История богослужебного пения
Шрифт:
1. Музыкант, будь он композитор или исполнитель, должен быть «богословом», разумеется, в смысле культивирования в себе самом «кафолического» сознания Церкви. Это означает, в частности, что он никогда не должен забывать о том, что его роль — служить богослужению и избегать «самовосхваления». А это означает налагать на себя определенные самоограничения с целью послужить
2. Музыка, с учетом положений, выраженных в документах II Никейского собора, ни в коем случае не может противоречить евангельскому посланию. Это «негативный» принцип, не дающий четких «рецептов». Он требует постоянных бдительности, скромности и строгости стиля. 3. 4. Евангельское послание — это прежде всего слово. Но это слово может быть лишь «ссылкой» на более существенное слово — Слово, Воплощенное Слово. «Литургическое» слово — проповедь, гимнография, которая в сиро-византийской традиции всегда носит проповеднический характер, — не терпит «тщетных слов», не прошедших семикратного очищения огнем. Музыка призвана служить именно этому очищенному слову, связывающему со Словом Божиим. 5. 6. Говоря более точно, это слово и музыка должны быть едины. (Выражение «музыка служит слову» может быть истолковано как умаление роли музыки, отход ее на второй план, что абсолютно противоречило бы литургическому характеру музыки.) Слово и музыка должны быть слиты воедино, чтобы можно было сказать, что слово поет, а музыка возвещает. 7. 8. Крылатое выражение «1ех orandi — lex credendi» (молитвенное правило — правило веры) также имеет отношение к месту музыки в литургическом действе. Если молитвенное правило научает нас правилу веры, то-это значит, что здесь есть принцип непротиворечия. То есть, что это молитвенное правило само должно быть совершенным отражением правила веры, следовательно, весьма важно и обратное: «1ех credendi — lex orandi». Это целиком и полностью относится к «богословскому» характеру церковной музыки (пения). Мы уже говорили о том, что здесь не существует готовых рецептов: каждый человек уникален и по-своему и неповторимо становится «богословом». 9. 6. Наконец, следует упомянуть о том, что можно было бы назвать «молчаливым» характером слова и музыкального сопровождения во время богослужения. Это не отсутствие звука. Речь идет о том качестве «отступления» слова и музыки (пения), которое дает им постоянную возможность в стремлении установить связь со Словом, что, в свою очередь, позволяет войти в Божественную жизнь, в жизнь Святой Троицы посредством Святого Духа во Христе, Который приводит нас к Отцу Небесному. Цель литургии именно в этом и состоит. Таким образом, все, имеющее отношение к литургии, должно служить исключительно этой цели.
Музыка конкретно никогда не должна служить неким подобием экрана для слова, заслонять его. Так полифония, как, впрочем, и монодия, могут легко стать таковыми, отвлекая все внимание, с одной стороны, на гармонию, с другой — на певца. Но и полифония и монодия могут обе прекрасно послужить единству слова и мелодии, при условии, конечно, обезличивания «музыканта».
И в заключение несколько слов о чисто инструментальном сопровождении (органы и проч.). Мы уже говорили о том, что у православных оно не принято. Правы они или нет, не знаю. Знаю лишь по своему собственному опыту, что эстетическая оценка какого-либо концерта, вопреки мнению многих, мне кажется, не объединяет людей, наслаждающихся этой красотой, в какую-то общность, в нечто единое целое. Здесь скорее всего каждый наслаждается в одиночку и стремится найти какое-то внутреннее одиночество, вопреки утверждению «едиными усты и единым сердцем». Но, разумеется, это лишь частное мнение, с которым могут не согласиться многие христиане, в том числе и православные.