История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
Если капиталист как финансист и как кредитор государства встречался преимущественно в торговле сырой шерстью, то появление капиталиста как организатора промышленности можно было в тот же период заметить и в суконной мануфактуре.
Хотя сырая шерсть все еще была главным предметом вывоза, все же потребности внутри страны большей частью удовлетворялись сукном, изготовленным в Англии. Со времен древних бриттов, римлян и англосаксов и позднее все свободное время хозяйки, ее дочерей и девушек-работниц всегда было занято прядением – предполагаемым занятием нашей прародительницы Евы. Точно так же с самых давних времен более трудное искусство – ткачество – было делом мужчин-ткачей, специально для этого обученных, проводящих целый день в своем доме за ткацким станком, изготовляя грубошерстные сукна для местных крестьян. В XII и XIII столетиях сукно высшего сорта производилось ткацкими ремесленными гильдиями во многих городах, включая Лондон, Линкольн,
В XIII веке и в начале XIV века в тех английских городах, где сильно сократилось число ткачей, качество стандартных сукон для рынка начало заметно ухудшаться. Дело в том, что мануфактурное суконное производство стало перемещаться в деревенские округа, в особенности в западные, где можно было использовать для работы сукноваляльных машин проточную воду. Один из многих процессов суконного производства, который в прежние века выполнялся сукновалом, работавшим только руками или ногами или с помощью валька, теперь начал выполняться с помощью водяной энергии. Поэтому уже в самом начале XIV века Котсуолдские и Пеннинские долины и Озерная область начали серьезно конкурировать своим производством сукна с Восточной Англией. И деревня как центр мануфактурного производства уже вступила в соперничество с городом. Это был один из первых случаев технического изобретения, имевший важные социальные последствия.
В царствование Эдуарда II и Эдуарда III мероприятия правительства способствовали дальнейшему развитию крупнейшей отрасли нашей промышленности. Ввоз сукна из-за границы был запрещен. В страну, в особенности в Лондон и в Восточную Англию, приглашались искусные мастера, владевшие секретами производства, и правительство защищало их от зависти местного населения; вместе с тем на английских сукноделов распространялись специальные привилегии. На протяжении жизни Чосера производство тонкого английского двойного сукна утроилось, а его экспорт увеличился в 9 раз. Огромные преимущества Англии перед другими странами как овцеводческой страны и производительницы лучшей шерсти способствовали завоеванию ею первенства на мировом суконном рынке, точно так же, как в течение длительного периода она занимала первое место на европейском рынке сырой шерсти.
Суконной торговле было суждено успешно развиваться на протяжении жизни нескольких грядущих поколений, создавая новые классы в городах и в деревне, увеличивая роскошь в господских домах, уменьшая нищету в хижинах, изменяя технику и повышая доходность сельского хозяйства, обеспечивая грузами английские суда, расширяя английскую торговлю – сначала по всей Европе, а затем по всем странам мира, – диктуя английским государственным деятелям их политику, устанавливая программы английских партий и, наконец, побуждая к союзам, договорам и войнам. Суконная промышленность сохраняла свое место как неоспоримо важнейшая отрасль английской промышленности до того далекого дня, когда одновременно появились уголь и железо. В течение нескольких веков и в городе, и в деревне эта промышленность занимала повседневно мысли людей, уступая первенство лишь сельскому хозяйству.
Уже в XIV веке стало очевидно, что быстрое расширение суконной промышленности требовало новой экономической организации производства. Для переработки сырой шерсти в первосортное сукно требовался не один, а целый ряд производственных процессов: кардочесание, прядение, ткачество, валяние, окраска и отделка сукна. Поэтому огромное расширение суконной промышленности для удовлетворения внутреннего и внешнего рынка не могло быть организовано ремесленными гильдиями, которым удалось так много сделать в предыдущие века для усовершенствования процесса ткачества. Теперь требовался предприниматель с более широким кругозором, располагающий капиталом для сбора сырья, полуфабрикатов и готовых изделий и для их передачи от одного мастера к другому, из одного места в другое – из деревни в город, из города в порт – и, наконец, для доставки стандартного изделия на лучший рынок. Для всего этого был необходим капитал.
Уже во времена Чосера можно было встретить капиталиста-суконщика, использующего в различных местностях большое число людей разных специальностей. Это был социальный тип, более близкий к Новому времени, чем к средневековью: он резко отличается от мастера-ремесленника, работающего за одним станком со своими учениками и подмастерьями [15] . В грядущем промышленном перевороте, еще весьма отдаленном, будущее принадлежало капиталисту-предпринимателю. Но в суконном производстве он уже появился за четыреста лет до того, как поглотил всю промышленность в целом. В этот ранний период капитализма торговля на море, угольная и строительная промышленность также частично велись на капиталистической основе.
[15]До появления в XVIII веке сложного машинного оборудования капитализм еще не означал фабричного производства. Кроме рабочих для сукноваляльных мастерских, работавших на водяных двигателях, капиталист нанимал рабочих различных специальностей, работавших у себя на дому и пользовавшихся собственными инструментами и своим оборудованием. Это была так называемая «домашняя» система промышленности. Капиталисту фактически оставалось только предоставлять склады для хранения товаров. – Прим. авт.
В течение последующих столетий главной фигурой в большей части отраслей промышленности все еще оставался старомодный мастер-ремесленник, работавший с небольшим числом учеников и подмастерьев, которым он давал ночлег и работу в своем доме, подчиняясь общему надзору ремесленных гильдий. Однако и здесь также назревала борьба мастера-ремесленника с его подмастерьями, подобно той, которая велась между землевладельцами и свободными рабочими. Подмастерье в мастерской был обуреваем теми же стремлениями и тревогами, что и сельскохозяйственный рабочий. Он также домогался повышения заработной платы, когда после «черной смерти» появился недостаток в рабочих руках, и «статут о рабочих» отчасти был направлен против его требований.
Но в этой борьбе за повышение заработной платы было и нечто большее. Волнения в городах имели более глубокие причины. Вследствие расширения торговли и повышения доходов с нее социальные и экономические противоречия между мастером и подмастерьями, не ощущавшиеся в прежние времена более простых отношений, нарушили гармонию внутри средневековой ремесленной гильдии.
На ранних стадиях существования ремесленной гильдии мастера, ученики и подмастерья – все принадлежали, в большей или меньшей мере, к одному классу. В мастерской все они были «мелким людом», братьями рабочими, разделявшими одну и ту же трапезу. Хотя с современной точки зрения они и являлись бедняками, это было гордое братство искусных мастеров своего ремесла. Их гильдия защищала их общие интересы и, подчиненная общему контролю муниципалитета, вела в городе все дела данного ремесла, устанавливая цены, заработную плату и условия работы, к общему удовлетворению мастеров и рабочих. Ученики по окончании срока ученичества становились или мастерами, или подмастерьями, и в большинстве своем подмастерья рано или поздно делались мелкими мастерами. Мастер-ремесленник работал вместе со своими рабочими; часто он бил своих учеников, а изредка и подмастерьев, но в те времена побои были общеприняты. Однако резкого деления по социальному положению и образу жизни еще не существовало. Правда, вне гильдий в городе всегда имелось немало необученных рабочих; их труд плохо оплачивался, и о них никто не заботился. Но в самих гильдиях было много гармонии и довольства.
Во времена Чосера такое положение начало изменяться. С расширением промышленности и торговли появилось большое разнообразие занятий и возрастающее неравенство в денежной оплате труда. Мастер все больше превращался из прежнего «собрата» по ремеслу в предпринимателя, занятого организацией дела и сбытом товаров. Некоторые ученики сами делались мастерами, в особенности «если они женились на дочерях своего мастера». Но в массе ученики могли надеяться сделаться только подмастерьями, и лишь немногие из подмастерьев могли теперь мечтать о том, чтобы подняться до мастера. По отношению к возросшему числу рабочих, занятых в ремесле, число мастеров было меньше, чем прежде. Гармония внутри ремесленной гильдии зиждилась прежде на общности интересов ее членов и на некотором чувстве социального равенства. Но с каждым годом она уменьшалась. Неравенство между «работодателем» и «рабочим» становилось более заметным. Увеличивалось также и различие между богатым мастером-скупщиком и бедным мастером-производителем, который работал с двумя подмастерьями, изготовляя изделия, покупавшиеся первым.
Таким образом, в городах XIV столетия мы встречаем внутри гильдии не только случайные стачки за повышение заработной платы, но в некоторых случаях образование постоянных «гильдий йоменов» для защиты интересов рабочих и для выполнения боевых функций современных тред-юнионов. В некоторых ремеслах и в некоторых городах эти «гильдии йоменов» охватывали также мелких мастеров-ремесленников, враждебно настроенных по отношению к разбогатевшим мастерам, которые совсем перестали заниматься ремеслом и заботились исключительно о сбыте товаров. В некоторых отраслях промышленности торговец и ремесленник-производитель начали отделяться друг от друга; торговец присваивал себе контроль над промышленностью, распоряжаясь ремесленной гильдией или привилегированной «Ливери компани». Ремесленник-производитель – безразлично, подмастерье или мелкий мастер – терял значительную долю своей экономической независимости и попадал в зависимое положение. Управление городом находилось в руках крупного купечества.