История христианской Церкви. Том II. Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. ?.)
Шрифт:
II. Его послания
По пути в Рим епископ Игнатий, как узник Иисуса Христа, написал семь посланий разным церквям, в основном в Малой Азии. Евсевий и Иероним помещают их в следующем порядке: 1) Ефесянам; 2) Магнезийцам; 3) Траллийцам; 4) Римлянам; 5) Филадельфийцам; 6) Смирнянам; 7) Поликарпу, епископу Смирны. Первые четыре были написаны в Смирне, остальные три — в Троаде. Эти семь посланий, а также ряд других, явно поддельных посланий Игнатия дошли до нас в двух греческих вариантах, более длинном и более коротком. Короткий, несомненно, предпочтительнее длинного, изобилующего более поздними вставками. Кроме того, в довершение путаницы, в 1845 г. был обнародован сирийский перевод, содержащий только три послания — Поликарпу, Ефесянам и Римлянам — и в гораздо более краткой форме. Этот вариант одни считают точным переводом оригинала, другие, что более вероятно, — сокращенной выдержкой из него, сделанной в практических и аскетических целях.
Таким образом, нам приходится делать выбор между более кратким греческим вариантом и сирийским переводом. Большая часть свидетельств говорит в пользу первого варианта — в нем послания объединены не произвольно, но осмысленно, он был известен Евсевию (и, вероятно, даже Поликарпу) [1276] , и к тому же этот вариант соответствует армянскому переводу V века, что следует из сравнения
1276
Поликарп пишет к филиппийцам (гл. 13), что отправил им послания Игнатия ( , ' … ). Цан и Функ полагают, что эта sylloge Polycarpianaсостояла из шести посланий, исключая Послание к римлянам. (Ашер исключает Послание к Поликарпу). Ириней цитирует отрывок из Послания к римлянам, Adv. Haer.V. 28, §4. Ориген говорит о нескольких посланиях Игнатия и цитирует места из посланий римлянам и ефесянам, см. Prol. in Cant. Cantic.и Hom. VI. in Luc.(III. 30; 938, Delarue). Цан (p. 513) находит следы влияния Игнатия у Климента Александрийского и в книге Лукиана De Morte Peregrini,которая была написана вскоре после мученичества Поликарпа.
III. Его характер и роль в истории
Игнатий остался в истории как идеал христианского мученика и как искренний сторонник иерархического принципа церковной организации со всеми его положительными и отрицательными сторонами. Как автор, он отличается оригинальностью, свежестью и силой идей, сжатым, ярким и нравоучительным стилем; но по апостольской простоте и здравости он уступает Клименту и Поликарпу, и послания его весьма непохожи на послания Нового Завета. Климент проявляет спокойствие, достоинство и административную мудрость, характерные для римлян. Игнатий пылок и порывист, греческо–сирийский темперамент побуждает его выходить за границы здравого рассуждения. Это был очень необычный человек, оказавший большое влияние на своих современников. Он был воплощением трех тесно связанных между собой идей: славы мученичества, всемогущества епископата и ненависти к ереси и расколам. Иерархическая гордость и смирение, христианское милосердие и церковная исключительность — все это представлено в Игнатии.
Судя по посланиям, наиболее прекрасной и благородной особенностью его личности была пылкая любовь ко Христу как к воплощенному Богу и страстное желание мученичества. Если великие патриоты считали, что сладка смерть за родину, он считал, что еще более сладко и почетно умереть за Христа, своей кровью оплодотворить почву для возрастания Его Церкви. «Я предпочел бы умереть за Христа, — говорит он, — чем править всей землей». «Славно пасть для мира, чтобы возвыситься в Боге». Он умоляет римлян: «Оставьте меня зверям, чтобы я с их помощью смог стать сопричастным Богу. Я — зерно Божьей пшеницы, меня должны измельчить зубы диких зверей, чтобы я смог стать чистым хлебом Божьим. Молите лучше зверей, чтобы они стали моей могилой и ничего не осталось от моего тела, чтобы, заснув, я ни для кого не был бременем. Тогда я воистину стану учеником Христа, когда мир больше не будет видеть моего тела. Молите Господа обо мне, чтобы с помощью этих орудий я принесен был в жертву Богу» [1277] . И дальше: «Предайте меня огню, и кресту, и диким зверям, разбросайте мои кости, разрубите мои члены, сокрушите все мое тело, причините мне свирепые дьявольские мучения, только чтобы они сделали меня сопричастным Иисусу Христу… Моя любовь распята, и нет во мне любви к земным вещам… Я радуюсь не тленной пище, не удовольствиям этой жизни. Хлеб Божий будет у меня, который есть плоть Христова; и пить я хочу Его кровь, нетленную любовь» [1278] .
1277
Ad Rom.,с. 2, по сирийскому тексту; с. 4 — по греческому.
1278
Гл. 4 (сир.) или 5 — 7 (греч.).
Однако из этого и других подобных отрывков мы видим, что его жажда мученичества выходит за границы подлинной здравости и самоотречения апостолов, побуждающих в равной мере желать и смерти, и жизни, если будет на то благая воля Господа [1279] . Энтузиазм Игнатия вырождается, превращаясь в неистовое нетерпение, нездоровый фанатизм. Он похож на зловещий факел, а не на ясный и спокойный свет. Во всех его слишком пылких заявлениях о собственной кротости и полной недостойности проглядывает утонченная духовная гордость и довольство собой. Наконец, есть нечто оскорбительное в тоне его послания к Поликарпу, в котором он обращается к этому почтенному епископу, ученику апостола, к тому времени уже достигшему зрелого возраста, не как к соработнику и брату, но, скорее, как к ученику, с увещеваниями и предостережениями вроде: «Стремись обрести больше знаний, чем у тебя есть». «Будь мудр, как змеи». «Будь более ревностным, чем сейчас». «Избегай дьявольских искусств» [1280] . В последнем совете он заходит даже дальше, чем Павел, призывавший Тимофея избегать «юношеских похотей» [1281] , — и вряд ли совет этот был оправданным. Другими словами, мы видим, что разница между мучеником апостольского и послеапостольского периода проявлялась не только в силе и глубине учения, но также в жизни и страдании.
1279
См. Флп. 1:23,24; Мф. 26:39.
1280
, согласно всем рукописям, даже сирийской. Бунсен предлагает читать , в смысле женщин–обольстительниц, кокеток, а не . Но даже если забыть, что это лишь предположение, данное изменение, по сути, ничуть не смягчает назидающего тона письма.
1281
2 Тим. 2:22.
Догматические и церковные взгляды посланий Игнатия представляют собой своеобразное смешение и несколько материалистическое осмысление учения Иоанна о воплощении Слова и идеи Павла о Церкви как Теле Иисуса Христа. В «католической церкви» — выражение, впервые употребленное Игнатием, — то есть в епископальной ортодоксальной организации его времени, как таковой, автор видит продолжение таинства воплощения, на реальности которого он решительно настаивает, споря с докетистами; каждый же епископ для него — зримый представитель Христа, личный центр церковного единства, к которому он призывает своих читателей с величайшей настойчивостью и почти страстным рвением. Таким образом, он применяет эти идеи апостолов непосредственно к внешней
1282
Такие римо–католические авторы, как Ниршль и Спринцл, находят у Игнатия обоснования всего богословия и церковной политики Рима. Епископалы восхищаются им как адвокатом епископата, но для них Игнатий доказывает и слишком мало, и слишком много: мало, потому что он не имел представления об епархиальных (окружных) епископах, а говорил только о главах поместных церквей; много — потому что он требует абсолютного повиновения епископу как представителю Самого Христа, в то время как пресвитеры у него представляют апостолов. Более того, епископат Игнатия свободен от идеи избранности и отделенности священства, которая возникла позже, у Киприана, но на которую намекает уже Климент Римский.
1283
Кальвин, который, однако, был знаком только с более длинным, искаженным и бесполезным вариантом посланий Игнатия, называет их отвратительным мусором (Inst.I. 1, с. 13, §29); доктор У. Д. Киллен, который должен был разбираться в этом лучше, из сильных антипрелатистских чувств говорит об Игнатии, даже на основании короткого сирийского варианта, как об «антиевангельском формалисте, инфантильном хвастуне, мистике–мечтателе и безумном фанатике» (Ancient Churchy1859, p. 414). Неандер ведет себя гораздо умереннее, но не может представить себе, чтобы у мученика, жившего так близко к апостольскому веку, не было более важных мыслей для передачи другим верующим, чем «эти слова про послушание епископам» (Ch. H.I. 192, note, Bost. ed.). Баур и тюбингенские критики отвергают все произведения Игнатия как подделку. Рот, с другой стороны, говорит о благоприятном впечатлении, которое производит на него энтузиазм мученичества, отраженный в посланиях, а Цан (ортодоксальный лютеранин) считает послания Игнатия в более кратком греческом варианте достойными сравнения с посланиями Павла (р. 400).
Примечательно, что идея епископской иерархии, о которой мы говорили в другой главе, впервые ясно и смело была выдвинута не римским епископом того же периода Климентом [1284] , но епископом Восточной церкви — хотя она была перенесена им на римскую почву и там орошена его кровью мученика. Стоит также отметить то обстоятельство, что эти древнейшие документы об иерархии были так искажены из–за последующих благочестивых вставок, урезаний и изменений, что сегодня почти невозможно найти реального исторического Игнатия за гиперигнатиями и псевдоигнатиями предания.
1284
И тем более не апостолом Петром, которого предположительно считают первым римским папой и который, наоборот, откровенно протестует против иерархических тенденций грядущих времен, 1 Пет. 5:1–4.
§165. Споры об Игнатии
Из всех произведений апостольских отцов церкви ни одно не вызвало столько споров, особенно в наше время, как послания Игнатия. Отчасти это объясняется важностью их значения для решения проблемы епископата, а отчасти существованием стольких разных вариантов. Последний факт, похоже, может быть применен и как довод в пользугипотезы о существовании единого подлинного источникадля всех них, и как довод противпредположения о том, что какой–либо из сохранившихся текстов является полным.Ренан описывает проблему Игнатия как самую трудную проблему древней христианской литературы, уступающую только вопросу о Евангелии от Иоанна (Les 'Evang.,р. ).
Споры об Игнатии можно разделить на три периода: первый — от публикации недостоверного текста до публикации краткого греческого текста (1495 — 1644 г.); второй — от обнаружения и публикации краткого греческого текста до обнаружения и публикации сирийского текста (1644 — 1845 г.), из–за которого пришлось отказаться от более полного греческого текста; и третий — от обнаружения сирийского текста до наших дней (1845 — 1883 г.), когда исследователи предпочитали краткий греческий вариант.
1. Более полный греческий вариант из семи посланий плюс восемь дополнительных. Четыре из них были опубликованы на латинском языке в Париже в 1495 г. как приложение к другой книге; остальные одиннадцать — Фабером из Этапля, опять же на латыни, в Париже, 1498 г.; потом все пятнадцать были опубликованы на греческом — Валентином Гартунгом (называемом Пацием или Иринеем) в Диллингене, 1557 г.; и двенадцать были опубликованы Андреасом Геснером в Цюрихе, 1560 г. Католики сначала приняли их как подлинные труды Игнатия. Гартунг, Бароний и Беллармин отстаивали подлинность по меньшей мере двенадцати из них, но Кальвин и авторы «Магдебургских центурий» все их отвергли, и позже католики посчитали по меньшей мере восемь из них поддельными (это два латинских послания Игнатия к святому Иоанну и одно — к деве Марии в ответ на ее вопрос, а также пять греческих посланий Игнатия: к Марии Кастаболитской с ответом на вопрос, к тарсянам, к антиохийцам, к Герону, диакону Антиохии, и к филиппийцам). Эти послания полны грубейших исторических и хронологических ошибок. Они совершенно неизвестны Евсевию и Иерониму. Это бесполезные подделки, названные именем Игнатия, чтобы придать им вес и авторитет. Унизительно, что поддельные послания Игнатия, в том числе к святому Иоанну и деве Марии, в их искаженном латинском переводе вплоть до XVI века вытесняли и затемняли исторические послания Игнатия. Неудивительно, что Кальвин с таким презрением отзывался об этом подлоге. Но так и историческая Мария была вытеснена Марией вымышленной, и реальный Петр — лже–Петром, и реальный Климент — Псевдо–Климентом. Здесь, как нигде, мы видим важность и полезность исторического критицизма для защиты истины и чести.
2. Более краткий греческий вариант из семи посланий, известных Евсевию, был обнаружен в латинском переводе и издан архиепископом Ашером в Оксфорде, 1644 (Polycarpi et Ignatii Epistolae),и на греческом — Исааком Воссием на основании Медицейского кодекса в 1646 г.; и еще раз — Т. Руинартом на основании Кольбертинского кодекса в 1689 г. (вместе с Martyrium).У нас есть также фрагменты сирийского перевода (у Куретона) и армянского перевода, очевидно, сделанного с сирийского (напечатан в Константинополе в 1783 и сравнен Петерманом). После обнаружения краткого греческого варианта у более длинного осталось очень немного сторонников (эксцентричный Уистон, 1711; в более поздний период — Фр. К. Мейер, 1836), и их аргументы были последовательно опровергнуты Р. Ротом в его Anf"ange,1837, и К. Фр. Л. Арндтом в «Studien und Kritiken», 1839). Обычно от него отказываются даже римско–католические ученые (такие как Петавий, Котелье, Дюпен, Гефеле, Функ). Но в том, что касается подлинности более краткого греческого текста, мнения исследователей разделились.