История Андрея Бабицкого
Шрифт:
Рашидхан Магомедов: Предъявляя этот документ, вы сознавали, что вы предъявляете документ, не соответствующий действительности? При использовании его в гостинице?
Андрей Бабицкий: Ну конечно, я осознавал. Но дело в том, что, когда меня спросили, не Андрей ли я Бабицкий, я сказал, что я — Андрей Бабицкий. А когда меня попросили предъявить документы, у меня не было просто с собой никакого другого документа. Я отдал тот паспорт, который у меня с собой находился.
Рашидхан Магомедов: В общем, вы паспорт, поддельный паспорт использовали с целью того, чтобы устроиться в гостиницу, чтобы получить какие-то блага в этой гостинице?
Андрей Бабицкий: Не совсем так. Мне нужно было
Рашидхан Магомедов: Вот об этом и речь идет. Потому что вы в любой гостинице без какого-либо документа тоже могли устроиться…
Андрей Бабицкий: Ну я устроился в первую попавшуюся. Просто— которая попалась… Я должен был устроиться в гостиницу. У меня не было другого документа. Когда администратор попросила у меня документы, я отдал ей документ, который мне дали мои сопровождающие…
Савик Шустер: В тот же первый день заседания суда, 2 октября, защите удается невероятное. Она заставляет прокурора не заметить, что в качестве свидетеля защиты вызван Вячеслав Измайлов, человек, не имеющий никакого отношения к тем эпизодам, которые интересуют государство.
Вячеслав Измайлов: У меня 27 лет выслуги в Вооруженных Силах. Я служил в разных местах, в том числе в Афганистане более двух лет и в Чечне — с 1995 года до конца 1996-го.
И по окончании боевых действий в Чечне, после подписания Хасавьюртовских договоренностей, приказом командующего группировкой генерала Тихомирова я был прикомандирован к Центральной комендатуре города Грозного, к группе розыска российских военнослужащих. Мне были поставлены две задачи: нахождение мест захоронений с последующей эксгумацией погибших и обмен пленными. Этой работой я занимался фактически, пока носил погоны, до 1998 года. В Чечне и потом уже, когда войска вышли из Чечни, все равно я продолжал ездить, работать в этом направлении.
С 1998 года, с июня месяца, я нахожусь на пенсии и работаю военным обозревателем в «Новой газете». И собственно говоря, по сей день продолжаю эту же работу, только уже на общественных началах.
Главной задачей нашей было привлечь к этой работе и инициировать создание такой государственной структуры, которая бы официально работала по освобождению людей. Такая структура была создана в июле 1998 года. При Главном управлении по борьбе с оргпреступностью был создан этнический отдел (сейчас это — этническое управление).
Когда 13 декабря прошлого года Дума приняла постановление об амнистии, согласно 5-му пункту которого подлежали амнистии в том числе и находящиеся под следствием, осужденные, находящиеся под судом, на которых обменивали российских военнослужащих и гражданских людей, попавших в заложники — вот после этого постановления к работе подключилась Комиссия при Президенте России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести.
То есть я сотрудничал и знал каждого человека, который занимался освобождением и обменом заложников, включая все официальные структуры.
И когда я услышал о том, что Андрея Бабицкого… ну, сначала все занимались его поисками, не знали, где он находится. Но когда узнали, что он в Чернокозово, и было объявлено о том, что изменена ему мера пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде… А затем вдруг объявляют о том, что его якобы обменяли. И я знал, что Бабицкому грозит просто опасность для жизни, потому что те, кто попадал в такую мясорубку… в Чечне были случаи, когда свои убивали своих. И такая же угроза, собственно говоря, нависла над Андреем. Я об этом знаю…
Я был откомандирован редакцией в Ингушетию и встретился с людьми, которые
То есть никакого обмена по Андрею Бабицкому на тех военнослужащих не было.
При этом было заявлено, что этим занималась Комиссия при Президенте России. Я знаю не только членов комиссии, в состав которой входят десять депутатов Государственной Думы (в частности Элла Памфилова, Юлий Рыбаков и другие), но и руководителей этой комиссии и офицеров рабочей группы этой комиссии (я с ними вместе работал в Чечне) — я каждого из них знаю. Это — люди, которые рисковали своей жизнью ради спасения людей, и никогда они не пошли бы на вот подобный обмен. Я позвонил заместителю председателя комиссии Константину Голумбовскому… Могу назвать его телефон: 206-38-09. И он мне сказал так: «Ты же знаешь меня. Такого не было, и быть не могло». Это же мне подтвердил и в структуре президентской администрации человек, который курирует комиссию. Я спросил у них, могу ли я об этом написать, опубликовать их высказывания. Они разрешили, и эти высказывания были опубликованы.
То есть комиссия никакого отношения к обмену военнослужащих на Андрея Бабицкого не имеет. И никто не имел права… Согласно постановлению Государственной Думы, все решения об обмене, начиная с 13 декабря, применяются только по представлению Комиссии при Президенте России.
Тот офицер, который озвучил, что Бабицкий был обменян на Андрея Астраницу и группу солдат, — зовут этого офицера Игорь Петелин. Он присутствовал вот в тот момент. Его я хорошо лично знаю. Он сотрудник Федеральной службы безопасности, член рабочей группы Комиссии при Президенте России. Он не имел права обменивать. Никакого протокола об обмене комиссия не имеет. Ни один из депутатов и членов комиссии такой протокол никогда бы не подписал.
Собственно говоря, это нетрудно проверить, потому что полгода действовало это постановление, с 13 декабря по 13 июня этого года. И за это время было всего лишь два заседания комиссии об обмене — от 6 и 13 июня этого года. Вот два протокола. По обмену на Андрея Бабицкого там никаких данных нет.
Почему Андрею Бабицкому грозила опасность, я знаю. В первую чеченскую кампанию — есть факты такие и во вторую чеченскую кампанию — в первую чеченскую кампанию две трети погибших военнослужащих погибло не от рук боевиков, а в результате внутренних «разборок», неосторожного обращения с оружием, или самоубийства, или умышленного убийства друг друга. Я знаю, что, не предполагаю, а знаю, что такие команды давались сотрудникам ГРУ, по ликвидации своих людей, и давались спецназам МВД. В такое положение попадали мои офицеры, которых я вытаскивал из ям.