История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.
Шрифт:
Константин также освободил церковь от налога на землю, но потом забрал это освобождение обратно; его преемники тоже не были единодушны в данном вопросе. Амвросий, хотя и был одним из влиятельнейших защитников прав церкви, согласился с фактом и правомерностью обложения налогом церковных земель [142] , но позже иерархия утверждала, что церковь обладает божественным правом освобождения от любых налогов.
2. Обогащение церкви и наделение ее дарами.
И здесь первым опять был Константин. Он не только вернул церкви ее здания и земли (в 313), которые были конфискованы во время гонений Диоклетиана, но также даровал ей право на наследство (321) и сам щедро жертвовал деньги и зерно на поддержку священников и строительство церквей в Африке [143] , в Святой Земле, в Никомедии, Антиохии и Константинополе. При этом нам следует помнить, что подобные действия не требовали больших усилий, ведь Константин был абсолютным монархом, общественная казна принадлежала ему, как его собственный кошелек, и он мог позволить себе щедрость за счет своих подданных. Он и его преемники отдавали церкви имущество языческих храмов, земли и общественное имущество еретиков, но более часто последнее конфисковывалось в пользу государственной казны или тратилось на фаворитов. Богатые подданные из чистого благочестия или из соображений выгоды дарили церкви свою собственность, часто вопреки справедливым притязаниям на нее своих родственников. Епископы и монахи нередко недостойным образом пользовались своим влиянием на вдов и умирающих, хотя Августин решительно объявляет незаконным любое завещание, по которому наследник лишается того, что принадлежит ему по праву. Валентиниан I счел необходимым выступить против охоты священников за наследством, особенно в Риме, и выпустил в 370 г. соответствующий закон [144] ;
142
«Si tributum petit Imperator,— говорит он в своей Orat. de basilicas non tradendis haeretieis, — non negamus; agri ecclesiae solvunt tributum, soluimus quae sunt Caesaris Caesari, et quae sunt Dei Deo; tributum Caesaris est; non negatur».Бароний ( ad ann.387) пытается доказать, что Амвросий говорит о подобной дани как о благотворительности, а не как об обязанности!
143
Уже в 314 г. он велел уплатить карфагенскому епископу Цецилиану 3000 folles ( 'o = 18000 фунтов стерлингов) из общественной казны провинции для католических церквей Африки, Нумидии и Мавритании и обещал в будущем снова делать пожертвования для тех же целей. Евсевий, . Е.,х, 6; Vit. Const.,iv, 28.
144
Эдикт к Дамасу, Римскому епископу. Cod. Theod.,xvi, 2, 20: «Ecclesiastici… viduarum ас pupillarum domos non adeant»,etc.
145
Epist.34 (al. 2) ad Nepotianum,где он говорит об этом законе: «Nec de lege conqueror, sed doleo, cur meruerimus hanc legem»;и о священниках своего времени: «Ignominia omnium sacerdotum est, propriis studere divitiis»,etc.
146
Златоуст, Нот.66 in Matt,(vii, p. 658).
147
См. послания Григория Великого, написанные в конце рассматриваемого нами периода.
148
См. Vita S. Joannis Eleemosynarii(предпоследнего католического патриарха Александрии) в Acta Sanct. Bolland.ad 23 Jan.
Епископы осуществляли контроль над церковными доходами. Они распределяли средства, деля их, согласно преобладавшему обычаю, на три или четыре части: для себя, для священников, на текущие потребности богослужения и для бедных. Часто их подозревали в жадности и лицеприятии. Лучшие из них, такие как Златоуст и Августин, возражали против чрезмерного увлечения земной собственностью, которое неизменно мешало исполнению высших обязанностей; они предпочитали бедность былых времен, потому что текущие обильные доходы умаляли роль частной благотворительности.
Без сомнений, у этого процветания были две стороны. Для церкви оно было как выгодно, так и рискованно. Богатство, в зависимости от состояния духа управлявших им, могло использоваться для распространения царства Божьего, для строительства церквей, поддержки нуждающихся и основания благотворительных заведений для нищих, больных, вдов и сирот, бедных странников и пожилых людей [149] , но оно могло и привести к духовному равнодушию и роскоши, к моральному развращению и упадку. Серьезные люди чувствовали это даже в период расцвета иерархии. Данте, полагавший на основании вымышленной истории, что Константин положил начало светской власти пап посредством его дара Сильвестру, с горечью восклицал:
149
, , , и или , как они назывались; все они возникли по воле церкви. Особенно славилась Basilius(Василиада) для больных и странников в Кесарии, названная так в честь своего основателя, епископа Василия Великого. Василий, Ер.94. Григорий Назианзин, Orat.27, 30.
§15. Поддержка священства
3. Более основательная поддержка священства стала еще одним преимуществом, полученным от нового положения христианства в империи.
150
Inferno,canto xix, vs. 112–118 {перевод M. Лозинского}. Мильтон в своих прозаических трудах перевел этот отрывок вместе с отрывком из Ариосто, где он с юмором помещает дар Константина на луне среди вещей, которые на земле были утрачены или подверглись злоупотреблению, ибо дары Константина богатеющим папам оказались причиной злоупотреблений в не меньшей степени, чем было пользы от самого обращения Константина.
Прежде священники полностью зависели от добровольных пожертвований христиан, а христиане по большей части были бедны. Теперь священники получали фиксированный доход из церковных фондов, а также из императорской и муниципальной казны. К этому добавлялись пожертвования первых плодов и десятина, которые хотя и не считались обязательными по закону, но появились в качестве добровольного обычая уже очень рано; вероятно, в церквях иудейского происхождения они существовали изначально, по образцу иудейского закона [151] . Там, где этих средств было недостаточно, священники занимались сельским хозяйством или чем-то другим; еще в V веке многие синоды рекомендовали этот способ добычи средств к существованию, хотя Апостольские постановления запрещали священникам заниматься светскими трудами под угрозой смещения с должности [152] .
151
Лев. 27:30–33; Чис. 18:20–24; Вт. 14:22 и далее; 2 Пар. 31:4 и далее.
152
Constit. Apost.,lib. viii, cap. 47, can. 6 (p. 239, ed. Ueltzen): ' , .
Улучшение внешних условий существования священства часто сопровождалось его соответствующим моральным вырождением. Священникам больше не нужно было бороться за выживание и беспокоиться о пропитании, они стали независимыми и смогли полностью посвятить свои силы служению; но это благоприятствовало также равнодушию и роскоши, множество недостойных людей начали нести служение в церкви, народ стал приносить меньше добровольных пожертвований. Лучшие представители епископата, такие как Афанасий, два Григория, Василий, Златоуст, Феодорит, Амвросий, Августин, жили в аскетической простоте и использовали свои доходы на благо общины, но были и другие, тщеславные, любящие великолепие, сластолюбивые. Языческий историк Аммиан хвалит сельских священников за простоту, воздержание и добродетель, римскую же иерархию он представляет как прослойку, обогатившуюся за счет подарков матрон, отличающуюся чрезмерной роскошью в одежде и устраивающую царские пиршества [153] , а блаженный Иероним соглашается с ним [154] . Знаменитый префект–язычник Претекстат сказал папе Дамасу, что, если бы ему предложили богатства Римского епископа, он сам бы немедленно обратился в христианство. Епископы Константинополя, по рассказу Григория Назианзина [155] , который лично в течение краткого времени возглавлял эту епархию, не отставали в экстравагантности от римских коллег и состязались с ведущими государственными сановниками в помпезности и роскоши. В соборах Константинополя и Карфагена служили сотни священников, диаконов, диаконис, иподиаконов, чтецов, певчих и привратников [156] .
153
Lib. xxvii, с. 3.
154
Иероним, Ер.34 (al. 2) et passim.
155
Orat. 32.
156
Собор Константинополя критиковали за чрезмерное количество служащих в нем священников и клириков менее высокого ранга, поэтому Юстиниан сократил их число до пятисот двадцати пяти человек, и даже из них больше половины, скорее всего, были лишними. См. lust. Novell.,ciii.
Стоит упомянуть, что два величайших отца церкви, как мы уже отмечали, в принципе отдавали предпочтение системе добровольных пожертвований на церковь и служение, которая преобладала в доникейскую эпоху и была восстановлена в наше время в Соединенных Штатах. Златоуст, без сомнения, понимал, что в существующих обстоятельствах нужды церкви не могли удовлетворяться в полной мере другими способами, но явно выступал против накопления церковью богатств и говорил своим слушателям в Антиохии: «Сокровище церкви должно быть со всеми вами, и только по вашему жестокосердию ей требуется владеть земной собственностью, заниматься домами и землями. Вы совершаете мало добрых дел, и поэтому служители Божьи должны отвлекаться на тысячу вещей, чуждых их служению. В дни апостолов люди также могли отдавать им дома и земли; почему же они предпочитали продавать дома и земли и отдавать вырученные средства? Потому что это, без сомнения, был наилучший способ. Ваши отцы предпочли бы, чтобы вы отдавали на благотворительность часть своего дохода, но боялись, что из-за вашей жадности бедняки останутся голодными; отсюда нынешний порядок вещей» [157] . Августин хотел, чтобы жители Гиппона забрали церковное имущество назад и поддерживали священников и бедных за счет добровольных даров [158] .
157
H omit.85 in Matt,(vii, 808 sq.). Нот.21 in 1 Cor. 7(x. 190). См. также De sacerdot.,1. iii, с. 16.
158
Поссидий, Vita Aug.,с. 23: «Alloquebatur plebem Dei, malle se ex collationibus plebis Dei vivere quam illarum possessionum curam vel gubernationem pati, et paratum se esse Ulis cedere, ut eo modo omnes Dei servi et ministri viverent».
§16. Полномочия и ходатайство епископов
4. Мы переходим к вопросу о сфере епископских полномочий, которые также сформировались во времена Константина.
По образцу иудейской синагоги и в соответствии с увещеваниями апостола Павла [159] , христиане с самого начала привыкли улаживать свои споры внутри церкви, а не обращаться с ними в языческие суды, но до времен Константина весомость решения, принятого епископом, зависела от добровольного подчинения спорящих сторон. Теперь это решение стало обладать юридической силой, и, если проблема касалась духовной сферы, оно не могло быть обжаловано в светском суде. Сам Константин уже в 314 г. запретил подобную апелляцию в деле донатистов, сделав такое важное заявление: «Суд священников должен восприниматься как суд Самого Христа» [160] . Даже приговор об отлучении от церкви не подлежал обжалованию; Юстиниан дозволял апеллировать только к суду митрополита, но не к гражданскому суду. Несколько соборов, например Халкидонский в 451 г., дошли до того, что угрожали смещением с должности священникам, которые избегают епископского суда или после него апеллируют к суду гражданскому. Иногда епископы прибегали к помощи государства, если обвиняемый не соглашался с приговором церкви. Юстиниан I распространил сферу полномочий епископов и на монастыри. Позже Гераклий (628) вверил суду епископов даже решение уголовных дел, в которых были замешаны священники, тем самым сделав иерархию совершенно неподвластной светскому суду, хотя, конечно же, она не была освобождена от физических наказаний в случае совершения тяжкого преступления [161] , так как высшей мерой церковной юрисдикции было смещение с должности и отлучение от церкви. Другой привилегией, которую даровал клиру Феодосии, был запрет на использование пыток по отношению к священникам, чтобы заставить их свидетельствовать перед гражданским судом.
159
1 Kop. 6:1–6.
160
«Sacerdotum judicium ita debet haberi, ut si ipse Dominus residens judicet».Optatus Milev.: De schism. Donat.,f. 184.
161
Однако даже Константин перед Никейским собором заявил, что, увидев епископа, совершающего прелюбодеяние, он скорее прикроет его своей императорской мантией, чем устроит в церкви скандал, наказывая священника.
Такое усиление власти и влияния епископов благотворно сказалось на отправлении правосудия в государстве и в целом способствовало интересам справедливости и гуманности, но оно способствовало и росту высокомерия епископов, начавших кичиться своей высокой должностью подобно светским сановникам, с которыми им теперь часто приходилось общаться. Златоуст жалуется, что «судебная часть служения епископа также сопряжена со множеством неприятностей, большими хлопотами и такими трудностями, каких не переносят и мирские судьи; нелегко найти правду; трудно и найденную сохранить неизвращенною. Здесь не только хлопоты и трудности, но бывает и опасность немалая» [162] . Августин, который мог лучше распорядиться своим временем, также считал эту часть своих официальных обязанностей бременем, которое он нес из любви к церкви [163] . Другие доверяли решение церковных споров подчиненным служителям или, как поступил епископ Троады Сильван, даже мирянину [164] .
162
De sacerd.y1. iii, с. 18, в начале.
163
Psalm.,xxv (vol. iv, 115), и Epist.213 он жалуется, что и до, и после полудня его осаждают и отвлекают члены его церкви со своими бренными заботами, хотя они обещали не беспокоить его пять дней в неделю, чтобы он мог закончить некий богословский труд. См. также Neander, iii, 291 sq. (ed. Torrey, ii, 139 sq.).
164
Сократ, 1. vii, c. 37.
5. Еще одним преимуществом, которое стало следствием союза церкви с империей, стало право епископов на ходатайство.
Привилегия ходатайствовать перед светскими властями за преступников, заключенных и всякого рода несчастных принадлежала языческим жрецам, особенно весталкам, а теперь перешла к христианским служителям, прежде всего епископам, и стала неотъемлемой частью их должности. Около 460 г. некая церковь в Галлии возражала против рукоположения одного монаха в епископы, потому что он не привык взаимодействовать со светскими властями и, хотя и мог ходатайствовать перед Небесным Судьей за их души, не был пригоден для земного ходатайства за их тела. В особенности епископы считались защитниками вдов и сирот, им доверялось управление их собственностью. В 529 г. Юстиниан поручил им также надзор за тюрьмами, которые им приходилось посещать по средам и пятницам, в дни страстей Христовых.