История человечества
Шрифт:
Я кивнул и огляделся. На краю кратера появились силуэты повстанцев — черныефигуры на фоне золотого зарева. Я не понял, чем они заняты. От мысли опредстоящем спуске в это адское свечение я взмок, а во рту, наоборот,пересохло, и я не сумел бы сплюнуть, даже если бы за плевок полагалсяумопомрачительный приз.
— Призывать тебя не трусить бесполезно, — продолжала Мадди. — Нам всемстрашно. Вот примемся за дело, и тебе полегчает.
— Ты уверена? — спросил я с деланной лихостью и услышал, как дрожит мой голос.
— Ты прискакал сюда от самого Края! За тебя я спокойна.
— А как насчет Уолла? Он, по-твоему, боится?
Она неопределенно хмыкнула и опустила глаза; сейчас, повесив голову, супавшей на лоб челкой, с задумчивым выражением лица, на котором заревократера разгладило морщины, она выглядела гораздо моложе, почти девчонкой.
— Скорее всего, нет. Ему такое по душе.
В ее тоне слышалось осуждение. Я уже вторично сталкивался с неодобрительнымотношением к Уоллу и собирался выяснить, откуда оно идет, но меня отвлекКлей Форнофф.
— Готов? — спросил он Мадди, имея в виду меня.
Она ответила утвердительно и, помолчав, спросила, когда начнется операция.
— С минуты на минуту.
Мне нечего было сказать, но разговор был средством побороть волнение,поэтому я спросил, какое сопротивление могут оказать нам люди в воротниках.
— Что за разговорчики, Боб? — Мое имя Клей произнес с обидной усмешкой. —Боишься наделать в штаны?
— Просто светская беседа.
— Хочешь дружить, да?
— Не собираюсь.
— Тогда лучше заткнись! — Он напрягся. — Не хочу больше слушать твоюболтовню.
— Как скажешь. Наверное, тебя не интересует, как поживает твоя родня.
Он помолчал и спросил, глядя на кратер:
— Как они там?
Я поведал ему о его родителях, отцовском ревматизме, лавке, его старыхдружках. Когда я умолк, он и виду не подал, что ему приятно слышать вести издому. Мадди закатила глаза и сокрушенно усмехнулась, давая понять, что не яодин считаю Форноффа пропащей душой. Я уже успел полностью переменить своеотношение к Плохим и был готов считать их героями, но сейчас сказал себе,что кое-кто из них действительно плох, как я полагал раньше. Возможно,впрочем, я был для молодого Форноффа напоминанием о событиях, с которыми емуне дано было смириться: всякий раз, видя меня, он будет вспоминать ночь,когда сам превратился в Плохого, и обдавать меня ненавистью, объектомкоторой следовало бы стать ему самому.
Вскоре раздался крик, и я неожиданно для себя самого метнулся вместе с Маддии Форноффом к кратеру; с каждым моим прыжком свечение кратера менялонаправление и интенсивность. Еще пара минут — и я оказался среди сотенлюдей, спускавшихся вдоль стен кратера на веревках. Три летательных аппаратастояли на дне кратера на гладкой пластиковой платформе, светившейся золотымсветом. Мы задержались перед одним из кораблей, пока Уолл с помощью двоихподручных возился с меньшим лазером, торчавшим в носовой части. Лазероказался складным: схватив его, Уолл сбросил плащ и приладил лазер к своейправой руке кожаными ремешками; его пальцы доставали до панели с кнопками, ия понял, что лазер приспособлен для ношения. Уолл нажал кнопку, и рубиновыйлуч прожег в противоположной стене щель. Довольный результатом, Уолл издалрычание, заменившее смех, и несколько раз взмахнул над головой своим новыморужием, весившим не меньше 70–80 фунтов.
Позади кораблей уходил вниз наклонный трап, по которому мы достигли входа вогромное круглое помещение, добрых полмили в поперечнике, где красоваласьэкзотическая растительность; у некоторых растений были невиданные полосатыестебли и огромные эластичные листья. Круглый свод потолка был закрытультрафиолетовыми панелями; с помощью такого же освещения я выращивал вЭджвилле горох, фасоль и помидоры. Растительность быланастолько густой, что четыре разбегавшиеся в стороны дорожки сразускрывались в чаще. Над верхушками деревьев клубился туман, поднимаяськольцами к потолку. Заросли напоминали видом и тишиной первобытные джунгли.
Тем не менее это место было мне знакомо.
Сперва я не понял, чем именно, но потом припомнил, как Уолл говорил, чтоКапитаны называют свой кратер Садом. В следующую секунду мне вспомниласькнига, которую я перечитывал в гидропонной оранжерее, называвшаяся «Черныйсад», и иллюстрации в ней: то, что предстало моему взору сейчас, оказалосьлибо моделью для тех иллюстраций, либо их точной копией. Я и до этого былсмущен и озадачен, теперь же меня охватила безумная тревога. Прежде ямногого не понимал, но с грехом пополам складывал факты в некую систему, этоже стало последней каплей; на мою самодельную систему лег тяжелый груз, и яоказался в таком же неведении насчет устройства мироздания, как по пути изЭджвилла. Меня так и подмывало поделиться с окружающими своим открытием, ноя сообразил, что благодаря своему Младшему они знают о Саде гораздо больше,чем я. Попытки рассуждать здраво не успокоили: меня обуревали мысли о том,зачем Капитаны подсовывают нам ключи к разгадке их существования и как этиподсказки могут помочь нам в них разобраться.
По каждой из тропинок устремилось в чащу человек по сто: мы двигались шагом,но времени не теряли. Мадди, Клей Форнофф и я оказались подпредводительством Уолла. В тени зарослей нам в глаза ударило зеленоесвечение; листва источала сладковатый аромат, обычно сопровождающий гниение,но более пряный; отполированные камни под ногами монотонно гудели. Этогудение и наши осторожные шаги — вот и все, что нарушало тишину. Ни шорохов,ни шелеста листьев... Кое-где камни на пути были заменены прозрачнымипанелями, сквозь которые было видно черное пространство с рассыпанными там исям золотыми огнями; это опять напомнило мне описание Черного сада с темнойлиствой и потайными помещениями. В одном месте мы прошли под хрустальнымпузырем размером с целую комнату, подвешенным на ветвях; внутри пузырявалялись подушки и красовалось пятно, напоминавшее высохшую кровь, причемкрови было так много, будто кто-то здесь расстался с жизнью. Это зрелищеповергло меня в ужас, а Мадди, увидев пузырь, уставилась себе под ноги и неподнимала глаз, пока мы не миновали страшное место.
Ярдов через пятьдесят после пузыря мы оказались на пересечении своей аллеи сдругой, более узкой; еще ярдов через двадцать пять нас поджидал следующийперекресток. На каждом мы оставили человек по двадцать пять, спрятавшихся запапоротниками. Я полагал, что меня тоже оставят в засаде, но Уолл, видимо,решил предоставить мне возможность поискать Кири, поэтому, как ни тревожномне было углубляться в неведомое, я испытывал к нему благодарность. Черезчетверть часа мы добрались до следующего помещения; дальше аллеяпревращалась в хорошо освещенный тоннель, уходивший круто вниз. По этомутоннелю мы добрались до еще одного помещения, меньше прежнего, но тожевнушительного, ярдов сто диаметром, со стенами, покрытыми ярко-белымипанелями. На каждой панели красовалось по красному иероглифу. В центре стоялгротескный фонтан, окруженный скамьями и древовидными папоротниками; фонтанпредставлял собой фигуру скорчившейся обнаженной женщины с судорожноразинутым ртом и телом из белого камня, испрещенным ранами, из которыххлестала красная вода. Статуя была выполнена настолько реалистично, что яготов был поклясться, что стою перед окаменевшим человеческим существом.Лианы с зазубренными листьями карабкались по стенам и переплетались подбелым ультрафиолетовым светильником, заменявшим потолок.
Сперва эта беседка показалась мне нетронутой временем, но уже черезнесколько секунд я начал замечать вытертые проплешины скамеек, отбитые углыпанелей, выемку на статуе и прочие изъяны. Мысль о том, что это местосуществует с незапамятных времен, делало его еще ужаснее, выдаваяизвращенную традицию. Чем дольше я смотрел на статую, тем сильнеестановилась моя уверенность, что она выполнена с натуры. К такому убеждениюприводили детали лица и тела, шрамы, морщины и прочие линии, которые вряд либыли взяты из головы. Я представил себе, как несчастная женщина позировалабледному тщедушному чудовищу, слабея от ран, но поневоле сохраняя позу,навязанную мучителем; ярость, которую мне не удалось испытать при видеМладшего, наконец-то дала о себе знать и совершенно затмила страх. Я былтеперь холоден, собран и предвкушал, с каким наслаждением буду проделыватьдыры в телах Капитанов.