пять тысяч долларов, заняла бы команда третье место. Федерация баскетбола новой России поставила всё на коммерческую основу. Но и пятое стало для тех времен, когда «Спартак» сидел на одиннадцатом месте, большим успехом. На другой год КМ замахнулся на большее и пригласил главным тренером Юрия Селихова. Пиво без водки — деньги на ветер. Без Кондрашина «Спартак» — чистое «динамо».
Теперь баскетбольный турнир памяти великих кудесников баскетбола Александра Белова и Владимира Кондрашина проходит ежегодно в Юбилейном шумным городским праздником. Без оглядки на таможенные барьеры. А они, кудесники, лежат рядышком на Северном кладбище, светлая им память, и никому не мешают.
Сифилитик
Партия — Ум, Честь и Совесть нашей эпохи, эпохи коммунизма.
Воскресение — хороший день. Советские люди в воскресение отдыхали. Валялись полдня в кровати, долго и много завтракали, поправляли голову после субботних застолий в гостях. Суббота — очень хороший день. В субботу советские люди долго спали, собирались в гости, а в гостях сидели до утра, без оглядки выпивали и закусывали, помня, что завтра воскресение и можно будет, не спеша на работу, поправить голову — опохмелиться и поесть чего-нибудь жирного. Но самый лучший день — пятница. После работы советские люди устремлялись от опостылевших супругов к своим любовницам и любовникам, искали острых ощущений, новых знакомств и приключений. Дома, как водится, врали, что задержались на работе. Да мало ли что врали. Собрание было. Профсоюзное, комсомольское или партийное. А потом ходили подарок начальнику покупать ко дню восьмого марта. Уж чему — чему, а врать коммунисты народ научили. И к этому времени страну охватила эпидемия банно-сауновского вранья. То есть стало модным ходить в сауну. Все врали, что ходят туда мыться. В саунах пили, ели и, конечно, вступали в интимные связи с малознакомыми женщинами. Нет. Проститутками их ещё не называли. Это были просто новые знакомые. Пригласить девушку в сауну было престижно. А отказаться от приглашения в сауну девушки не могли. Мёдом там, что ли было намазано? Сауны строили поначалу в спортивных залах под псевдонимом восстановительного центра. Потом сауны стали строить в самых модных гостиницах города. Сказывалось влияние финских туристов. Пятница — самый потрясающий день трудовой недели строителя коммунизма.
Стоял ноябрь. Лёгкий осенний морозец напоминал о необходимости покупки новой пары обуви. Подошвы старой, почти как новой, зияли дырами. Непозволительно много приходилось ходить с работы на работу. Я халтурил, где только мог, и копил деньги на дачу. Ремонтировать новыми подмётками туфли уже надоело. Они отваливались на второй день и никто не признавал себя виноватым. Деньги улетали на ветер. Обнадёживала скоропостижная смерть Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. По телевизору показывали бесконечную очередь плачущего народа, проходящего возле гроба в Колонном зале Дома Союзов. На сердце у меня было легко и радостно. Тешила надежда на перемены к лучшему. К ещё более лучшему. К самому лучшему на свете.
Домой я вернулся рано и хотел пойти погулять с детьми на Петропавловку. Сел в кресло, взял журнал. С кухни примчался рыжий кот и начал грызть мои ноги. Видимо его давно не кормили. На столе по углам круглого аквариума металась золотая рыбка. Наверное хотела чем-нибудь угодить хозяйке. А может тоже была голодная. В детской комнате слышался гомон волнистых попугайчиков. Или они просто пели о корме на птичьем языке. Мои дети Оля и Тима любили животных и просили купить ещё тигрового питона. Я протестовал. Чувствовал подвох. Позвонил мой приятель Миша и загробным голосом спросил меня
— Ты мне друг, Коля?
— В каком смысле? — насторожился я. Может денег взаймы попросит?!
— Я могу довериться только тебе. Ты же знаешь, что я рассматриваюсь в обкоме на заграничную командировку?
— Знаю, а что?
— На меня пришла анонимка. Поездку могут зарубить.
— Не дай Бог! А что пишут?
— А то ты не знаешь? — пошутил Миша.
В моде был анекдот про малыша Нострадамуса, который спрашивал у мамы, что она сварит на обед. Мама, потрепав шалуна за ушко, озорно отвечала: «А то ты не знаешь?»
— Можешь помочь мне с врачом? У меня яйцо опухло, как груша. У тебя есть знакомый уролог?
— Уролог-венеролог? А раньше оно у тебя меньше груши было? Как вишня, что ли?
— Мне не до смеха, Коля. Ну, наверное, венеролог.
— А ты с чужой женой переспал, проказник?
— Ну, было дело, в сауне «Прибалтийской», в прошлую пятницу. Я туда с обкомовскими дружками ходил. Шытарев, Можаев, комсомолки. В бассейне плавали как наяды. Вода, правда, холодная была. Но всё равно, романтично. Я не удержался.
— Ай-я-я-я-я-й!!! Стыдно, Миша. А ещё член партии коммунистов!? Ум, честь и совесть нашей эпохи.
— Но ведь член!
— Да уж. Член со страусиным яйцом. Падкий до романтических соитий в бассейне. А со своей женой успел переспать?
— В том-то и дело, что успел. Чего я и боюсь. Хочется провериться. Чтоб уж жить со спокойной совестью.
— С совестью? Да ещё и со спокойной. Ну, ты азартен, Парамоша.
Мы договорились встретиться через час на углу Невского и Литейного. Там, в угловом доме у кинотеатра «Октябрь», на втором этаже находился районный кожно-венерологический диспансер, где работал кудесник провокаций и трихомонад Яков Шмарьевич. Весь ночной сброд с Невского проспекта, совершив случку в укромном уголке питерских закоулков, бежал к нему и получал порцию профилактического спрея. Кто пренебрегал профилактикой, торчал в коридоре через несколько дней и проходил более трудное испытание — прижигание простаты ляписом. Яков Кошмарьевич брал в руку полуметровый стальной штырь с палец толщиной и, смазав его каким-то ядом, засовывал в мочеполовой канал очередного Казановы. Глухой мужской стон, наверное, был слышен в райкоме коммунистической партии, который размещался в квартале от КВД по Невскому проспекту. У Аничкова моста. Коварство половых инфекций состояло в том, что проявлялись они не сразу, а через несколько дней. А ещё хуже — через полтора месяца. И до того момента пылкие и жадные до страсти особи обоих полов чувствовали себя абсолютно здоровыми и могли дать партнёру любую клятву.