История человечества
Шрифт:
У меня ушла вся ночь на то, чтобы убедиться в худшем: Кири покинула Эджвилл,ускакав в пустыню на лошади Марвина Блэнкса. Я знал, что это навсегда. Я бытотчас помчался за ней вдогонку, но не хотел уезжать, не предупредив Бреда,а он как сквозь землю провалился. Я решил подождать его еще два часа, апотом отправиться на поиски Кири, появится он или нет. Я сидел на кровати,рядом со мной примостилась Келли. Ожидание превратилось для нас в стекляннуютюрьму, где царила оглушительная тишина. Келли успела облачиться в костюмдля верховой езды, и я уже оставил попытки убедить ее остаться. Ее доводызвучали разумно: она виновата в случившемся не меньше, чем я, значит, мыдолжны исправлять свою ошибку вместе. Вообще-то мне не хотелось скитаться водиночестве, поэтому я перестал с ней спорить. Была и иная причина, болеечестная и весомая, которая могла даже претендовать на правду, — та самаяложь во спасение, из которой проклевывается страстная истина, и гласила онаследующее: я должен сказать Бреду правду о Келли и о том, что произошло,потому что иначе ни нам с Келли, ни ему несдобровать. Для этого я долженвзять Келли с собой. Можете считать меня эгоистом за то, что я умудрился всехолодно рассчитать, но я всегда отличался прагматизмом и, горюя по Кири, неслишком надеялся ее найти; я знал, что раз она приняла решение, остановитьее может только смерть; я чувствовал ответственность за Бреда и Келли.
Возможно, я не заслуживал снисхождения судьбы, но в нас сидела не злоба, аодна глупость, и жизнь наша так сурова, что трудно требовать совершенствакак от себя, так и от других. Живя на Краю, учишься извлекать из всегомаксимальную пользу и не терять времени на взаимные упреки; роскошь жалостик себе могут позволить только те, кто располагает возможностью безвредноглупить.
Бред заявился домой примерно через час после рассвета, всклокоченный исонный. Переводя взгляд с моих синяков на Келли и обратно на меня, оносведомился, куда подевалась мать.
— Поехали ее искать, — предложил я. — Я расскажу тебе все по пути.
Он попятился от меня, бледный и напрягшийся, совсем как Кири.
— Куда она ускакала?
— Послушай, сынок. Позже ты сможешь, если пожелаешь, оставить от меня мокроеместо. Сейчас важнее другое: найти твою мать. Я ждал тебя, потому что знал:ты захочешь помочь. Едем!
Келли пряталась за меня, словно взгляд Бреда причинял ей боль.
— Значит, она уехала? — переспросил он.
— Да, — обреченно ответил я.
— Что ты сделал?
— Бредли, — взмолился я, — еще десять секунд — и я тоже уеду.
Он негодующе посмотрел на Келли и на меня, пытаясь догадаться, какую низостьмы совершили.
— Кажется, мне уже не нужно объяснений, — сказал он.
Я мог бы написать тома о первых днях поисков; за эти дни не произошло ничегосущественного, но окружавшая нас пустота была так безмерна, что сама моглапретендовать на значительность, а уныние местности с мерзлой почвой,устланной кое-где мертвой крапивой и лапчаткой и усеянной вздымающимисястоловыми горами, была подходящим обрамлением к нашему собственному унынию.Горы маячили на горизонте, как синие призраки, небо было то белесым, тосерым от туч. Время от времени я косился на Келли и Бреда, ехавших слева исправа от меня. У обоих развевались на ветру черные волосы, оба мрачносмотрели вперед; нас можно было принять за одну семью, однако эта страннаясемейка всю дорогу помалкивала. Днем мы скакали по следу Кири, усматривая втом, что она не позаботилась его замести, обнадеживающий признак. Ночи мыкоротали под защитой валунов или у подножия небольших холмов, под завываниеветра, прилетавшего из пустоты, довольствуясь костром как единственнымисточником света. Иногда выпадал снег; на солнце он быстро таял, но нарассвете еще лежал во вмятинах от конских копыт, и мы видели по утрампризрачную цепочку белых полумесяцев, тянувшуюся назад, к дому.
В первую ночь я дал Бреду возможность остыть и завел с ним серьезныйразговор только через сутки. Мы сидели, вооруженные, перед костром; Келлиспала неподалеку, между двумя камнями, укрывшись несколькими одеялами.Несмотря на отпущение грехов, полученное от Кири перед отъездом, я взял всювину на себя; однако сын заверил меня, что Кири не произнесла бы техпрощальных слов, если бы относилась к случившемуся по-другому.
— Рано или поздно она бы все равно уехала, — сказал он. — Она хотела, чтобыты это понял. Но это не значит, что я тебя прощаю.
— Как знаешь, — откликнулся я. — Надеюсь, ты все же простишь меня раньше,чем я прощу себя сам.
Он переменил позу: теперь костер освещал только половину его лица, другуюпоглотил мрак; это было как затмение, оставившее мне на обозрение половинуего грусти. Его губы разомкнулись, и я решил, что он хочет еще что-тосказать, но сын промолчал.
— Что? — спросил я.
— Ничего...
— Ладно, выкладывай.
— Хорошо. — Он оглянулся на Келли. — Ей здесь не место. Если мы найдем маму,то она не захочет видеть эту...
— Вероятно, — признал я. — Но Келли — тоже человек, и ей нужно быть здесь. —Бред хотел возразить, но я прервал его. — Ты отлично знаешь, что если матьне хочет, чтобы мы ее нашли, то мы ее не найдем. Мы надеемся ее найти исделаем для этого все возможное. Если же этого не случится, то для всех насбудет важно, что мы приложили максимум усилий. Пусть тебе не по душе Келли,но ты не должен ее этого лишать.
Он с сомнением кивнул. Судя по его виду, ему не давало покоя еще что-то.
— Продолжай, — подбодрил я его.
— Я думал... — Он отвернулся, чтобы спрятать лицо, и, когда снова заговорил,слова давались ему с трудом. — Я не понимаю, почему вы с мамой... Почему ты...
— Сам не знаю, почему так случилось. Черт, я всегда недоумевал, как мы ствоей матерью вообще умудрились сойтись. Мы всегда казались окружающимнелепой парой. Мы любили друг друга, но это была, по-моему, любовь,проистекающая из потребности, а не наоборот.
Бред указал на Келли.
— А с ней все было правильнее?
— Представь себе, как отвратительно это для тебя ни звучит. Но теперь...теперь я уже не знаю. То, что случилось, способно все похоронить. Но сейчасмы должны заботиться друг о друге.
Ветер так свирепо застонал среди скал, что мы оба вздрогнули. Пламя костраотклонилось в сторону. Бред опустил глаза, зачерпнул пригоршню песка и сталпросеивать его между пальцев.
— Наверное, тут не о чем больше говорить.
Я оставил эти его слова без ответа.
— Мама... — молвил он немного погодя, — каково ей там? Черная точка средипустоты... — Он швырнул песок в огонь. — Как ты думаешь, здесь естьчто-нибудь живое?
— Одни мы. — Я сплюнул в огонь, заставив шипеть угли. — Может, еще парочкатигров, уползших издыхать.
— А Плохие?
— Что им тут делать? Скорее всего, они живут к северу от Эджвилла, в горах.
— Клей говорил мне, что встречал кого-то, кто жил здесь.
— Разве Клей — главный авторитет?
— Он не врет. Он встречался с одним типом, который приходил время от времениприкупить патронов. Только патроны, больше ничего. Он рассказал Клею, чтоживет на равнине, а с ним еще несколько человек, но не объяснил, почему онивыбрали такую жизнь. Мол, если Клею любопытно, пускай сам их разыщет.