История блудного сына, рассказанная им самим
Шрифт:
Сапсан хмыкнул. – Очень доходчивый образ! Интересно, на какой из них жарится Данте? Надеюсь, мы с ним будем жариться на разных сковородках. – На его лице мелькнула улыбка дауна. – Это я так – образно говорю.
Я стал припоминать догматику, чтобы защитить позицию Церкви: – Леонид, ад – это не пытки за отказ сотрудничества, ад – это естественное состояние души без Бога, Который является Творцом всякого добра. Послушанием Его воле мы и приобретаем рай – место, где не только не будет слёз и печали, но место, преисполненное любви и вечной, ничем не омрачаемой радости. Понимаешь?
Сапсан удивлённо посмотрел на меня. – Хорошо, допустим. Это я понимаю! Но ведь ты, Аббат, и сам не веришь в то, что говоришь! Разве мы, ты, живём по заповедям?! Да
– Видишь, как уживаются в нас две разные воли, что подтверждает мою теорию: жизнь человеческая – это борьба между волей Люцифера-Адама к смерти и волей Бога к жизни. В нас же – осколках – эти воли перемешаны. Для Люцифера-Адама, как творения, воля к смерти – единственное возможное проявление своего «я», вот он и борется за то, чтобы вновь обрести Ничто, из которого его произвёл Бог. Ведь в этом небытии и сокрыто его истинное «я», которое было до сотворения и которого вечный Бог не знает, как не знает и самой смерти.
Я вконец запутался в сапсановской метафизике и решил закончить тему, которая стала меня уже напрягать:
– И как ты думаешь, Леонид, кто победит в этой борьбе? Сумеет ли Бог собрать воедино осколки Люцифера-Адама или он всё-таки обретёт небытие?
Сапсан вновь закурил сигарету. – Думаю так – то, что было в Люцифере-Адаме от Бога, вернётся к Богу, а то, что было от самого Люцифера-Адама, вернётся в небытие, из которого он и был изведен. Как говорят священники, в конце времён – когда свобода творения исчерпает свой ресурс – добро будет отделено от зла. Только у меня совсем другое понимание добра и зла. Человек, ты знаешь, как шарик в руках напёрсточника, который может оказаться под колпачком Бога или колпачком небытия, или, как любят говорить верующие, колпачком дьявола. А может быть, останется всё как есть – вечное противоборство, вечное страдание…
– Ну а ты куда хочешь, Леонид?
– В небытие, где уйдет всякая печаль и утрётся всякая слеза. Не нужен мне ни кнут, ни пряник, для того, чтобы тянуть лямку жизни!
– Но, если уж на то пошло, там же, в небытии, тоже нельзя курить!
– Зато здесь можно! – Сапсан с наслаждением затянулся в последний раз и выкинул окурок в урну. – И это позволяет мне принять жизненное страдание. Мы сейчас под третьим колпачком – колпачком земной жизни. Здесь всё можно, всё позволено… Да-да! Вот полная, вот пустая – где картинка золотая? За остроту зрения Нобелевская премия. Кто заметит чёрный шарик, тот получит гонорарик…
…Я задумался, вспомнив обличения отца большевиков, страдающих тяжёлой формой атеизма головного мозга, которые тоже думали, что всё позволено… Да ну его, этого Сапсана! Я погрузился в молчание до самого прихода должника, который, кстати, сразу же вернул всё до копейки…
Этот разговор впервые за всё время моих криминальных движений разбудил во мне желание найти настоящую мировоззренческую опору в жизни, позволяющую оправдывать свои действия. В беседе с Сапсаном я был похож на сребролюбивого батюшку, который учит на проповеди бескорыстной помощи ближним. Сапсан здесь был на порядок честнее меня – он искренне верил в свою теорию, которая позволяла ему жить и совершать преступления, не входя в разлад с собой.
Больше на подобные темы я с ним не разговаривал.
Через полгода Сапсан сел в тюрьму за вымогательство, чем, видимо, спас свою жизнь, поскольку «тамбовские»
…И до каких причуд доходят люди, которые боятся потерять своё «я»! Ведь написано в писании, что тот, кто захочет сохранить свою душу – потеряет её, а тот, кто потеряет – обретёт. Отвергнув своё «я» в значении «эго», посвящая себя служению людям и Богу, полностью растворяясь в этом служении, человек обретает самого себя и обретает единство с Богочеловеком, Тем, Которому уже не страшна смерть, потому что Он победил её на Кресте.
А боязливые будут искать космический корабль или какую-нибудь жёлтую подводную лодку для сохранения своего «эго». Но если задуматься, что хорошего в нашем будничном «эго» – суета и томление духа? Стоит ли вообще его сохранять? Более того, не в уничтожении ли этого суетного «эго» состоит задача христианина? Будьте совершенны – яко же Отец ваш совершенен! Больше я о Сапсане ничего не слышал. Но надеюсь, что он пройдёт (или уже прошёл) обычный путь от секты к Православию и приобретёт душевное здравие. Потому что, так или иначе, человек он ищущий и неравнодушный к духовным вопросам. А такие люди у Бога на особом счету…
…Второй человек, характер которого вызвал у меня интерес в те неповторимые годы, был бездомным люмпеном иудейского вероисповедования. Речь идёт о бомже-еврее Марке Раскине, может, кто его и знает. Хотя вряд ли он дожил до миллениума. Марк был тем самым человеком, который с пеной у рта утверждал, что Православная Церковь в России пережила тяжкие гонения в двадцатом веке только из-за того, что православные притесняли евреев в девятнадцатом. Что сталинский ГУЛАГ лишь плод николаевской черты оседлости. «Благословящих Израиль, Бог благословит, гонящих Израиль и Бог погонит» – любил учить Марк, перефразируя известный текст Второзакония, который нынче в чести у западных христиан. Была у него и уникальная теория на счёт, почему он, будучи сподоблен родиться среди богоизбранных иудеев, вынужден вести подлую и полную лишений жизнь. Но об этом чуть позже.
Как у многих пытающихся сохранить самоуважение бомжей, у Раскина была красивая легенда, объясняющая, как он докатился до такой жизни: оказывается, виной всему его сильный, дерзкий и непримиримый характер. Марк жил на улице Марата и знавал самого Розенбаума, с кем учился в одной школе, хотя мнения о нём был невысокого, мол, певец ни певец, а был комсомольский активист – то есть, нехороший человек по законам «чёрной масти»… Однажды Марк пригласил девушку в кафе и встретил по дороге праздношатающихся хулиганов типа Фигуры из «Тимура и его команды». «Фигуристы» страдали бытовым антисемитизмом, обложили парочку отборным матом, сделав девушке непристойное предложение, очевидно, только чтобы унизить Марка. Семнадцатилетний Марк проявил выдержку, ничего не ответив хулиганам, смиренно проводил девушку домой, но зато потом дал своей мести полный ход. Раскин откопал обрез, оставшийся от воевавшего в отечественную отца, вернулся и перестрелял всех «фигуристов» от мала до велика. Первый срок – десять лет и пошло-поехало. Пока, в очередной раз, сидел в тюрьме, сестра продала квартиру и укатила в Израиль на ПМЖ, а Марк стал бомжом и алкоголиком, о чём без комплексов говорил всякому, с кем знакомился.