История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Что касается подарков, Прекрасная Берюрьера сделала королю всего один. Но весьма увесистый, ибо он умер от него на следующий же год.
Так совершилось, весьма галантным образом, самое изощрённое убийство короля в истории.
(Текст, приписываемый мэтру Франсуа Рабле)
Девятый урок:
Генрих II. Катрин де Медичи. Франциск II. Карл IX и Генрих III (Королева Франции)
Бабуля Скатолович появляется с криками мышки, которая умеет произносить раскатистые «р».
Она желает знать причину этого скопления народа в левом крыле салона. Анна объясняет ей, что в этой атмосфере костюмированного бала
Ей дают кресло в стиле Людовика Тринадцатого, в духе Вольтера и в обшивке Наполеона Третьего. Музыканты, в огорчении оттого, что площадка опустела, начинают возбухать на своей эстраде и поговаривают о том, что пора объявить забастовку. Они пытаются подогреть зал, начав играть твист, но он не производит эффекта. Тогда они решаются на последнее, самое-самое: на «Марсельезу». Опять облом! «Марсельеза» в наши дни без её официального исполнителя уже ни о чём не говорит. «Малышка из Тонкина» или «Она из меня делает поэта» вызвали бы большее оживление. Некоторые исполнители настолько сильно отмечают произведение, что в чужом исполнении оно уже не звучит.
— Я очень плохо знаю истор-р-р-рию нашей дор-р-р-р-рогой Фр-р-р-р-ранции, — говорит бабушка Анны. — Пр-р-росветите меня, мой дор-р-рогой!
С присущей ему любезностью, Берю вводит её в курс дела.
— Он мне рассказал про Франциска Первого и сейчас начнёт главу про его сына, который женился на Катрин де Медичи! Скучно не будет, не так ли? Я что-то слышал про эту бабу, у меня от неё дрожь в ректоре [116] .
Ископаемая старушенция начинает суетиться.
116
Берю часто путает слова. В данном случае он использовал «ректор» вместо «ректума», как объяснил его официальный переводчик, комиссар Сан-А. — Прим. автора.
— Я тоже о ней слышала. Отлично. Я слушаю.
Девушки садятся в круг на ковре Тегеран.
Прыщавые устраиваются вокруг них верхом на стульях. Картина ещё та, сынки мои: для будущих поколений. Ваш любимый Сан-Антонио выступает перед этой толпой в костюмах прошлой эпохи! Такое бывает не часто, согласитесь!
Я хлопаю в ладоши, чтобы призвать всех к вниманию.
— Друзья, — говорю я, — те из вас, кто облачен в костюмы персонажей, которых я назову, пусть встанут рядом со мной!
Я называю:
— Генрих Второй! Катрин де Медичи! Франциск Второй! Карл Девятый и Генрих Третий!
Имеет место возня в кулуарах. Пять человек предстают передо мной. Но моя схема не стыкуется, бикоз я имею двух Катрин де Медичи и трёх Генрихов Третьих.
— Великие умы всегда встречаются? — горланит Берю в сторону Генрихов.
Один из них обижается.
— Ну ты, противная, без насмешек, мне это действует на нервы! — манерно выговаривает он.
Мой Берю хмурит брови.
— Да он с закидонами! — громыхает он, на радость присутствующим.
— Как и настоящий Генрих Третий! — сообщаю ему я.
— Без оскорблений, я могу и расцарапать! — угрожает воинственный Генрих Третий.
Все трое на одно лицо. Миловидные блондины, бледные, с глазами пугливой козочки и влажными губами. Поскольку Берю не относится к детям Содома, он с ними не церемонится.
— Голубы! — рычит он. — Да ещё и бархотки! О, если бы я жил в те времена, ты бы на меня посмотрел, Сан-А! Я бы подрихтовал этот домик с кукушками! А вообще, ладно, давай дальше!
Я показываю на троих смутившихся Генрихов Третьих и двух враждебных Катрин де Медичи.
— Персонажи, которых вы видите, дают вам, сами того не подозревая, картину того, что собой представляли настоящие. По ним можно судить об их известности. В нашем почтеннейшем обществе, которое соперничало в фантазии,
117
Бильбоке´ — игра привязанным к палочке шариком, который подбрасывается и ловится на остриё палочки. — Прим. пер.
Мне аплодируют. Кто-то говорит, что мне надо заниматься политикой, потому что я умею говорить с толпой. Я острый на язык. Я могу ужаснуть слушателей, как сказал Брефор.
Одна бикса, переодетая в Манон, просит у меня автограф и, пока я его даю, спрашивает, не смогу ли я иметь с ней приватную беседу завтра. Я отвечаю, что подумаю. Затем, поскольку внимательная аудитория ждёт и надеется на продолжение разговора, как, впрочем, и Импозантный, который делает мне умоляющий взгляд, я возвращаюсь к теме.
— Итак, Франциск Первый отправляется в могилу вслед за своим кумом, Генрихом Восьмым. После Золотой Парчи — белый саван. Его сынишка получает престол и титул Генриха Второго. Я ему сочувствую ретроспективно. Непросто быть наследником Франциска Первого. Прежде всего, надо обойти подводный камень: постараться не быть похожим на своего папу. Генриху Второму не хватило смелости, так что он не избежал соблазна и продолжил папенькину политику. Если ты сын Люсьена Гитри, тебе остаётся только одно: стать Саша´ Гитри [118] . Генрих Второй забыл о том, что он Генрих Второй. Он прошёл мимо своего трона, и поэтому никто из вас сегодня не захотел стать Генрихом Вторым. Всё, что осталось от этого короля, это дурацкий стиль буфета, хотя у самого Генриха Второго было не так много в коробочке, если позволите этот каламбур…
118
Саша´ Гитри — французский драматург и актёр. Его отец, Люсьен Гитри, был знаменитым французским актёром. — Прим. пер.
Я щёлкаю пальцами в сторону буфета. Двенадцать халдеев в белых перчатках, которые пьют мои слова, закусывая солёным миндалём, спешат ко мне. Я выпиваю бокал шампанского и продолжаю:
— Вначале для итальяшки всё складывалось не так уж и плохо. Он продолжает борьбу против Карла Пятого, затем против Филиппа Второго, сына последнего, и одерживает победу. По договору Като-Камбрези нам достаются три епископства, которые мы все хорошо знаем: Метц, Туль и Верден.
— Что касается Вердена, — ворчит Толстяк, — может, не стоило его забирать, мы бы не потеряли столько ребятишек в четырнадцатых — восемнадцатых годах, когда его защищали!