История Англии
Шрифт:
Глава 16.
О том, как король Англии, благодаря письмам Старца Горы, был оправдан в убийстве маркграфа.
В это время к государям Европы пришли письма от Старца Горы — так звали князей одного Восточного народа ансесисов (Hansesisi – так в тексте, правильнее ассассинов – прим перев.), и так они назывались по праву наследства, и не по причине преклонного возраста, а за свою мудрость и основательность. Об этом князе и народе мы более подробно упоминали выше, когда описывали смерть Конрада, маркграфа Монферратского, который, как полагали, был убит именно ими. Эти письма были составлены еврейскими, греческими и латинскими буквами и были написаны не чернилами, но, как они сами утверждали, самым необычным способом — кровью мидий. Заслуживающий доверия человек говорил мне, что он сам видел и читал эти письма, когда они были торжественно доставлены королю Франции, находившемуся тогда в Париже, и содержание их было следующим:
"Старец Горы — Государям и всем народам христианской веры — шлет привет.
Поскольку
Как только король Франции прослушал эти письма, торжественно доставленные к нему, он, как говорили, сказал, что король Англии самым достойным образом оправдан от обвинения в столь позорном поступке, и что он мог бы в будущем вступить с ним в союз, поскольку он не по какой другой причине не был предубежден против него сильнее, чем по поводу подозрений в убийстве его самого дорогого друга — маркграфа. Говоря эти вещи, он не упомянул о предмете, из-за которого, он, несомненно, и хотел вступить в союз с королем Англии, ведь утверждалось, что он домогался руки его сестры, которая прежде была супругой короля Сицилии, но которой он так и не сумел добиться. Ведь многие благородные дамы, боясь недавнего примера датской невесты (с которой он после одной брачной ночи развелся и мерзко, с большим скандалом, отослал прочь), отвергали союз с ним.
И кроме того, вдобавок к дочери графа-палатина, о которой упоминалось выше, он был обманут в надежде на брак, которого искренне желал и которого ожидал, с другой наиблагороднейшей девицей Германской империи, а было это так: она, хотя ее руки очень добивалось и другое могущественное лицо, была своими родителями, которые отдали предпочтение предложенному достоинству, с большой торжественностью, препровождена во Францию, но как только по дороге пересекла границы владений прежнего претендента на нее, она сама, по собственной воле, отдала себя в его руки, и тот, согласно ее неизменной воле, торжественно на ней женился, к разочарованию желаний короля. Кроме того, король Дании, приняв близко к сердцу бесчестие, оказанное его разведенной сестре, принес, через своих полномочных представителей, аппеляцию к апостолическому престолу, что развод не был должным образом оформлен, но произошел только из-за лживых утверждений в пользу французского короля, и представив генеалогические доказательства, установил факт того, что короли Франции и Дании не имели ни родства, ни свойства, и он искренне потребовал, чтобы был суд по поводу того, что развод был изобретен только для того, чтобы избавить короля Франции от святых уз супружества. Но это было тщетно, поскольку победили либо страх перед королем Франции, либо благосклонность к нему. Наконец, после этого, этот король, не встречая помехи и не боясь ни Бога, ни возражений церкви, взял в жены дочь одного германского герцога (Агнесу, дочь герцога Бертольда III Меранского. Брак заключен в 1196 — прим. перев.), если только ее действительно можно назвать женой, а скорее следует называть сожительницей, которая незаконно присвоила себе права замужней женщины.
Глава 17.
О воинственной суете, последовавшей за перемирием между королями, и том, как они заключили соглашение в Иссудене.
Перемирие было, таким образом, заключено, и по этому случаю можно было вообразить, что сердца королей могли бы легко смягчиться и придти к примирению, но из-за некоторых сложных вопросов, их ярость, при подстрекательстве дьявола, разгорелась в пламя, и все надежды на мир исчезли прочь. Пришла зима, и у уже ворот были торжества предшествующие Рождеству – праздник Богоявления. Но ни суровость зимы, ни религиозные праздники этого времени года никак не повлияли на их ненасытное желание творить зло. Христианский народ был истощаем грабежами, убийствами и огнем, и мог бы со всей справедливостью стенать и возопить на своих правителей к Господину господ — "Они угнетают того, кого ты уже покарал, и они добавили боли к моим ранам". Ведь все это время они трудились под властью Господа, и гнев Господень еще не прошел, но десница его все еще простиралась над ними. И кроме того, третий год был сильный голод, который обрушился почти на всю Европу, и теперь стал тяжелее, чем в предыдущие два года. В результате чего жестокости войны стали губительными для обеих сторон.
Король Франции, твердо рассчитывая на то, что король Англии занят в другом месте, начал осаду города Иссудена, надеясь, что сможет взять его штурмом до того, как его противник (который был вдалеке) сможет сюда подойти, но он был разочарован в своих надеждах, поскольку нашел город хорошо обеспеченный оружием и продовольствием. Как только он приблизился к стенам, то чтобы поразить страхом его защитников, он с наглым тщеславием поклялся, что не уйдет отсюда, до тех пор, пока город не будет взят, а в это время, те доблестные люди, что стояли на стенах, не колебались, как говорят, с доблестной уверенностью поклясться в противоположном. В течение нескольких дней осада велась яростно, но с большими потерями для осаждающих.
Тем временем, король Англии, получив об этом известия, живо поспешил туда, послав легкие войска впереди основных сил, которые получили приказ следовать за ними. Он в свободно вступил в город, поскольку осаждавшие не стали ему препятствовать, но скорее, как бы предоставили ему проход. И теперь, он, с большой смелостью, вывел в боевом порядке свои войска в поле, и французы, увидев, что уступают им в силе, упали духом. И если бы не благоразумие французов, которые с осторожностью взвесили, каковы могут быть для них последствия, этот день воистину мог возвестить, кто должен быть победителем в этом долго длившемся споре. Ведь французы были слишком слабыми, чтобы сражаться, и они благородно отказывались бежать, и при этом, они едва ли могли надеяться уклониться от своего свирепого врага, который выдвигаясь со своей стороны надавил бы на их арьергард, если бы они попытались бежать, все равно как — с доблестью ли или с позором. И поэтому, они убедили своего сеньора, раз уж он оказался в таком стесненном положении, отказаться от сомнительной опасности сражения, но соизволить принять почетный мир. Французский король (это надо признать) был в самом арьергарде своей армии, которая обратила фронт, как будто готовясь отступать, и который отважно и умело противостоял авангарду своих преследователей, в то время, как и король Англии шел во главе своих людей.
Когда король Франции, через посредничество своих ноблей, потребовал переговоров, то они встретились друг с другом, находясь верхом, на небольшом расстоянии между двух армий, который остановились, ожидая результатов встречи. Оказавшись, таким образом, на маленьком пятачке одни и без свидетелей, они оба сняли шлемы, отдавая себя в руки друг друга, на виду у своих стоящих на месте войск. К великой радости воинов, незапятнанных обоюдной кровью, между их вождями последовало соглашение, и приятное всем слово мира было повторено при громких одобрительных возгласах. Эти события произошли, по Божьей милости, в декабрьские ноны (5 декабря 1195 года), и люди радостно разошлись по своим домам, обратив свои воинственные планы на мирные занятия и на празднование приближающегося Рождества. Однако государи при себе хранили условия мира, что они тайно определили между собой, и которые должны были быть провозглашены в согласованное между ними время. Ведь они наверняка не могли, подобающим образом, вновь торжественно встретиться друг с другом для подтверждения столь великого дела, прежде чем должным образом не будет справлено Рождество.
Глава 18.
О том, как короли объявили о согласованном ими договоре, который продлился не долго, и о волнениях в Бретани.
В году 1196 от разрешения Девы, как только начался месяц январь, государи, в сопровождении большой толпы ноблей, встретились друг с другом на границах своих владений на торжественный конклав, на котором должно было быть публично объявлено и подтверждено то, о чем они приватно договорились между собой. Король Франции оставил королю Англии Арко (Arques), О (Eu), Омаль (Aumale), Нёфшатель (Neufchatel) и все те прочие местечки, которые он захватил у него, когда тот находился в плену в Германии, за исключением Жизора и нескольких других замков, за удержание которых, с согласия короля Англии, король Франции оставлял ему все прежде находившиеся под его властью города, что попали в его руки, из-за превратностей войны, а именно — Тур, славный останками Святого Мартина, город Иссуден и много других крепостей в Берри и в Оверни. Изданием статута о штрафах, налагаемых на нарушителей этих соглашений, была предпринята предосторожность для предотвращения всякого недоразумения между двумя государями в будущем. Но как вскоре стало очевидно, любая предосторожность доказала свою бесполезность в деле укрепления предложенного мира.
В конце концов, король Франции, раскаиваясь в том, что он сделал, и негодуя на тех своих подданных, что предлагали миролюбивые советы, стал более склоняться к тому, чтобы нарушить договор, нежели к тому, чтобы его соблюдать. В то же время, король Англии, не удовлетворившись отсутствием компенсации за умаление (хотя и пустяковое) своих границ, нашел, как говорят, в каждой формулировке только что подписанного мира средства и возможности, чтобы раздражать французского короля, уже решившего нарушить договор. Поэтому, еще раз между государями вспыхнула война, чему не могли помешать ни священное время Поста и Пасхи, ни немилосердность непогоды, которая была более суровой и продолжительной чем обычно, ни голод, который сверх меры разбушевался во все провинциях — никакое препятствие не являлось достаточным для того, чтобы побудить их ненадолго отложить свой гнев, который был на какое-то время успокоен увещеваниями их друзей, и во время перемирия все ждали начала нового сезона, когда короли выйдут на бой.