История человечества
Шрифт:
Беседку мы пересекали с удвоенной осторожностью. По тому, как Уолл крутилголовой в поисках выхода, которого мы никак не могли отыскать, я догадался,что существование беседки стало длянего сюрпризом: видимо, Младший умолчал о ней. Взволнованный этимобстоятельством и полный противоречивых догадок, что бы это могло означать,— неужели воротник не полностью контролирует пленника, и Младший могсоврать? или он так напуган, что просто кое о чем забыл? — я положил руку напистолет и покосился на Мадди, интересуясь ее реакцией; в следующеемгновение секция стены впереди нас отошла в сторону — и перед нами открыласьпустота. Еще через секунду пустота наполнилась десятками изможденных мужчини женщин в стальных воротниках того же сорта, что подпирал голову Младшего;все они были вооружены ножами и дубинками; их подгоняли белые обезьяны,отличавшиеся от наших, эджвиллских, варварским одеянием из кожи: сбруей иподобием набедренных повязок. Самым страшным в их приближении — я говорю олюдях, а не обезьянах, — было то, что они не издавали ни звука: казалось,это трупы, поднятые каким-то волшебством из могил.
Я оглянулся и увидел, что путь к отступлению отрезан такой же ордой. Противник набросился на нас, размахивая ножами и дубинками. Стрелять прицельно, как советовала Мадди, оказалось невозможно: то был хаос из выстрелов, воплей, разинутых ртов. Нам всем грозила гибель, если бы не Уолл: он описывал своим лучом круги, пробивая бреши в рядах нападающих, и продвигался к проходу в дальней стене, за которым чернела пустота.
Случаю было угодно, чтобы я оказался рядом с Уоллом в тот момент, когда онпустил в ход лазер. За первые полминуты боя я разрядил свой пистолет;уверен, что ни один мой выстрел не пропал даром — не попасть в кого-нибудьбыло в этой каше невозможно, однако я не знал толком, кого поражаю. Передомной появлялись на мгновение человеческие лица и обезьяньи морды, ихзагораживали падающие тела; повсюду лилась кровь, раздавались удары почеловеческим телам, летела клочьями шерсть. Я палил, не переставая, пока нерасстрелял все патроны. Как только я собрался перезарядить пистолет, налевое плечо обрушилась дубина; рука на мгновение онемела, и я выронилоружие. Даже в обезьяньей вони я унюхал собственный страх и увидел еговоочию, как огненную молнию; я не успел толком перепугаться, однако мигомослабел и уже не помышлял ни о чем, кроме бегства. Чего доброго, я быдействительно бросился бежать, но куда? Я выхватил нож и полоснул им поухватившей меня обезьяньей лапе; удар был таким сильным, что я потерялравновесие и повалился на Уолла. Он отпихнул меня, и я, сам того несознавая, метнулся к проходу, через который на нас набросилась армия обезьяни их невольников в ошейниках. В итоге я стал прикрывать Уолла, хотя на самомделе его гораздо эффективнее прикрывала Мадди. Она успела перезарядить своеоружие и за секунды, ушедшие на перебежку, пристрелила четырех обезьян идвух людей в воротниках; Уолл за это же время сжег неизвестно сколько тех идругих, отрезав кучу рук и ног и перепилив немало торсов.
Как только мы оказались в темноте за дверью, Уолл обернулся, намереваясьвстретить огнем преследователей, и приказал нам найти пульт, с помощьюкоторого изолируется беседка. Я стал судорожно шарить рукой по стене; пока яискал кнопку, семь-восемь человек из нашего отряда оказались прижатыми кфонтану, и трое из них были сражены людьми в воротниках, прежде чем дверьвнезапно заслонила от нас зрелище бойни. Многие к этому моменту уже лежалибездыханные, многие, получив ранения, пытались отползти, но на нихнабрасывались обезьяны и рубили головы своими длинными ножами. Казалось, чтокрасная жидкость из фонтана залила все помещение, а женщина с разинутым ртомпосередине надрывается сразу дюжиной голосов, озвучивая кровопролитие.
Как только беседка пропала с глаз, оставив нас в темноте, Уолл потребовал ксебе того, кто нашел кнопку. Ему ответил женский голос. Он велел женщинеподвести его к кнопке и сжег механизм лазером, чтобы дверь больше неоткрывалась. Затем он приказал всем назвать себя, чтобы пересчитатьвыживших. Прозвучало шестнадцать имен, среди которых не оказалось КлеяФорноффа. Я попытался сообразить, видел ли его среди сраженных, но так и невспомнил. Темнота стала еще более непроницаемой. Я не видел ни зги; дажезная, что дверь находится на расстоянии вытянутой руки, я чувствовал себятак, словно стою в центре бесконечной пустоты. Странно, но только сейчас,когда я не мог воспользоваться зрением, до меня дошло, в какое колоссальноесооружение мы угодили.
— Значит, так, — произнес Уолл. — Раз мы вляпались в дерьмо, то не будемстоять и хлопать ушами. Единственный способ попасть домой — это найти хотябы одного из этих недомерков и заставить показать нам дорогу. Мы знаем, чтоони где-то поблизости. Будем искать!
Он сказал это с таким наслаждением, словно все случившееся полностьюотвечало его ожиданиям. При всем моем испуге и отчаянии я не мог одобритьего бессердечие. Вероятно, на остальных его речь произвела такое жевпечатление, потому что была встречена молчанием.
— Что, хотите подохнуть? Или просто боитесь темноты? Ну, это-то для меня непреграда!
Он отстранил меня. Я увидел рубиновый луч лазера, ввинтившийся в темноту.Вдали загорелось сразу несколько костров. Лазер превратил кусты в факелы, иони осветили землю с лишайниками, мхом, даже черной травой, котораявыглядела почему-то как ковер, прикрывающий ломаную мебель. Кусты, ложбинки,кочки... Тут и там по черной поверхности разбегались золотые нити, и я опятьвспомнил «Черный сад» и сообразил, что это указатели, ведущие к входам впотайные комнаты. Ни стен, ни потолка не было видно. Даже теперь, когда унас был свет, мы не могли определить размер помещения; однако костры придалинам смелости, и мы ринулись к ближайшему из золотых швов.
Вскоре перед нами появилась дверь, которую Уолл мгновенно прожег. Скорее послучайности, чем из-за своей выдающейся храбрости я оказался с ним рядом иувидел всю роскошь комнаты. Это была пещера с высоким наклонным потолком иступенчатым полом, золотой грот, убранный алым шелком, с хрустальнымфонтанчиком, низвергающим потоки воды на камни, представлявшие из себя, судяпо виду, чистое золото. Повсюду валялись шелковые подушечки. В стенекрасовался аквариум, где кишели разноцветные рыбки, столь же не похожие напривычных мне бурых форелей и придонную мелочь, как драгоценные камни — назаурядную гальку; в быт рыбок была внесена оригинальная деталь: онипроплывали сквозь человеческую грудную клетку.
Но я тут же забыл о роскоши, увидев возлежащих на подушках Капитанов — двухмужчин и женщину; тела их были голы, бледны и безволосы, словно у младенцев.Им прислуживали три женщины в воротниках. При нашем появлении один изКапитанов, мужчина покрупнее, приставил нож к горлу женщины в воротнике;остальные двое потянулись к своему оружию — коротким металлическим трубкам,лежавшим на полу на расстоянии вытянутой руки; впрочем, их движения былинеторопливы, словно мы не внушали им страха. Возможно, они находились поддействием наркотика. Так или иначе, их скрутили еще до того, как онидотянулись до своих трубок, и выволокли из комнаты. Капитан, вооружившийсяножом, посмотрел на меня — именно на меня, я в этом совершенно уверен,причем в упор, — и с улыбочкой полоснул ножом по горлу своей заложницы. Оназадергалась, прижав ладонь к зияющей ране, и Капитан отбросил ее от себя. Онпо-прежнему улыбался. Его улыбка была адресована мне. Эта обезумевшая мразьзабавлялась моей реакцией! Его мордашка гермафродита корчилась отудовольствия. Внутри у меня что-то надорвалось — я ощутил, как лезвие егоножа надрезало мое тело, — и я кинулся на него, не обращая внимания наприказ Уолла остановиться. Капитан помахал ножом, как бы в шутку угрожаямне: видимо, я казался ему совершенно незначительной помехой. Даже когда явышиб из его руки нож, рывком поставил на ноги, вцепился ему в глотку и сталмолотить о стену, он продолжал смотреть на меня с безразличной улыбочкой;его красные глазки были пусты, как глаза рыбы в аквариуме.
— Брось его, — раздался у меня за спиной голос Уолла.
— Нет! — откликнулся я, еще сильнее стискивая Капитану горло. Я былпо-прежнему переполнен негодованием, но гораздо более холоден; я ужеконтролировал себя. Я уставился в эти нечеловеческие глаза, желая узнать,появится ли в них хоть искорка чувства, и по рукоятку всадил ему в макушкусвой нож. Он разинул рот, глаза полезли из орбит, голову залила густая, каксироп, кровь. Тело забилось в судорогах, мне на штанину полилась моча. Яотпустил его, и он плюхнулся на пол. Со стороны могло показаться, что к егоголове приделали костяную ручку. Только что мне затмевал разум гнев, теперьже я чувствовал отвращение, но гораздо сильнее было другое чувство —удовлетворения; правда, совсем скоро я испытал шок — последствие своейжестокости.
Я оглянулся на Уолла, задумчиво взиравшего на меня.
— Ты взял двоих, этого вполне достаточно, — сказал я ему.
За его спиной наши пытались снять с женщин воротники. Получалось это плохо:у обеих лилась кровь из ушей.
— Будут еще, — произнес Уолл. — Хочешь всех их перебить?
Вопрос прозвучал вовсе не риторически, и я воспринял его именно как вопрос.
— Пока мы тут — пожалуй.
Однако в эту ночь мне больше не пришлось драться. Мстительный гнев, недавноруководивший мной, постепенно угасал, пока мы шли через Черный сад, ведомыедвумя Капитанами в воротниках. Наш путь освещали горящие кусты, а по бокамотворялись золотые двери. Нашим взорам представали сцены, на которыхразыгрывалась одна и та же трагедия, только теперь кровь пускал не я, адругие. Совершенная мной жестокость то ли изменила меня, то ли открыла путьслабости, лишившей всякого интереса к результатам нашей экспедиции. Маддиприходилось подгонять меня, иначея бы застыл в пассивном ожидании собственного конца, проявляя не большезаботы о своей участи, чем убитый мною Капитан. Я задавал себе вопрос, нестало ли их безразличие к жизни и смерти результатом совершенных имизлодейств, и отвечал на него отрицательно. Они не заслуживали того, чтобынаделять их человеческими качествами. Они были людьми не в большей степени,чем обезьяны, в которых, вопреки тому, что я наговорил бедняге вмашине-пузыре с целью нагнать на него страху, не было ничего человеческого.