Историко-бытовой музей XVIII в. в Петергофе: Большой Дворец
Шрифт:
Сложная система обеденных церемоний и самого порядка рассаживания за столом по чинам и рангам „чтоб обид не было" - превращала придворные обеды в одну из форм парадного представительства. Музыкальное сопровождение делало их еще более шумными и торжественными; за столом пили за здоровье „величеств и высочеств", при тушах музыканты били в литавры, а гости о фарфоровые тарелки; гвардия же пушечными залпами и барабанным боем „чинила поздравление".
Демонстративному значению парадных обедов придворная кухня должна была соответствовать изысканным меню. Образцами блюд, подававшихся к царскому столу, могут служить - суп из селедочных щек, приготовление которого на несколько сот человек требовало не одной тысячи сельдей, - или „говяжьи глаза в соусе
Наряду с заказами заграницей колоссальных обеденных сервизов из нескольких тысяч предметов, в середине XVIII века был построен в России первый фарфоровый завод, работавший исключительно на потребу двора. Образцом бесчисленной парадной посуды служит выставленная теперь в столовом зале часть фаянсового сервиза, заказанного Екатериной II английскому заводу Уэджвуд. О баснословном количестве посуды свидетельствуют „ведомости фарфоровой, хрустальной и прочей посуде, оказавшейся в битье и утрате во время высочайшего в Петергофе присутствия". Так, только за летние месяцы трех лет оказались побитыми и раскраденными больше 35 тысяч предметов.
Обеды сопровождались подачей дорогих заграничных вин, потреблявшихся в огромном количестве. На покупку только венгерского вина ежегодно из кабинетских сумм отпускались десятки тысяч рублей. Ведомости ввозившихся в Россию XVIII века и вывозившихся из нее товаров показывают, что главной статьей ввоза были предметы роскоши: фарфоровая и хрустальная посуда, французские вина, кофе, сахар, фрукты. Дворянство пользовалось всем этим за счет вывоза продуктов крепостного хозяйства: хлеба, пеньки, льна, сала, щетины, и воска. [1]
[1 См. щит № 4.]
„Всякого звания люди могут приезжать и отъезжать свободно из одного государства в другое, и им дозволено будет продавать и покупать что нужно и вести торговлю"
Из русско - китайского трактата 1789 года.
Китайский кабинет
относится к немногим комнатам, в основном сохранившимся еще от петровского дворца. Но и эта комната подвергалась значительным изменениям и в отделке и в обстановке.
„Китайщина" чрезвычайно характерна для всех дворцов XVIII века, а проникновение ее в Россию обусловлено двумя причинами и шло по двум путям - с Запада и с Востока. В Западной Европе и в частности во Франции интерес к Дальнему Востоку возник в связи с вовлечением его в круг интересов торгового капитала, но мода придворной знати на китайские и японские художественные изделия была своеобразным стремлением к „экзотике", характерным для общества, переживавшего свой исторически неизбежный упадок. Пресыщенные жизнью и искусством, салонные мотыльки французской аристократии охотно обращали свой взор к чудесным и неведомым странам, сулившим новые наслаждения притупившемуся художественному восприятию. Тончайший восточный фарфор стал расцениваться почти на вес золота, а изделия, украшенные китайскими лаками, успешно конкурировали с наскучившей своей однообразной торжественностью мебелью европейских мастеров.
Наряду с общим подражанием западному дворцовому строительству „китайщина" явилась в России XVIII века рабским копированием европейской моды. Подобные кабинеты были своеобразными филиалами „кунсткамер" [1] и показывались посетителям дворцов в ряду других редкостей и „курьезов". Развитию этой моды способствовало и непосредственное знакомство России с Дальним Востоком, уже вполне серьезные попытки русского правительства установить с Китаем торговые сношения. Отправлявшиеся туда посольства получали заказы привозить посуду и другие изделия китайского мастерства для украшения царских дворцов. Однако для этой цели подлинных восточных вещей не хватало и они охотно заменялись европейскими „в китайском вкусе" Таковы и в этом кабинете голландская печь украшенная якобы китайскими сценами, и изготовленные в Англии стулья.
[1 "Кунсткамера" - хранилище редкостей, прототип музея; в России основана Петром I к началу ХVIII века.]
Политика царской России и в XIX и в XX вв. уделяла большое внимание дальневосточным делам.
Об этом напоминают пополнения китайских кабинетов, происходившие вплоть до самого последнего времени. По другую сторону следующего - картинного зала находится второй китайский кабинет, ничем существенным не отличающийся от первого.
„Народ, который поет и пляшет - зла не думает".
Екатерина II
„Продается живописец молодой человек с женой годной в официанты, лакеи и рекруты".
Московские ведомости 1796 г.
Картинный зал,
расположенный на главной оси дворца, открывает панораму Нижнего сада с „Самсоном" и группой окружающих его фонтанов. Этот зал, один из наиболее пышных по отделке, был своеобразной картинной галлереей и предназначался для приема иностранцев.
Стены его сплошь украшены коллекцией портретов итальянского художника Ротари, работавшего в России в пятидесятых годах XVIII века. Эта огромная коллекция, состоящая из 368 преимущественно женских портретов, была куплена Екатериной II после смерти художника специально для устройства в Петергофе „кабинета мод и граций".
Допущение во дворец наряду с горделивыми и напыщенными портретами придворной знати этих изображений представителей низших сословий - было новым и своеобразным явлением. Причина его не только в подражании очередной западной моде, но и в настойчивом желании дворянства и самой „матери отечества" доказать „внеклассовость" дворянской власти и процветание страны под скипетром „просвещенной" монархии. Нежелание замечать темные стороны крепостничества, стремление „грубую" действительность жестоко - эксплоатируемой страны заменять „изящной правдой" и „красивой ложью", - вот социальный заказ искусству, заставлявший живописцев изображать не настоящих нищих и приниженных „мужиков", а „счастливых" крестьян в кокетливых позах с пленительными улыбками, а сантиментальных литераторов писать о „трудолюбивом земледельце, стремящемся ликуя к своему плугу, проводящем в радости трудные бразды, как между тем легкий сонм птиц наполняет воздух и леса сладкогласым пением". [1]
[1 „Экономический журнал" конца XVIII века.]
Но идеализация сельской жизни и „сладостной натуры" имела и другую причину, созревшую во Франции, где дворянское господство быстро приближалось к крушению. Пресыщенная разнообразными удовольствиями, расслабленная необузданным развратом, придворная знать, наряжаясь в маскарадные костюмы пастухов и пастушек, мечтала о наивной простоте и нетронутом здоровьи "чистых сердцем детей природы". Эта новая мода оказалась занесенной и в Россию, и потому среди портретов Ротари мы можем встретить изображения не только действительно сельских жителей, но и придворных щеголих и модниц, спешивших скромным нарядом и сентиментальной позой оставить потомству приятные улыбки.