История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Но округлости, которые он хотел потискать, вдруг ускользнули из его рук, ибо Амальберга упала на колени перед своим государем.
— Я хочу попросить у вас милости, монсеньор, — пролепетала она.
— Говори! — сказал Большой Карл хриплым голосом, ибо новая поза девушки открыла ему необозримый вид на её груди. Они были крепкими и торчащими и прижимались друг к другу в обтягивающей блузке.
— Я имею в виду моего младшего брата Каролюса Берюдбера, — прошептала Амальберга.
И она изложила отрывистыми словами свою просьбу императору.
Вытаращив глаза, он продолжал разглядывать прелести, открывшиеся его прозорливому взору.
— Хорошую оценку надо заслужить! — сказал Карл, и эти слова оправдывали его прозвище Большой.
Уж ему-то
Слёзы брызнули из глаз Амальберги.
— Если твой брат не способен получить хорошую оценку, — продолжал Мань, — тебе придётся заслужить её своим послушанием. Иди за мной.
Он посмотрел вокруг себя. Он предпочёл бы повернуть назад и отвести эту девственницу во дворец, но это вызвало бы припадок ревности у его наложниц и даже у его тогдашней супруги! Часовня ему показалась достаточно тихим местом, чтобы дать приют своим бурным чувствам. Он помог Амальберге подняться и проводил её в святилище.
Прохлада и темнота этого места только распалили кровь, которая текла в его императорских жилах. Едва оказавшись внутри помещения, он бросился на бедняжку с намерением изнасиловать её.
Без ума от страха, Амальберга стала отбиваться. Она мотивировала тем, что святость этого места не благоприятствовала занятиям такого рода, но Карл Великий упирал на титул императора, «коронованного Богом», чтобы побороть стыдливость девушки. Раз уж ты получил корону от Папы, церковь может послужить в качестве спальни без возражений Всевышнего! Поскольку благородная Амальберга так не считала, он стал гоняться за ней по всей часовне и наконец настиг её. Но в порыве страсти Карл неудачно схватил её за руку. Что-то хрустнуло, и раздался крик, который привлёк внимание монахов. Амальберга сломала руку.
Этот несчастный случай сильно огорчил государя. Он был распутным, но честным! К тому же сбежалось всё духовенство: и в чёрном, и в белом, и в цветном!
Император почесал то место, которое впоследствии народное творчество снабдило огромной бородой. Быть Карлом Великим и попасть в такое глупое положение было в облом! Повелитель Запада и прилегающих департаментов повернулся к главному алтарю (который он чуть было не использовал в качестве алькова), и его горестный взгляд упал на лучистую статую Девы Марии. У кого ещё просить помощи? Карл проявил большое усердие, и поскольку женщины — не считая Амальберги — не могли устоять перед ним, он тут же получил ожидаемое чудо: кость девушки срослась, к всеобщему изумлению присутствующих, которые тут же стали изливаться в благодарностях.
Под впечатлением от происшедшего, Амальберга больше не сопротивлялась и последовала за своим господином и повелителем в более укромное и более удобное место, где она оправилась от своих переживаний и испытала новые.
С этого дня малыш Каролюс Берюдбер был всегда лучшим в классе. Он с блеском получил свой Б. С. Ж. (Бюллетень Способности к Журналистике), а затем, через несколько лет, свой Б. А. К. (Большой Аттестат Каролинга) с оценкой «отлично». Но значение этого чуда было бы недостаточным для того, чтобы о нём рассказывать, если бы оно на этом и заканчивалось. Дело закончилось тем, что Церковь причислила Амальбергу к лику святых [46] . Маленькие причины рождают большие следствия. Ведь если бы юный Берюдбер (имя которого в результате последующих изменений превратилось в Берюрье) был способным учеником, его сестра никогда не познала бы редкой славы канонизации, а также славы более земной, но ещё более редкой: быть облагодетельствованной самым великим из монархов [47] .
46
Следует заметить, что приключение Амальберги строго достоверно. — Прим. изд.
47
Вместо того чтобы это сделал ученик бочара, которому больше удавалось пробивать дырки в бочках. — Прим. автора.
(По Рабану Мору)
Четвёртый урок:
Норманны. Капетинги. Филипп-Август. Людовик Святой. Крестовые походы
Во время кофе, как было объявлено ранее, настойчивый звонок ударяет по нашим евстахиевым трубам.
— Ну, — говорит Берю-Отважный, — можно не спрашивать, кто там: только этот глухой Дюрандаль может так насиловать звонок.
Б.Б. идет открывать, и, в самом деле, сосед сверху входит в Берюрьево логово. Тип довольно дряхлый, с кадыком, как будто он проглотил колоду карт, с редкими седыми волосами, которые он зачёсывает на свой купол и закрепляет с помощью бриолина или кнопками. На нём брюки, такие же вельветхие, как и он сам, домашняя куртка с брандебурами и тапочки с гербом (ибо он удостоил себя дворянского титула через конторского товарища — друга его отца). Но деталь намбер уан — это слуховой аппарат. Атомная теплоцентраль в действии. Раструб в стиле голоса его хозяина [48] над его подставками для окурков, с чехлом для аккумулятора, термоизоляционной коробкой для модулятора частоты и набором инструментов для аварийного ремонта, а также гидравлическим домкратом на перевязи… В общем, это довоенная модель (я имею в виду войну 1870 года).
48
Товарный знак с изображением собаки, которая слушает патефон. — Прим. пер.
Субъект скорее неприятный, взгляд как через лорнет, а нос как дорожка для слалома.
Следуют представления. Нелёгкие.
Берта орёт моё имя в воронку Дюрандаля. Берю вынужден присоединить свой изумительный голос к голосу своей законной. Наконец гость понял.
— О, хорошо! — соглашается он. — Комиссар Сан-Антонио, я в курсе. Сан-Антонио — это ваша фамилия?
— А комиссар — его имя! — вопит Толстяк раздражённо.
— Александр, ну как ты можешь! — возмущается Берта, у которой, похоже, возник интерес к человеку-акустике.
— Какая разница, что ему говорить, если у него железобетон вместо барабанных перепонок, — язвит Опухоль. — Этот старый хрыч пришел нас парить в тот момент, когда я уже увлёкся. Если он не будет сидеть спокойно, я ему подпорчу его жизненный стандарт! На чём мы остановились, Сан-А?
— На Карле Великом. Так, Отец Мира даёт дуба как любой другой, и тут же его наследники устраивают разгром и кромсают императорский пирог.
— Подождите, — умоляет Б.Б. из кухни, где она готовит кофе. — Я не хочу ничего пропустить! Скажите месье Дюрандалю, чтобы он тоже послушал!
— Ты в своём уме?! — взрывается Берю. — Если ему пересказывать предыдущие главы, мы до завтра не кончим!
И всё же он наклоняется к раструбу гостя.
— Сан-Антонио нам рассказывает Историю! — орёт он до треска в ушах.
Тот кивает и улыбается.
— Я тоже знаю одну, — говорит он, — про попугая, который выдёргивал перья у попугаихи со словами: «Ты такая красивая, я хочу тебя увидеть голой!»
Он трясётся от смеха, как горбун.
— Я вам говорю про историю Франции! — ревёт Берю. — Мы остановились на детишках Карла Великого, шалопаях, которые продали и ферму, и лошадей. Так, давай дальше, Сан-А, я ему подсветил, и не забывай говорить через усилитель, а то он тебя заставит всё повторить вместе с запятыми!