Историко-бытовой музей XVIII в. в Петергофе: Большой Дворец
Шрифт:
В начале XVIII века, в эпоху решительного наступления торгового капитала, именно его интересы определяли поведение правительства: но это продолжалось недолго и с крушением буржуазной политики установилась дворянская диктатура. Безраздельное политическое владычество дворянства обусловливалось тем, что в течение XVIII века крепла и расширялась его экономическая база, до невиданных размеров увеличивалась эксплоатация крепостного труда. Лишь к концу XVIII века на безоблачном доселе небе дворянского благополучия появились зловещие тучи. Пугачевское восстание, всколыхнув трудовые массы восточной России, грозило распространиться еще шире. Отголоски французской революции, прокатившись по всей Европе, заставили и русское дворянство дрожать за свое существование. Эта двойная опасность послужила толчком к укреплению диктатуры помещика-потребителя через посредство централизованной бюрократической монархии. Война с революционным движением, угрожавшим
Политической истории монархии сопутствовала история дворцового строительства и быта, с исключительной полнотой и отчетливостью представленная памятниками Петергофа. Одновременное подражание скромному быту буржуазной Голландии и показному великолепию французского королевского двора - в петровскую эпоху, безудержная роскошь в эпоху расцвета дворянской монархии, и, наконец, в XIX веке все более фальшивое и неустойчивое сочетание парадного быта с замкнутостью и буржуазностью личного царского жилища. Этим трем основным периодам истории дворцового строительства соответствуют три части Петергофа: дворцы Петра I, Большой дворец и „Александрия".
Большой дворец был на всем протяжении двухсотлетия от Петра I до Николая II центром парадной жизни двора. Но он особенно характерен для XVIII века, когда парадный быт еще не был только дополнением к другому менее официальному царскому быту, а представлял самую его суть. В соответствии с развернутой по дворцу выставкой мы будем иметь дело только с этой, наиболее интересной, эпохой в жизни дворца и поставим себе целью раскрыть социально-политический смысл парадного царского быта.
Остается ответить на вопрос, стоит ли внимания эта далекая эпоха и ее памятники со стороны не только специалистов-историков, но и широких масс экскурсантов? Этот вопрос вызывает гораздо меньше сомнений в отношении поздних памятников царского быта, ибо стоит в непосредственной связи с изучением революционного движения, с естественным желанием узнать, как боролось самодержавие и чем оно защищалось против надвигавшейся гибели. Но нельзя пренебрегать и более ранней эпохой, ибо в противном случае многое в предреволюционной истории царизма останется непонятным. В частности, в XVIII веке следует искать корни той военно-полицейской организации царизма, которая дожила до 1917 года. Именно тогда была разработана сложная система эксплоататорской государственной машины, - чиновничество, армия и церковь особенно отчетливо были сделаны орудиями классового угнетения, наука и искусство были призваны безоговорочно обслуживать и превозносить командовавший класс. Именно в XVIII веке отчетливо оформилась хищническая завоевательная политика, плата народной кровью за прибыли дворян и капиталистов. Наконец, именно из этой эпохи мы узнаем примеры, особенно наглядно показывающие служебную роль самодержавия, бывшего игрушкой в руках безраздельно господствовавшего дворянства. И тогда же величественное и, казалось, вечное здание дворянского государства зашаталось под напором объединенных пугачевским восстанием народных масс.
Количество иностранных кораблей, посетивших Петербург и Архангельск:
_ Петербург _ Архангельск
1713 г. ___ 1 _ 31
1718 г. __ 54 _ 28
1724 г. _ 180 __ 7
„Имея надежду на бога, желаем получити прибыль".
Надпись на медали, выбитой в честь первого иностранного корабля, посетившего Петербург (1713 г.).
Возникновение Петергофа
Западно-европейская буржуазия в поисках нового рынка и торгового пути через Россию на Восток, не раз обращалась к Московскому государству. Правительство последнего не препятствовало проникновению в страну капиталов в той мере, чтобы путем монополий извлечь из этого максимальные выгоды для царской казны и для кормившегося около нее дворянства. Однако и в этих стесненных условиях торговый капитал, развиваясь, завоевывал все более крепкие позиции и наконец узкая оболочка феодального московского государства оказалась для него тесной и была в конце XVII века взорвана.
Наступила тридцатилетняя эпоха диктатуры торгового капитала, осуществлявшейся им в союзе с землевладельческой знатью против общей массы дворянства. Проводником этой диктатуры оказалась централизованная на европейский манер самодержавная власть, в лице первого императора, энергично насаждавшая „коммерцию и мануфактуры". Роль Петра как представителя интересов торгового капитала достаточно характеризуется его словами о значении торговли, - „верховной обладательницы судьбины человеческого рода, почему принадлежать к ней есть дело самых высочайших делов достойное". Но чтобы действительно „принадлежать" к торговле, необходимо было связаться с Западом более "удобным торговым путем. Война со Швецией, длившаяся свыше двадцати лет, и была борьбой за обладание берегами Балтийского моря, за новые гавани, за увеличение торгового барыша больше чем вдвое в сравнении с прежними доходами, когда торговля шла окружным путем через Архангельск. [1]
[1 См. „Карту торговых путей".]
Еще задолго до формального окончания войны, в 1721 году закрепившего за Россией „в совершенное непрекословное вечное владение и собственность от короны Свейской завоеванные провинции", Петр после взятия Шлиссельбурга настолько твердо укрепился в Прибалтике, что приступил к сооружению в устье Невы портового города, скоро получившего значение новой столицы. А для защиты его с моря в том же 1703 году была заложена на острове крепость. Первой причиной, определившей место будущего Петергофа, было его расположение на пути частых царских путешествий в строящийся Кронштадт; осенняя и зимняя погода заставляла большую часть пути проделывать берегом и по возможности сокращать передвижение по заливу. Но не будь других причин, Петергоф не мог бы разрастись до размеров царской резиденции, а остался бы одним из тех многочисленных „попутных" домиков, которые редко существовали дольше нескольких десятков лет.
Экономические последствия Северной войны обусловили новую политическую роль России, включили ее в круг политической жизни Западной Европы. Новая империя, чтобы справиться с новыми задачами и поддержать свой престиж, должна была не только перестроить свою государственную организацию, но и найти показные формы своего приобщения к западной культуре. Почти одновременно с постройкой Петербурга возникает и на его территории и вблизи целый ряд парадных резиденций, среди которых особенно показная, особенно агитационная роль выпала на долю Петергофа [1]. Из заграницы выписывались лучшие мастера разных специальностей для планировки парков, устройства фонтанов, сооружения дворцов. Царские послы были загружены поручениями по скупке художественных произведений и бытовых вещей для убранства новых царских жилищ. В Петергофе была устроена первая в России картинная галлерея. И Петр, первый петергофский экскурсовод, принимал здесь русских и иностранных гостей, чтобы демонстрировать перед ними политическое и культурное благополучие новой империи.
[1 См. гравюру „Петербург и его окрестности".]
Это благополучие оказалось в значительной мере только показным. По выражению К. Маркса Петр стремился „варварством побить русское варварство". Насильственное насаждение „коммерции", зачастую наивными и негодными средствами, не могло скрыть внешней и внутренней слабости русского торгового капитала, который не мог соперничать с западным конкурентом и не был в состоянии противостоять дворянской реакции. С завершением политической системы, связанной с именем Петра, феодальные пережитки надолго одержали верх и Россия оказалась добычей дворянства. Но внешние формы петровской монархии во многих существенных чертах были усвоены его преемниками. Особенно широко развернулось начатое Петром подражение дворцовому строительству королевской Франции. И Петергоф, возникнув в результате наступления русского торгового капитала, оказался в своем расцвете связанным с судьбами дворянской монархии.
„В Питергофе полатки зделать, также канал до моря выкопать; а буде трудно будет всю землю выносить, то только с того с канала землю выкопать и камнем диким выкласть."
Указ Петра I о постройке Большого дворца в Петергофе, 1715 г.
Дворцовое строительство
Первая петергофская постройка, называвшаяся „светлицами", возникла, вероятно, вскоре после основания Петербурга, но существовала только до конца XVIII века. Сохранившиеся рисунки показывают, что это было небольшое деревянное здание, отвечавшее только своему прямому назначению „попутного" домика между Петербургом и Кронштадтом. Поэтому началом дворцового строительства в Петергофе следует считать постройку „Монплезира" [1], который несмотря на скромные размеры и убранство уже имел многие черты, роднившие его с западноевропейскими дворцами, привлекавшими внимание Петра еще во время первого его путешествия заграницу в конце XVII века.