Истории Выживших (сборник)
Шрифт:
– А что ему говорить? Он подсказал черновикам, где устроить засаду, но предупредил нас о ней, – ответил я.
– Похоже, не только нас, – хохотнул напарник.
Хитрый Акела сыграл на две стороны, стравив между собой бойцов Черного рынка и армейцев возрождения. Он не мог отказать Черному рынку, ведь иначе негде будет продавать ценные находки и зашибать звонкую монету. Но вот потихоньку сообщить армейцам, где будет ждать засада, ничуть не противоречило его моральным принципам, ведь больше всего он хотел, чтобы все ценное забрали мы и, естественно, доставили ему. Вдобавок он нагнал на черновиков побольше страху, рассказав неведомо сколько баек про развалины, обеспечив тем самым неприкосновенность наших шкурок. Он и нас сдал с умыслом – если на маршруте нам будет что-то угрожать, то группа, идущая следом, поможет, прикроет, лишь бы мы довели их до клада на карте. Кривошип отклонился от уготованной ему роли, но все закончилось хорошо.
– Кстати! – сказал вдруг Весельчак. – Акела промахнулся!
– В смысле? – не сообразил я.
– Ну как же – карта оказалась пустышкой. В развалинах ничего полезного не было.
Я ухмыльнулся.
– Чего ржешь? – хитро прищурился Весельчак, уже понимая, что что-то упустил.
– Ты помнишь, что сказал Акела нам перед выходом?
– Конечно, помню. Он сказал – идите по карте мертвеца.
– Нет. – Я полез в карман на жилете.
Акела всегда опасался быть подслушанным и часто важную информацию передавал иносказательно, по частям. Только когда вся мозаика собиралась вместе, можно было определенно понять, что к чему.
– Нет, Весельчак, Акела никогда не промахивается. Он сказал: идите ЗА картой мертвеца! – И я помахал перед носом напарника план-схемой, снятой со стены в хранилище. – Настоящая находка нас еще ждет.
Дмитрий Кликман
Странник
Вдох, еще, еще… Дыши! Дыши, ублюдок!
Резко распрямившись, словно сжатая до предела пружина, я сел, жадно глотая воздух. Спина покрылась испариной. Тут же бросило в жар, затем в дикий озноб. Пальцы подрагивали, заставляя сжимать кулаки в попытке унять предательскую слабость. Я дышал, словно на предсмертном одре, с каждым глотком воздуха оттягивая неизбежность. Вдруг старуха с косой посмотрит на болезного и, может быть, пожалеет… Да, сейчас… Ага…
В голове постепенно разрастался комок. Как вызревающий на теле чирей. Вот только скорость другая.
Сейчас… Сейчас.
И тут он лопнул.
Новая вспышка боли заставила взвыть, рефлекторно ухватиться руками за голову, ища спасения от нестерпимых мук. Перед глазами заплясали радужные круги. Еще секунда, и организм ушел в глубокий обморок, прячась от боли в его мутных недрах.
«Бум… бум… бум…»
Я разлепил веки и уставился в потолок.
Мутная капля на уцелевшей балке перекрытия полуразрушенного здания сорвалась вниз и шлепнулась на что-то металлическое, издав характерный звук. Разбившись на мелкие частицы, жидкость растеклась по ржавой поверхности, освобождая место для товарки.
«Бум».
Обведя мутным взором комнату, где торчал уже третий день кряду, я прикрыл глаза и помассировал виски. Приступы мучили меня с завидным постоянством, доводя до ручки, хотя пора бы привыкнуть. А нет… не выходит, зараза. Самое смешное – никогда не знаешь, где застанет в очередной раз.
В общем, как бы это ни происходило, эффект всегда оказывался одинаковым.
«Бум».
Я с раздражением пнул ногой железку, валявшуюся в полуметре от меня. Им оказался чудом сохранившийся эмалированный чайник, наполовину вросший в землю. Удовлетворенный актом возмездия, на самом деле являвшимся попыткой выместить злобу на чем угодно, я устало откинулся на землю, прислушиваясь. За стеной раздавался размеренный шелест.
Дождь…
Интересно, он закончится когда-нибудь? Такое впечатление, будто в небесной канцелярии прорвало трубу, а местный сантехник основательно запил.
«Сантехник?» – я улыбнулся плоской, как стол, шутке и хмыкнул.
Дожил… Смеюсь уже с чего ни попадя. Так скоро и с катушек слететь можно. Хотя чему удивляться? С каждым разом боли становились все сильнее, так что – все возможно.
Я взъерошил изрядно отросшие волосы на затылке.
Всегда так делаю, когда что-то обдумываю. Привычка появилась еще в раннем детстве. Со временем она переросла в культ. Теперь пока не почешу башку – не подумаю.
Даша поначалу высмеивала, потом перестала обращать внимание.
При воспоминании о любимой кольнуло слева. Но ненадолго… Сердце пару раз болезненно ткнулось в ребра, замерло, передохнуло и потопало дальше, отстукивая секунды моей никчемной жизни.
«Тук-тук, тук-тук».
Стучит, зараза. Хотя уже пару раз приходила мысль: зря стучит. Даже подумывал о том, что пора разнести себе мозги. Бац – и алга. Баиньки. Но в последний момент что-то останавливало. Мудрость? Чувство собственной важности и необходимости на земле?
Дудки.
Трусость. Банальная и оттого еще более противная. В нас с рождения заложена эта черта. Мы боимся подыхать, отчаянно и люто боимся. Ненавидим смерть, потому как не знаем, что там. Там… за гранью. Оттого судорожно цепляемся за свою шкуру, пытаясь оттянуть момент истины… Хотя смысл? Ну, оттянем? А что дальше? Этого как раз никто и не знает.
Вот только умирать все равно не хочется. Даша тоже не хотела…
«Мотор» снова кольнул. Видимо, не от горя, а от нервов. Не железный.
С момента ее смерти прошло без малого три года. Не то чтобы привык, почерствел… Нет, просто, как бы ни старался, ее уже не вернуть. Увы…
Я прилег на спину, пытаясь расслабиться.
Сначала начали мучить головные боли. Не давали покоя бессонница и периодические мигрени. Потом привык. А сейчас стало настолько хреново, хоть на стенку лезь. Видимо, придется научиться с этим жить. Один черт, медикаментов нормальных почти не осталось после Пандемии. Нигде. А оставшееся постепенно приходило в негодность. Смысл пытаться что-либо изменить, если изменить не получится?
В общем, веселуха.
Повалявшись еще несколько минут, все-таки заставил себя пошевелиться. В голове возникло ощущение, будто стальной шар перекатился от одной стороны в другую, гулко ударившись о черепную коробку. Я скорчил гримасу, но по сравнению с настоящим приступом, это всего лишь отголосок, который вскоре пройдет. В ответ на мои телодвижения в углу сырой, неприятно пахнущей плесенью комнаты послышался шорох. Спустя секунду из полумрака блеснули два ярко-красных глаза.
Я замер, стараясь не провоцировать неизвестного соглядатая, попутно вспоминая, где оставил автомат. Оружие находилось там, где и должно: у правого бедра. Привычка всегда и везде находиться с готовым выстрелить автоматом давно переросла в устойчивый рефлекс. Немного успокоившись, несколько раз вдохнул и принялся наблюдать.