История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

Шафф Филип

Церковные законы христианских императоров от Константина до Юстиниана, собранные в Codex Theodosianus, 438 г. (издан с ученым комментарием, Jac. Gothofredus, Lyons, 1668, 6 vols, fol.; позже — J. D. Ritter, Lips., 1736, 7 vols.; и в более недавнее время с новыми найденными книгами и фрагментами — G. Haenel, Bonn, 1842); также Codex Justinianeus, 534 г. (во многих изданиях Corpus juris civilis Romani).Также Евсевий: Vita Constant.и H. Eccl.,1. x. С другой стороны, жалобы отцов церкви, особенно Григория Назианзина, Златоустаи Августина(в их проповедях) на обмирщение христиан того времени.

Литература

С. G. de Rhoer: Dissertationes de effectu religionis Christianae in jurisprudentiam Romanam.Groning., 1776. Martini: Die Einf"uhrung der christl. Religion als Staatsreligion im r"om. Reiche durch Constantin.M"unch., 1813. H. O. de Meysenburg: De Christ, religionis vi et effectu in jus civile.G"ott. 1828. C. Riffel(католик): Gesch. Darstellung des Verh"altnisses zwischen Kirche u. Staat.Mainz., 1838, vol. i. Troplong: De l'influence du Christianisme sur le droit civil des Romains.Par., 1843. P. . Lind: Christendommens inflydelse paa den sociale forfatning.Kjobenh., 1852. B. C. Cooper: The Free Church of Ancient Christendom and its Subjugation by Constantine.Lond., 1851(7).

См.

также: Gibbon, ch. xx. Schr"ockh, несколько разделов начиная с vol. v. Neander, iii, 273–303. Milman, Anc. Christ.Book iv, ch. 1.

§13. Новое положение церкви в империи

Из предыдущей главымы узнали, как христианство постепенно вытеснило греко–римское язычество и стало официальной религией империи кесарей. С того времени церковь и государство, хотя между ними часто возникали столкновения, оставались едиными в Европе либо на иерархических основаниях, когда земная власть находилась в подчинении у духовной, либо на цезарепапистских основаниях, когда духовная власть смешивалась с земной (в Соединенных же Штатах Америки с конца XVIII века эти две власти мирно и независимо стояли бок о бок). Теперь церковь могла оказывать влияние на государство, но вместе с тем и государство могло оказывать влияние на церковь. Это взаимовлияние принесло как выгоды, так и потери, как благословения, так и проклятия для обеих сторон.

Мученики и исповедники первых трех столетий, ожидавшие приближавшегося конца света и желавшие скорейшего возвращения Господа, не могли и помыслить о такой великой и внезапной перемене, с которой мы сталкиваемся в начале этого периода взаимоотношений римского государства с христианской церковью. Тертуллиан считал даже, что христианская вера несовместима с должностью римского императора [131] . Однако священники и народ очень быстро и легко приспособились к новому порядку вещей и признали в нем воспроизведение теократической организации Божьего народа при Ветхом Завете. Секты несогласных, не получившие никакой выгоды от этого союза, но подвергшиеся гонениям со стороны государства и утвердившегося католичества, особенно донатисты, протестовали против вмешательства земной власти в религиозные вопросы [132] . Язычники, которые теперь массово обращались в христианство, давно привыкли к союзу политики и религии, императорского и жреческого достоинства. Они не могли представить себе государства без какого-либо культа, как бы он ни назывался. Когда язычество в империи изжило себя, а иудаизм со своей национальной исключительностью и стационарным характером оказался совершенно непригоден для этой роли, на трон пришлось взойти христианству.

131

Apologeticus,с. 21: Sed et Caesares credidissent, si aut Caesares non essent saeculo neces sarii, aut si et Christiani potuissent esse Caesares.

132

Так, карфагенский епископ Донат в 347 г. не принял императорских посланников Павла и Макария, воскликнув: Quid est imperatori cum ecclesia?См. Optatus Milev.: De schismate Donat.,1. iii, c. 3. Донатисты, однако, первыми обратились к имперскому суду для разрешения спора и, без сомнения, вели бы себя совсем иначе, если бы решение было принято в их пользу.

Перемены были так же естественны и неизбежны, как и велики. Когда Константин поднял знамя креста над заброшенными храмами богов, он лишь последовал необратимому течению самой истории. Христианство без помощи меча или интриг уже одержало внутреннюю победу над ложной религией — победу духа над материей, истины над ложью, веры над суеверием, поклонения Богу над идолопоклонством, нравственности над развратом. В течение трехсот лет угнетения оно сохранило нерушимую моральную силу и вполне заслужило своего нового общественного положения. Оно не могло оставаться презираемой сектой, бездомным ребенком в пустыне, но, подобно своему божественному основателю на третий день после распятия, оно должно было снова восстать, взять в свои руки бразды правления миром и, руководствуясь своими все преображающими принципами, вдохнуть новую жизнь в государство, науку и искусство, посвящая их Богу. Церковь при этом, конечно же, продолжает нести свое служение (подобно тому как Сам Христос пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить Самому), и во все времена ей приходится подвергаться гонениям, внешним или внутренним, со стороны нечестивого мира. Но одновременно она — Невеста Сына Божьего, царской крови. Она оказывает очистительное и освящающее влияние на все стороны жизни мира, на все формы человеческого общества, и государство, конечно же, не исключено из сферы этого влияния. Так что союз церкви с государством является профанацией священного не больше, чем ее союз с наукой и искусством, которые, фактически, сами исходят от Бога и должны способствовать Его прославлению.

С другой стороны, государство, как обязательное и божественное учреждение, предназначенное для защиты личности и собственности, для отправления закона и правосудия и для содействия земному благополучию, не могло вечно упорствовать во враждебном отношении к христианству, но по крайней мере должно было позволить ему существовать и отнестись к нему справедливо. Достигнув же более высокого уровня развития и лучшим образом добившись своих моральных целей, чем в союзе с идолопоклонством, государство не могло не подчиниться влиянию христианства. Было бы неверно считать, что Царство Отца, к которому восходит государство, несовместимо с Церковью, Царством Сына; скорее, Отец ведет к Сыну, а Сын — обратно к Отцу, пока Бог не станет «всем во всем». Следовательно, царям отводится роль отцов–кормильцев, а царицам — роль матерей–кормилиц церкви [133] , и эти роли предвосхищают исполнение пророчества о том, как «царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков» [134] .

133

Ис. 49:23.

134

Отк. 11:15.

Разделение церкви и государства в Америке, даже если считать его наилучшим вариантом отношений между ними двумя, не противоречит этому взгляду. Это не возвращение к порядку вещей, который был до Константина, с его духом гонений. Разделение церкви и государства основано на взаимном уважительном признании и поддержке двух сил и должно считаться следствием впечатляющего переворота IV века.

Но возвышение христианства как государственной религии позволяет нам сделать и противоположные замечания. Оно было связано с серьезным риском вырождения церкви [135] . Римское государство с его законами, институтами и обычаями до сих пор оставалось по сути языческим и не могло преобразиться как по волшебству. Христианизация государства в значительной степени сопровождалась обмирщением церкви и проникновением в нее языческого элемента. Мир побеждал церковь по мере того, как церковь побеждала мир, и земная победа христианства во многих отношениях препятствовала его духовному росту. Массы населения Римской империи крестились не Духом и огнем Евангелия, а только водой, в результате чего языческие обычаи и практики проникали в святилище под новыми именами. Само сочетание креста с военными эмблемами Константина было сомнительным предзнаменованием, неудачным смешением земной и духовной власти, царства земного с царством небесным. Процесс определения границ между двумя силами, которые при всем своем единстве по сути оставались различны, как остаются различны тело и душа или закон и Евангелие, стало богатым источником заблуждений и яростных законотворческих споров, продолжавшихся на протяжении всего Средневековья и повторяющихся в недавнее время там, где нет такого мирного разделения этих сил, как в Америке.

135

Иероним, чьи замечания о людях и вещах отличаются проницательностью, свидетельствует и об опасностях единения церкви и государства: «Ecclesia postquam ad Christianos principes venit, potentia quidem et divitiis major, sed virtutibus minor facta».

Но, несмотря на все отрицательные следствия союза церкви с государством, мы не должны забывать, что глубинный дух Евангелия всегда сопротивлялся злоупотреблениям, будь то при имперском папе или папском императоре, и продолжал обладать божественной властью спасения людей при любой форме правления. Христианство пребывает в мире и во многих отношениях связано с ним, но оно не от мира, и оно выше мира.

Вместе с тем мы не должны склоняться к мнению, что вырождение церкви началось с ее объединения с государством [136] . Коррупция и отступничество в религии не могут объясняться влиянием какого-нибудь одного факта или лица, будь то Константин, Григорий I или Григорий VII. Они коренятся в самом природном сердце человека. Они, по крайней мере, в зародыше, проявлялись с апостольской эпохи, и разделение двух властей никоим образом не позволяет избежать их, как видно из положения Америки. Внутри себя мы несем практически все заблуждения и злоупотребления древнего мира, которые не связаны с какой-то одной общиной, но распределены среди разных деноминаций и сект. История церкви с самого начала представляет собой смешение добра и зла, постоянное противостояние света и тьмы, истины и лжи, тайны благочестия и тайны беззакония, христианства и антихриста. Как следует из притчей нашего Господа о неводе и о плевелах, окончательное отделение злых от среды праведных произойдет только перед последним судом, хотя в сравнительном отношении история церкви представляет собой поступательный, постоянно осуществляющийся суд над церковью, подобно тому как и история мира — это постоянный суд над миром.

136

Это мнение весьма распространено сейчас в Америке, в отличие от прошлого. Джонатан Эдвардс в своей «Истории искупления», практичном и назидательном обзоре церковной истории как исполнения замысла искупления, даже видел в возвышении Константина провозвестие будущего явления Христа в облаках для искупления Его народа и объявлял его последствия самыми благотворными, как-то: «1) Христианская церковь теперь была избавлена от гонений… 2) Бог теперь вершил ужасный суд над ее врагами… 3) Язычество было почти уничтожено по всей Римской империи… 4) Христианская церковь принесла государству мир и процветание…» «Этот переворот, — говорит он далее, стр. 312, — был величайшим со времен потопа. Сатана, князь тьмы, царь и бог языческого мира, был изгнан. Рыкающий лев был побежден Агнцем Божьим в самом сильном царстве, какое у него когда-либо было. Исполнились слова Иер. 10:11: "Боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес"». Этот труд, до сих пор популярный в Америке и Англии, был написан задолго до разделения церкви и государства в Новой Англии, а именно, в 1739 г. (первое издание в Эдинбурге, 1774, через двадцать шесть лет после смерти автора). Существенное расхождение между мнением этого знаменитого пуританского богослова и мнением, которое преобладает в Америке в наши дни, — интересное доказательство того, что наше мнение об истории в значительной степени определяется обстоятельствами церковной жизни, в которых мы находимся, — а параллельно и того, что проблема взаимоотношений церкви и государства в целом не является обязательной для христианского богословия и этики. В Америке все конфессии, даже католики, довольны разделением, а в Европе, за редким исключением, дела обстоят иначе.

§14. Права и привилегии церкви. Светские преимущества

Обращение Константина и постепенное утверждение христианства как государственной религии прежде всего дали церкви не только обычные юридические права, какими она обладает и в Америке, без разницы между конфессиями, но и особые привилегии, которыми ранее пользовались языческие религии и их жрецы. Эти права и привилегии церковь постепенно приобрела либо посредством молчаливых уступок, либо через специальные законы христианских императоров, изложенные в сборниках кодексов Феодосия и Юстиниана [137] . Но следует заметить сразу, что привилегии эти получила исключительно католическая, или ортодоксальная церковь [138] . Еретические и схизматические секты без исключения, кроме ариан, которые на краткое время возвысились при арианских императорах, теперь преследовались суровее, чем раньше. Уже при Константине им запрещалось свободно поклоняться под страхом штрафов и конфискаций, а со времен Феодосия и Юстиниана — и под страхом смерти. Равное покровительство всем христианским партиям было чуждо как для системы деспотического единообразия византийских императоров, так и для церковной исключительности и абсолютизма пап. Да такое равенство и не могло последовательно осуществляться на государственно–церковном основании, ведь любая уступка по отношению к несогласным ослабляет узы между церковью и государством.

137

См. §18.

138

Уже в 326 г. Константин издал следующий закон (Cod. Theodos., lib. xvi, tit. 5, 1. 1): «Privil'egia, quae contemplatione religionis indulta sunt, catholicae tantum legis observatoribus prodesse oportet. Haereticos autem atque schismaticos non tantum ab his privilegiis alienos esse volumus, sed etiam diversis muneribus constringi et subjici».Но Константин терпимо относился и к новацианам: в том же самом году он сделал такое добавление к закону (С. Theodos.,xvi, 5, 2): «Novatianos non adeo comperimus praedamnatos, ut iis quae petiverunt, crederemus minime largienda. Itaque ecclesiae suae domos, et loca sepulcris apta sine inquietudine eos firmiter possidere praecipimus».См. восьмой канон Никейского собора, где также проявлено терпимое отношение к ним.

Неотъемлемые права и привилегии, которыми, согласно имперским законам, католическая церковь Римской империи обладала со времен Константина, можно определить следующим образом.

1. Освобождение священников от большей части социальных обязанностей. Среди них были обязательные общественные повинности [139] , такие как военная служба, неквалифицированный ручной труд, материальное обеспечение дорогостоящего сановничества, а до некоторой степени и налоги на церковное имущество. Такими освобождениями [140] пользовались не только языческие жрецы, но отчасти врачи, ораторы и председатели иудейских синагог; впервые Константин даровал подобное право католическим священникам Африки в 313 г., а в 319 г. распространил его на всю империю. Но вследствие этого многие начали становиться священниками, не ощущая внутреннего призвания, просто ради государственных привилегий, и в 320 г. император выпустил закон, защищающий богатым [141] нести это служение и ограничивающий доходы священников на том необычном основании, что «богатые должны нести бремя мира, а бедные существовать за счет собственности церкви». Валентиниан I издал похожий закон в 364 г. При Валентиниане и Феодосии I богатым было разрешено занимать духовные должности при том условии, что они вверят свое имущество другим лицам, которые будут выполнять государственные повинности вместо них. Но, конечно же, эти законы не соблюдались со всей строгостью.

139

Munera publica,или , касавшиеся отчасти личности самого подданного империи, отчасти владения имуществом (munera patrimoniorum).

140

Immunitas,.

141

Decurionesи curiales.