История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

Дар Фредерик

— Нет, один из его предков, шеф шотландской гвардии короля. Удар был настолько сильным; что копьё Монтгомери сломалось, сорвав королевский шлем и пронзив глаз короля.

По моей аудитории пробежала дрожь.

— Наверное, оно ему мешало смотреть в замочную скважину, — сожалеет Величавый.

— Генрих Второй удержался в седле, и он прошептал «Я умер».

— Он себя представлял в опере. Опера всегда заканчивается тем, что какой-нибудь чувак целый час вопит, что он дал дуба.

— Только он больше не встал, чтобы поклониться публике. Его перенесли в спальню и послали за его доктором: Амбруазом Паре.

— А он был не промах, — восхищается Толстяк. — У него был врач, чьё имя дают улицам, это лестно.

— Это лестно, но неэффективно, Толстяк. Амбруаз Паре больше прославился

тем, что был натурщиком у художников. Кроме того, он изобрёл лигатуру артерий, если верить тому, что о нём говорят; я это допускаю, но должен заметить, ему не очень везло с клиентами. Как вы сами увидите, никто из его знаменитых больных долго не протянул. Во всяком случае, Амбруазу Паре не удалось вытащить Генриха Второго из этого затруднительного положения. Средства, которыми располагала хирургия в то время, были явно недостаточны. Он пролежал десять дней в агонии и затем умер. Это было всё равно что выстрел из стартового пистолета для Катрин де Медичи. Эта почтенная вдова, которую отодвинули на второй план, осмеяли, унизили, наставили рога, взяла дело в свои руки. Когда я говорю «дело», я имею в виду королевство.

— Представляю, как ей хотелось выставиться в лучшем свете, — ревёт Ужасный. — Я так думаю, что Диане де Пуатье это не очень понравилось.

— Ещё бы! Катрин прогнала её со двора.

— Для Дианы, чтобы её гнали, это предел! — веселится Неисправимый. — И куда же она подалась? Наверное, в приют, учитывая её возраст! Она же была такой старой, а молодого короля для неё больше не нашлось, так что ей оставалось только одно: прямиком в Понт-о-Дам! На досрочную пенсию…

— Она укрылась в замке д'Ане´, где и закончила свои дни в воспоминаниях и молитвах.

Слышатся рыдания. Это Берти, всегда отзывчивая на сердечные дела. Она переживает драму Дианы де Пуатье. Держать у себя под боком короля, — когда тебе под шестьдесят, и так глупо потерять его — это грустно. Эта женщина могла производить впечатление, несмотря на возраст. Перед ней заискивали, её чтили. И вдруг в одночасье она оказалась на мостовой в своём Дворе Чести в Ане. И Диана де Пуатье в один миг превратилась в старуху. Смертельный удар копьём был для неё всё равно что мановение колдовской палочки. Концом для её власти и для её красоты.

После «Бредской разносчицы» и «Мэтра де Форж» Берта ещё не слышала ничего более печального. Приходится влить в неё бокал «Вдовы Клико», чтобы поднять ей настроение.

Графиня Скатолович расстроена донельзя. Она не желает, чтобы её оглушительный приём вдруг сразу скис. И тогда своим поставленным (на подшипники качения) голосом она умоляет меня продолжить. Все присутствующие тоже хотят продолжения. Понимая, что вечеринка даёт холостые обороты, музыканты зачехляют свои инструменты и подходят ближе, желая также приобщиться к великому санантониевскому знанию. Я делаю неплохой сбор, ребята! Какой наплыв народу! Если бы я знал, я бы поставил турникет на входе в салон. По десять рваных с носа, и я бы обеспечил себе будущее!

— Ко дню его смерти у Генриха Второго было четверо сыновей. Троим из них надлежало править. Школьники перечисляют этих четверых монархов в известном александрийском стихе.

Я декламирую нараспев:

— Генрих Второй, Франциск Второй, Карл Девятый, Генрих Третий! Можете проверить, полные двенадцать стоп. И если быть точным, можно даже сказать, что их пятнадцать, ибо из этой компании трое были настоящие стопоры в своём роде. После смерти Генриха Второго старшему из его отпрысков, Франциску, было всего пятнадцать лет. Художники той эпохи изобразили нам его в виде толстощёкого мальчугана с глазами, выразительными как у парижского полицейского. На нём какой-то странный головной убор, который напоминает лёгкую закуску. Особые приметы: он женился на Марии Стюарт.

— Тогда он, наверное, носил на голове омлет [120] , — смеётся Весельчак.

Мы вежливо улыбаемся его остроте. Я продолжаю:

— Франциск Второй был хрупкого сложения. Как и его предки, он увлекался любовью и охотой. Но эти увлечения ему были не на пользу. Гнаться за оленем и жарить Марию Стюарт — эти два упражнения требовали здоровья. У

Франциска его не было, и он умер скромно при всей своей известности. Он правил всего один год — с 1559 по 1560. За это время он мог бы сделать хотя бы одного ребёнка, но нет. Пока печатались его новые визитные карточки, он умер. Малышка Мария, которая не ладила со своей свекровью, умотала в свою родную Шотландию, где ей отрубили голову через какие-то двадцать пять лет.

120

Мы знаем, что английская кухня славится своей яичницей с беконом, и Берюрье допускает мысль о том, что с такой женой, как Мария Стюарт, это блюдо могло оказаться на голове у Франциска II. — Прим. пер.

— Один готов! — ревёт Хмурый.

— Да, — продолжаю я, ласково поглаживая бедро моей милой Аннушки. — Один готов! Когда старшенький отошёл в мир иной, его братец Чарли выложил свои карты. Его стали называть Карлом Девятым. Но ему всего десять лет, и маман Катрин берёт на себя регентство. Необычная женщина. В книжках её изображают в чёрной одежде, с одутловатым лицом и живыми глазами. Что-то вроде Полин Картон [121] , только хуже. Это был ещё тот персонаж! У неё было довольно скромное происхождение для королевы, тёмный цвет лица, и она была совершенно лишена привлекательности, так что в самом начале её предназначением было рожать маленьких принцев, и она с этой задачей справилась.

121

Полин Картон — французская киноактриса. — Прим. пер.

— Ты так считаешь? — ухмыляется Берю. — Твои принцы склеили ласты один за другим, не иначе как они все болели миксоматозом! [122]

— Короче! — продолжаю я. — Эта итальяночка была создана для управления Францией не более чем присутствующий здесь Берюрье для того, чтобы быть префектом полиции.

Толстяк детонирует, заведённый смехом публики:

— Твоё сравнение не катит, Сан-А! Только поставь меня префектом полиции, и ты увидишь, как я разгружу дороги! Во-первых, я введу запрет на автомобильное движение в Париже. Единственные, кому я дам разрешение, это самому себе и моим корешам. Во-вторых, за чертой города можно будет разыграть автомобильные номера, как в Национальной лотерее. Те, у кого будет крупный выигрыш, могут ездить все дни недели между тиражами, а другие — один день или час в зависимости от выигрыша. А те, у кого выиграет всего одна цифра, смогут съездить только на заправку. У меня бы появилось время обустроить дороги и стоянки, понимаете? В самом Париже мест предостаточно, но никто не решается. Представьте, что государство выкупит Галерею Лафайет, Прентан, Самаритен, Нотр-Дам, Гран-Пале, Палату депутатов и Сенат (от них меньше всего толку), Лувр и сады Елисейского дворца… Вы слышите? Если мы всё переоборудуем под гаражи, сколько же машин можно будет разместить, представляете? Десятки тысяч! Вот. Во вторую очередь я закрою Сену для судоходства. Хотите знать, что бы я сделал?

122

Миксоматоз — болезнь кроликов. — Прим. пер.

Мы хотим. И он излагает:

— Я бы вырыл канал от Шарантона до Аньер и слил бы туда всю воду. А в её русле я бы сделал дорогу, которая пересекла бы Париж с востока на запад! Широкую, обсаженную деревьями, вот это было бы здорово. А потом я бы очистил линию метро Порт де Клинанкур — Порт д'Орлеан, и я бы там сделал туннель для автомобильного движения.

Он хочет нам объяснить третью очередь своего проекта, но я прерываю его выступление.

— Катрин де Медичи точно так же решала большие проблемы, к примеру, для того, чтобы решить религиозные, она решила истребить протестантов.