История и сага
Шрифт:
На тинге в Гудбрандсдалир (в Уппланде), где Олаф Харальдссон добивался принятия христианства закоренелыми язычниками, главную роль играл местный предводитель Гудбранд, который, по словам Снорри, «был подобен конунгу». Лишь после того как по приказу Олафа разбили языческий идол и бонды увидели, что с конунгом ничего дурного не случилось, а из поверженного идола выскочили мыши величиной с кошку и ехидны и выползли змеи, все бонды во главе с Гудбрандом перешли в «истинную веру».
Во всех этих случаях воздействие конунга на бондов опосредовано его отношениями с их вождями.
Подобная же схема политических отношений: «конунг — знать — простолюдины» — прослеживается в некоторых сагах, посвященных более позднему времени. Так, конунгу Харальду Сигурдарсону пришлось выдержать борьбу со знатным и влиятельным норвежским предводителем Эйнаром Потрясателем Тетивы.
Эйнар был самым могучим из лендрманов Трандхейма, пишет Снорри. Несмотря на натянутые отношения
Итак, Снорри видит в королевской власти две стороны: она служит гарантом порядка и благополучия и защищает страну от чужеземных захватчиков, но она же и посягает на народные традиции, угрожая свободе бондов. Эта диалектика оказывается важным фактором истории Норвегии и источником постоянных политических потрясений.
Занимающий немалое место в сознании Снорри идеал равновесия сил, или гармонии интересов конунга и знати, которая фигурирует в качестве представительницы народа, связан, как мы сейчас увидим, со взглядами Снорри на отношения между Исландией и норвежской короной.
Исландия и Норвегия
В то время, когда Снорри писал «Хеймскринглу», в Норвегии уже не существовало родовой знати, которая могла бы противопоставлять себя конунгу и опираться на бондов. В ходе гражданских войн конца XII и начала XIII в. она исчезла. Часть ее, и, вероятно, бо?льшая, погибла в кровавых междоусобицах, часть поступила на службу к королю и влилась в служилое сословие, сплачивавшееся вокруг престола. После окончания гражданских войн, ознаменовавшихся крупными восстаниями бондов, последние были в значительной мере вытеснены из активной политической жизни и не имели возможности играть ту роль на тингах и вообще в управлении, какую они играли еще в XII в. Мятеж герцога Скули против конунга Хакона Хаконарсона — завершающий эпизод в борьбе между знатью и королевской властью. Поэтому картина политической борьбы, рисуемая Снорри, в основном принадлежала прошлому. Тем не менее она, по-видимому, не утратила для него определенной актуальности.
Если в Норвегии проблема отношений между конунгом, знатью и бондами уже была однозначно решена в пользу королевской власти и созданного ею служилого слоя, то не так обстояло дело в Исландии во времена Снорри. Хакон Хаконарсон вынашивал серьезные планы подчинения Исландии Норвегии, и Снорри не только знал о них, но и принимал участие в их реализации. Судя по всему, его позиция в этом вопросе была двойственной: пользуясь — до поры — благосклонностью конунга и принимая от него дары и высокие титулы, Снорри тем не менее вряд ли мог желать безоговорочного подчинения своей родины норвежскому престолу. В конечном счете он и пал жертвой своего двусмысленного поведения.
Через два десятилетия после убийства Снорри Стурлусона погибло и исландское «народоправство», страна была подчинена норвежской короне. В свете этого события, чреватого для исландцев огромными невзгодами, история отношений между Исландией и Норвегией в предшествующий период ретроспективно получает особенно трагическую окраску. Нам неизвестно, в какой мере сознанием Снорри владела мысль о неизбежности включения его родины в сферу политического господства норвежского государства. Ряд обстоятельств его жизни заставляет предполагать, что понимание этой угрозы не могло не наложить отпечатка на трактовку им истории Норвегии вообще и ее отношений с Исландией в особенности.
Поэтому интересно выяснить, как его взгляды на норвежско-исландские отношения отразились на исторической концепции «Хеймскринглы».
Прежде всего в «Хеймскрингле» колонизация Исландии объясняется так же, как и в ряде родовых саг, — вынужденным бегством противников конунга Харальда Харфагра из Норвегии. Недаром Снорри помещает сообщение о переселениях выходцев из Норвегии в Исландию и на другие острова Северной Атлантики непосредственно после повествования о победе конунга-объединителя в битве при Хафрсфьорде. Однако на самом деле переселения в Исландию начались
Включение в «Сагу об Олафе Святом» обширных отрывков из «Саги о фарерцах» и «Саги об оркнейцах», в которых повествуется об отношениях обитателей этих островов с норвежским конунгом, возможно, диктовалось повышенным интересом Снорри к «колониальной политике» норвежского государства, стремившегося подчинить себе острова Северной Атлантики.
Об исландцах и Исландии речь в королевских сагах заходит неоднократно, и «исландские» эпизоды чрезвычайно показательны и многозначительны.
Вот один из них. Исландский корабль потерпел крушение у берегов Дании, и слуга конунга, по имени Биргир, захватил груз. Тогда исландцы приняли закон о том, чтобы на общий счет всех жителей острова была сочинена хулительная песнь о датском конунге и его управляющем. В этом стихе конунг Харальд Гормссон назван жеребцом, едущим на кобыле — Биргире. Такого оскорбления датский конунг не мог перенести (тем более что хулительная песнь, по убеждению древних скандинавов, обладала вредоносной магической силой) и послал в Исландию колдуна выведать, где бы мог пристать датский флот. Колдун подплыл к берегам Исландии в облике кита. Но все горы и скалы на западном и северном побережьях острова оказались под защитой духов — хранителей страны. Когда колдун попытался выйти на берег в Вапнафьорде, навстречу ему спустился огромный дракон в сопровождении множества змей, жаб и ехидн, испускавших яд, и ему пришлось уплыть прочь. Приблизившись к Эйафьорду, колдун встретился с гигантской птицей, крылья которой касались гор по обеим сторонам фьорда, и со множеством других птиц, больших и малых. Тогда колдун вошел в Брейдафьорд, но здесь на него напал большой бык, сопровождаемый духами, охранявшими остров. Затем колдун хотел выбраться на берег еще в одном месте, где столкнулся с вооруженным железным прутом горным великаном, голова которого была выше гор, а за ним следовало множество других великанов. Далее на востоке острова простирались пески и грозный прибой не давал приблизиться на боевых кораблях к берегу. Датскому конунгу пришлось отплыть со своим флотом на юг и отказаться от вторжения в Исландию. [35]
35
На гербе Исландии изображены бык, птица, дракон и человек с палкой — хранители острова.
Этот сказочный рассказ «Саги об Олафе Трюггвасоне», непосредственно вплетающийся во вполне реалистическое повествование о событиях в Норвегии и других странах Севера, производит тем более странное впечатление, что завершается фактической справкой о том, какие известные люди в то время жили в разных частях Исландии. Таким образом, переход от сказки к истории совершенно внезапен и не мотивирован. Снорри был слишком большим мастером, чтобы не понимать этого контраста. Такой контраст может иметь лишь одно объяснение: Снорри создает поэтический образ независимости своей родины. Вместе с тем он сознает, что исландцы не способны с оружием в руках противостоять вторжению, их оружие — поэзия, обладающая магической силой, и ду?хи, которые сторожат скалы и берега острова.
Флотилии противников перед битвой при Хафрсфьорде
С приведенным рассказом перекликается другой, относящийся к правлению Олафа Харальдссона, однако уже не имеющий ничего сказочного. Олаф направил Торарина Нефьольфссона в Исландию с посланием, которое тот огласил на альтинге. Послание содержало предложение конунга исландцам быть его подданными и друзьями, а также просьбу уступить ему небольшой островок, или шхеру, перед входом в Эйафьорд — Гримсей. За это Олаф обещал прислать всякие ценные и полезные вещи, какие исландцы попросят. Особо конунг обращался к Гудмунду из Матрувалля, зная, что он наиболее влиятелен в этом районе. Гудмунд, однако, возразил, что он не в состоянии решить этого дела, так как островок находится в общем владении, и советовал опросить всех заинтересованных людей. Жители Северной четверти (Исландия делилась в судебно-административном отношении на «четверти») на собрании склонялись к тому, чтобы согласиться на предложение конунга, но брат Гудмунда — Эйнар, о котором говорили, что он понимает все яснее других, возразил: лучше не становиться подчиненными конунга Олафа и не платить ему податей и поборов, какие он взимает с населения Норвегии.