История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Берта наливает нам пахучего кофе, и после первого глотка я продолжаю свой курс истории форсированным маршем!
— После смерти Карла Великого, пока дробилась империя, пришли норманны!
— Через вокзал Сен-Лазар, наверное? — спрашивает Берю, который всегда отличался обострённым чувством дедукции.
— Да нет же, тыква! Они пришли с Севера. Норманны — это от слова «норд». Они пришли из Скандинавии… Швеции, Норвегии, Дании! Они бежали со своих холодных земель и занимали более плодородные территории. На огромных лодках они плыли по морю, называя его лебединой дорогой!
— Ты уверен, что это не озеро в Булонском лесу? — спрашивает Берю, который тяготеет к исторической правде. — Я никогда не видел лебедей в море!
— Ты помолчишь,
— Я имею право понять! — негодует Здоровяк, ибо затронута его честь. — Я не этот старый пень, — показывает на Дюрандаля, — который дрыхнет под своими проводами высокого напряжения!
Я тушу гнев супруга и спешу продолжить:
— Эти нордмены, или норманны, захватили Францию и приступили к осаде Парижа. Вначале было жарко, но Карл Простоватый спас положение, выдав замуж свою дочь Жизель за вождя захватчиков Роллону. Он ему дал в качестве приданого территорию, которую называли Невстрией и которая впоследствии стала Нормандией, вы поняли?
— Вот-вот, — говорит Берта. — Теперь я понимаю песню «Я хочу вновь увидеть Нормандию». Может быть, её пели невстрийские беженцы, не так ли, комиссар?
— Почему бы и нет, любезнейшая…
Берю хмурится в своем клубном кресле. Я интересуюсь причиной досады на его лице, и он взрывается:
— Ты считаешь, что это забавно, когда узнаёшь, что ты иностранного происхождения, Сан-А? Маман была нормандкой, понимаешь? Тогда я буду веселиться оттого, что в моих трубах течёт шведская кровь. Если бы мой папаша знал историю, как ты её рассказываешь, он бы никогда не женился на моей старушке. Он был слишком патриот: воевал в Вердене с первого до последнего дня и притащил оттуда кучу медалей. Когда он завязывал шнурки на праздник одиннадцатого ноября [49] , его приходилось поднимать, столько тяжести было у него на груди!
49
11 ноября — День святого Мартина, а также День перемирия (в память о Компьенском перемирии 1918 г.). — Прим. пер.
Толстяк вытирает влагу, одна десятая которой состоит из досады, две десятых из огорчения и семь десятых из красного вина.
— В общем, ладно, — бормочет он, а тем временем его добрая подруга мнёт ему руку, чтобы выразить сочувствие, — продолжай…
Я дегустирую свою чашку «Мокарекса» [50] .
Мои друзья — все внимание, кроме, естественно, отца Дюрандаля, который кивает время от времени, чтобы показать, что он участвует.
— Короли, которые были после Карла Великого вплоть до Филиппа-Августа, — говорю я, — не оставили о себе памяти. Все эти Людовик Первый, Людовик Второй, Генрих Первый и Филипп Первый — это слабые звенья позолоченной цепи с геральдической лилией. Я вам всё же назову Гуго Капета, потому что он основал династию Капетингов, но что толку говорить об этих мужиках, которые пользовались своим скипетром, чтобы чесать спину или стряхивать перхоть.
50
«Мокарекс» — кофе, приготовленный по особому рецепту с добавлением сахара, анисового ликёра, бренди и порошка корицы. — Прим. пер.
— Ты прав, — горячо одобряет Берюрье, — я и сам тебя просил рассказывать только о самых великих.
Заручившись этим одобрением, я начинаю со свежей слюной главу про товарища Филиппа-Августа.
Дюрандаль, почувствовав по лёгкому колебанию воздуха, что завязывается нечто интересное, настраивает свой педальный транзистор на длинные волны.
Неожиданный пожар чувств необъясним. Вы встречаете милую женщину из года в год на лестнице, и вы ни о чём не думаете, только здороваетесь с ней, а потом, однажды утром вы её видите, и вас охватывает желание спустить свои брюки вместо того, чтобы приподнять шляпу. Человеческая тайна! Это необъяснимо! Глухой начинает щекотать затылок Берты пальцем, словно играет на мандолине. У Толстухи происходит короткое замыкание. Про ласки ей лучше не напоминать! Если ты подбил ей клинья, тебе придётся работать сверхурочно, это я вам говорю! В смету не уложишься.
— Итак, — продолжаю я, — до Филиппа-Августа ловить нечего.
— И что сделал этот мужик?
— Очень много.
— А почему он не носил номера как все, твой Август?
— Официально он считался Филиппом Вторым, Толстяк. Но короли — это противоположность известных людей. Папины сынки, которые из себя что-то представляют, стараются сделать себе имя, тогда как короли уже рождаются с именем; и только если они не коматозные, они получают прозвище. Мы уже могли заметить в случае с Карлом Великим, который мог бы быть просто Карлом Вторым. Таким образом, Филипп Второй стал Филиппом-Августом Победоносным.
— И что же он завоевал? — спрашивает Берта замирающим от прикосновений месье Дюрандаля голосом.
— Он забрал у англичан провинции, которые они у нас захватили в результате интриг.
— Правильно сделал! — мычит Берю, неожиданно успокоившись.
— О чём речь? — интересуется месье Дюрандаль.
— О Филиппе-Августе! — горланит мой товарищ по работе. — Этот мужик накостылял англичанам! Такой монарх мне нравится, Сан-А! А что за провинции они у нас стырили?
— Турень, Пуату, Мен, Анжу…
— Анжу? — возмущается Берю. — Они у нас прихватили Анжу, эти пидовки? Ты представляешь, если бы не Филипп-Август, мюскаде [51] было бы английским!
— И Нормандия тоже, — добавляю я.
Его воодушевление вянет, как резеда под действием гербицида.
— Нормандия принадлежала ростбифам, ты уверен?
— Точно!
— Значит, если кто-то из этих павианов схлестнулся с одной из моих родственниц, у меня в каналах течёт ещё и бритишовая кровь?
51
Мюскаде — белое сухое вино. — Прим. пер.
— Возможно!
Начинается гульба с музыкой. Берю выходит из себя. Он вопит, что его вены — не канализация! Шведская кровь не вдохновляет, но с ней ещё можно смириться, потому что Швеция не хуже других стран, но английская — это уже слишком! Он не согласен! Он хочет сделать переливание крови с промыванием в божоле! [52]
Чтобы успокоиться, он достает бутылку кальвадоса [53] . И тут его злость и его грусть, его желчь и его горечь тают, как фисташковое мороженое на солнце. Он вытягивает руку с янтарным флаконом.
52
Божоле — красное сухое вино. — Прим. пер.
53
Кальвадос — яблочная водка, производимая в Нормандии путём перегонки сидра. — Прим. пер.