Истории СССР
Шрифт:
В воскресение я снова навестил друга и нос к носу столкнулся с его женой. Она взяла всё вину на себя, проклинала женщин за слабость, а мужчин — за антисанитарию душевных отношений. Говорила, что в понедельник пойдёт на приём к Софии Львовне со своим знакомым, чтобы не беспокоить зря милицию. Он был в шоке, но на приём у врача согласился. Порядочный был человек. Интеллигентный.
В понедельник к вечеру, после работы, я заехал в больницу навестить друга. Попросил жену забрать детей из детского сада. Достал по блату килограмм апельсинов. В них много витаминов, а витамины Мише сейчас очень нужны. В окне появился его краснорожий сосед и радостно заорал, что Мишу выпустили на волю. В приёмном покое его лечащий врач любезно сообщил мне, что никакого сифилиса у моего друга пока нет. Это было воспаление на фоне герпетической инфекции, которая выскакивает в виде гнойничков у людей на губах и других интимных участках кожного покрова, но лечению пока в СССР не поддаётся. Врач КВД просто не разобрался или перестраховался. Социальной опасности эта болезнь тоже не представляет. Но целовать женщин с простудой на губах он мне не рекомендовал.
— Так что советую и вам, и вашему другу вести здоровый образ жизни, закаляться и не злоупотреблять случайными половыми связями. А если что — милости просим в наше заведение — заключил доктор и крепко пожал мне руку на прощание.
По телефону Миша разговаривал со мной неохотно. Жаловался на головную боль и плохое самочувствие. Повторный анализ показал, что реакция Вассермана у Миши отрицательная. Всё остальное в нём было положительное и вскоре он с женой уехал на работу в Исфаган. А вернувшись из командировки, устроился на работу в Смольный, получил квартиру на Мойке рядом с Пушкиным, купил дачу, машину и вёл здоровый образ жизни. Встреч со мной он почему-то избегал. А я не настаивал. В аптеках, гастрономах и булочных стали продаваться импортные презервативы и опасность заражения при случайных половых связях отпала сама собой.
Синяя птица
Аве Гарднер — красавице и обольстительнице, звезде мирового кинематографа.
Ещё ребёнком я бегал в кондитерскую и любовался женским образом на восьмигранной коробке шоколадных конфет «Руслан и Людмила». Засыпая, погружаясь в мир снов и грёз, я гонялся верхом за ней по горам и дрался на мечах с бородатым Черномором. Среди своих сверстниц я не видел никого подобного. Красавицы, достойные моего воображения, появлялись только в кино. Хозяйка медной горы с лицом и фигурой Тамары Макаровой была ослепительна, но зла и жестока, а Золушка Жеймо слишком мала и простовата, хоть и мила личиком. С годами вкусы мои не изменились и даже первых советских красавиц с экранов я отвергал для прообразов юношеских утех. Поразила моё воображение актриса из американских фильмов, которые мы, повзрослев, ездили смотреть во Дворец культуры имени С.М. Кирова в кинотеатре старого фильма «Кинематограф» на Васильевском острове. Её звали Ава Гарднер.
Прошли годы, но над моим столом по прежнему висела фотография этой восхитительной женщины, вырезанная из югославского журнала Фильмский свет о фильме «Снега Килиманджаро». Малейшее сходство с этой женщиной заставляло меня долго ухаживать за девчонкой и добиваться её расположения, угощая лакомствами и походами в кино. Ава Гарднер стала для меня Синей птицей, которую я никогда не смогу отыскать.
Махнув рукой на свою навязчивую идею, я женился на простушке, похожей больше на Алёнушку с братцем Иванушкой, и растил с ней нашего первенца Тимофея. Прокормить семью в те времена было не легче, чем в русских народных сказках добыть меч-кладенец или убить Кощея-бессмертного. Чтобы заработать лишнюю копеечку приходилось бросаться на все трудные и опасные предложения, от которых нормальные люди бежали, сломя голову. Я мыл окна высоких зданий, таскал ночами тяжеленные мешки и бросался вниз головой со скачущих лошадей на съёмках русских народных сказок на киностудии Ленфильм.
Летом 1975 года во время каникул в аспирантуре, где я учился, мне повезло подработать на съёмках приключенческого фильма «Стрелы Робин Гуда», помахав в болоте мечами, спрыгнув в седло лошади со стены замка Мальборк и грохнувшись с коня от стрелы воинов шерифа. Бригадир спортивной массовки Ленфильма не оценил мои старания и перестал звать меня на халтуры. Он начал сколачивать новую команду по национальному признаку и мне пришлось снова обивать порог актёрского отдела в ожидании «корочки хлебца» на какой-нибудь сказочке. Сказочка неожиданно подвернулась. Володя Скоропад, начальник актёрского отдела направил меня в первый павильон, где снимали эпизод с военными. Оказалось, что снимают американские евреи, приехавшие из Голливуда. В этот день молодой хореограф Борис Эйфман пытался создать пантомиму кошмарного сна войны. Мы попрыгали и побегали по павильону под его команды и довольно быстро всё сняли. На площадке массовкой заправлял Аркаша Тигай, который строго следил за группой крови, участвующих в массовке исполнителей. Увидев мою ненавистную псковскую рожу, он попросил меня больше на площадке их фильма не появляться. Фильм по сказке Метерлинка «Синяя птица» снимался со звёздами мирового кинематографа Элизабет Тейлор и Авой Гарднер. Узнав это, я потерял дар речи.
Оказалось, что каким-то чудом американские киношники, большинство из которых евреи-эмигранты, решили немного сэкономить и снять кино в СССР, в павильонах Ленфильма. Многие роли при этом играли звёзды советского кино Маргарита Терехова, Леонид Неведомский. Вся обслуживающая киногруппа была советской. Ну, конечно, с еврейским отблеском. Их можно было понять. Дело врачей, организованное сталинскими соколами, ограничения в правах и закрытые границы, заставили сплотиться нацию и бороться за своё выживание.
В 1972 году, не без помощи супруги Брежнева евреям разрешили эмигрировать в Израиль и они бросились тикать, не оглядываясь назад. Началось русско-еврейское противостояние, чтобы не сказать другого слова.
Этот проект был троянским конём иудеев, засланным в нашу проржавевшую коммунизмом Трою. Жили американцы в гостинице Ленинград, занимая как крепость, весь седьмой этаж. Прорваться туда было не возможно. Но на Ленфильме бардак царил непостижимый, и аннулировать его было уже не возможно. Хоть на входе и стояли строгие татары с винтовками, получить пропуск на любой другой фильм проблем не было. Помогали русские партизаны. Мой друг Лёня Наумов быстро въехал в тему и старался мне помочь, заказывая пропуска на картины своих друзей Лёши Германа, Ильи Авербаха и Семёна Арановича. В коридорах Ленфильма порядок наводить было некому, кроме старушек, следивших за тишиной во время съёмки в павильонах. Остроумные киношники их звали «тишина» и совсем не боялись. Я забросил все свои занятия и халтуры и часами пропадал в коридорах Ленфильма, чтобы краем глаза увидеть женщину своей мечты. Она была обворожительна, хоть время и положило на её прекрасное лицо свою потёртую печать.
Лёня помог мне попасть в массовку на съёмки эпизода «Вихря», когда в павильоне под потоками ветродуя, переворачивались столы, люди падали со стульев и воцарялся общий водоворот из тел актёров и массовки. Бригадир спортивной массовки привёл своего дружка Диму Шулькина, который организовывал ремонт машин режиссёрам и пытался мне помешать приблизиться к Аве. На третьем дубле я коснулся её своей рукой и воспарил от счастья. Она не повела бровью, приняв это за обычную случайность при такой съёмке. Уследить за их передвижением по городу было невозможно. Но его величество случай помог мне.
Прослышав о съёмке Авы верхом на лошади в Царскосельском парке, где находилась конюшня Толи Ходюшина и где мы тренировались, я раньше рассвета спрятался в чаще деревьев и стал поджидать свою фею. Кстати Ава в этом фильме играла роль доброй феи. Воспалённый мозг американско-еврейского режиссёра работал на меня. Для начала он отослал моих заклятых противников, Диму и Аркашу, далеко в парк отгонять прохожих от места съёмок. Это было достойное занятие начинающим гениям и пришлось как нельзя кстати. Вызванные артисты цирка с белым жеребцом погарцевали на нём по поляне и предложили Аве сесть верхом с помощью стремени. Из кустов я видел ту заминку, которая происходит на площадке и понял всё без переводчика. Ава боялась лошадей и не решалась сесть верхом с помощью стремени. Улучив нужный момент я непринуждённо появился возле камеры и на ломанном английском языке скромно предложил свои услуги «Кен ай хэлп ю?» Меня сразу узнали по съёмке в павильоне и обрадовались такому счастливому случаю. Артисты цирка Валя и Миша плохо понимали специфику киносъёмочного процесса и не знали, что им делать дальше со своим дрессированным жеребцом. Я, спросив у них разрешения, сел верхом и проехал круг галопом, продемонстрировав своё мастерство и поискав контакт с жеребчиком. Он был резвый, но характера доброго, послушного. Подъехав на место съёмки, я попросил Валю поднять её на руки и посадить, таким образом, в седло. Получилось очень складно и быстро. Все захлопали в ладоши и подвели ко мне мою фею с просьбой проделать с ней тоже самое. Миша держал жеребца в поводу вместе с Валей. Подойдя к Аве, я приветливо ей улыбнулся и подхватил её на руки. Она легко вскрикнула и рассмеялась. Для неё это стало неожиданным. Бормоча ей на ухо «дон твори» я тихо подошёл левым боком к левому плечу жеребца и правой рукой подняв плечи Авы, мягко усадил её попку в седло. Ей было уже пятьдесят, но тело её источало живую упругость. Она не отпускала мою руку и тихо дрожала. «Донт вори» повторил я, отпуская её руку.
«Экшн» — услышал я за своей спиной знакомую команду и, присев, выполз из кадра. Ава сидела на жеребце и держалась за поводья. Снято.
Я подбежал и снял её с жеребца. Она поцеловала меня в щёку, сказала по-русски «Сасибо. Вери, вери гут. Ай лайк ит». Поменяли направление съёмки и я снова носил мою фею на руках. Она радостно смеялась, понимая глубину ситуации. Я прижимал её к себе и рдел до цвета спелой вишни, заглядывая ей в глаза своей накопившейся с детства страстью. Как только съёмка закончилась, Аву посадили в «Чайку» и понеслись с бешеной скоростью по аллеям парка. Из окна долго махала её рука с розовым шёлковым шарфом и я думал, что машет она мне.