История и сага
Шрифт:
«Мы считаем истинным все то, что нашли в этих песнях об их походах и битвах. В обычае скальдов восхвалять больше всего того, в чьем присутствии они находятся, но никто не решился бы говорить ему в лицо об его собственных подвигах, если б все слушавшие и сам он знали, что это ложь и выдумки. Это было бы издевательством, а не похвалой». Ниже Снорри добавляет: «Песни [скальдов] кажутся мне самыми достоверными, если они сочинены согласно правилам и правильно использованы». [44]
44
Уместность этого замечания станет понятнее, если учесть, что предшественники Снорри, использовавшие и цитировавшие песни скальдов в своих сагах, не всегда
Таким образом, родословным и песням скальдов Снорри отводит особую роль. Он выдвигает два критерия достоверности источников. Во-первых, это авторитет мудрых людей прошлого. Средневековье с его пиететом перед стариной (доброе — это старое) не способствовало такому развитию критических способностей, чтобы кто-либо мог усомниться в правдивости сообщений людей, живших в древности. Во-вторых, существовало убеждение, что скальды, исполнявшие свои панегирические песни в присутствии восхваляемых ими героев или их наследников, могли говорить лишь чистую правду. Цитируемый Снорри скальд Бьярни Gullbrarskald замечает в одной из своих вис:
— Я не привык говорить неправду о людских подвигах.
Такие понятия, как лесть, высказываемая в лицо, или заведомая ложь, распространяемая в целях чьего-либо возвеличивания, совершенно чужды сознанию Снорри и, видимо, его современников. В силу слова, действенную, магическую его силу, безусловно, верили, и поэтому лживое слово могло быть воспринято как оскорбление или даже как посягательство на благополучие того, кому льстили, приписывая ему несуществующие деяния. К тому же эту ложь слышали бы многие люди, знавшие правду и являвшиеся свидетелями подлинных событий: иными словами, самое ценное свидетельство для Снорри — свидетельство очевидца или по крайней мере современника.
Говоря о таком авторитете, как Ари Мудрый Торгильссон, который первым на «северном языке» в Исландии записал сведения о давних и недавних событиях, Снорри пишет:
«Нет ничего удивительного в том, что Ари был хорошо осведомлен о событиях, случившихся в давние времена и здесь (в Исландии. — А. Г.), и в других странах, потому что он узнал о них у старых и знающих людей и сам стремился учиться и обладал превосходной памятью» (Пролог).
Ари Мудрый «отличался правдивостью, обладал хорошей памятью и был так стар, что помнил людей, от которых слышал о том времени, потому что они в свою очередь были преклонного возраста и могли помнить о событиях, как он сам и рассказывает в своих книгах и называет людей, передавших ему эти знания (frae?i)» (Ol. helga, 179).
На самом деле человеческая память коварна и обманчива. Однако в обществе, которое еще недавно не знало письменности, память неизбежно выполняла важнейшую роль хранительницы и передатчицы информации и оценивалась как мудрость и ученость. «Fro?r» («мудрый», «ученый», «много знающий, помнящий»), как мы уже знаем, — в первую очередь историк и автор исторических (генеалогических) песен. Значение памяти как гаранта достоверности сообщаемых сведений подчеркивается в «Хеймскрингле» неоднократно. [45]
45
Устное свидетельство применялось в Скандинавии в период раннего средневековья не только как средство передачи исторической информации, но и в юридической практике. Для доказательства прав в суде нужно было выставить достойных доверия свидетелей. Если тяжба касалась старинных прав, то требовались свидетели, которым в свое время «сдали» показания их отцы.
Поэзия скальдов, с точки зрения Снорри, вполне отвечает требованиям, предъявляемым к достоверным свидетельствам. «Правильно сочиненная» песнь, т. е. песнь, построенная в соответствии со всеми требованиями скальдического искусства, в отличие от эддической поэзии и от прозаической саги обычно не переиначивалась и действительно могла быть сохранена в своем первозданном виде. Безусловно веривший в правдивость скальдов Снорри использует их произведения шире, чем кто-либо до него.
В «Хеймскрингле» насчитывается в общей сложности 600 скальдических вис. Снорри приводит их прежде всего для подтверждения точности своего повествования. Во многих
Особенно интенсивно использована скальдическая поэзия в сагах о древних норвежских конунгах: для изображения истории Норвегии в IX–XI вв. она была главным, а во многих случаях и единственным источником. В «Саге об Инглингах», помимо поэмы Тьодольфа, Снорри мог опереться лишь на родовые сказания и легенды. Но и саги о Харальде Харфагре, Хаконе Добром и ближайших их преемниках пестрят ссылками на скальдов. В отдельных случаях Снорри прямо признает, что достоверными сведениями, которыми он располагает, он в основном обязан тому или иному скальду. Он замечает, в частности, что данные о подвигах Олафа Трюггвасона восходят к скальду Халльфреду, хотя в этой же саге он обильно цитирует и многих других скальдов.
Из 600 скальдических вис, приводимых в «Хеймскрингле», 189 приходятся на период до 1000 г., т. е. на саги о ранних конунгах, включая Олафа Трюггвасона. Почти столько же цитат из песен скальдов в «Саге об Олафе Святом» (178). Скальдическая поэзия широко представлена и в сагах о его ближайших преемниках — Магнусе Добром и Харальде Сигурдарсоне (167 вис). После этого, в сагах о норвежских конунгах конца XI и XII в., число цитат из произведений скальдов резко сокращается (на последние семь саг приходится всего 67 поэтических отрывков, причем в последних двух сагах — в «Саге о Хаконе Широкоплечем» и в «Саге о Магнусе Эрлингссоне» — встречаются лишь по две-три цитаты). Таким образом, поэзия скальдов служит важным источником для саг о конунгах эпохи викингов; эта эпоха завершается походом Харальда Сигурдарсона на Англию и его гибелью, и соответственно после времени его правления приводимые в королевских сагах поэтические отрывки сразу и круто идут на убыль. Это и понятно: в песнях скальдов воспевались боевые подвиги вождей, их славные экспедиции, их щедрость по отношению к дружинникам, но подобные сюжеты перестают быть актуальными с прекращением широкой внешней экспансии.
«Хеймскрингла» не оставляет сомнения в том, что скальдические песни ценились как важное историческое свидетельство и самими воспеваемыми в них вождями, заинтересованными в сохранении своей славы в последующих поколениях. Не об этом ли говорит эпизод, непосредственно предшествующий битве при Стикластадире? Когда войско сторонников Олафа Харальдссона выстроилось, конунг поставил самых сильных и смелых воинов в skjaldborg, и они должны были защищать его во время боя. «Skjaldborg» — «укрепление из щитов» — представлял собою строй воинов, огораживавших внутреннее пространство и защищавших находившихся в нем людей сплошной стеной из щитов. Этот боевой строй образовывал ядро войска. Олаф приказал своим скальдам стать внутри «щитового укрытия».
— Вы должны находиться здесь, — сказал он, — и видеть все события, которые произойдут. Тогда вам не нужно будет расспрашивать, потому что вы сами сможете об этом впоследствии рассказать и сочинить песни. [46]
«Yrkja» — глагол, здесь примененный, означал в более широком смысле «работать», «возделывать», а в более узком и специальном — «сочинять», «составлять песнь». Песнь «сочиняли», но не в современном понимании этого термина, предполагающем свободное обращение с материалом, в том числе и придумывание новых ситуаций, вымысел, а составляли в соответствии с правилами скальдического искусства, не добавляя ничего от себя по существу: можно было лишь правдиво рассказать о действительно случившемся.
46
Если верить Снорри, Олаф Харальдссон не сразу осознал важность поэзии. Когда к нему впервые явился Сигхват Тордарсон, который перед тем приехал из Исландии, и просил выслушать сочиненную о нем песнь, конунг отвечал, что он не желает, чтобы о нем сочиняли песен, и не понимает скальдического искусства. Однако Сигхват был настойчив, он отвечал Олафу:
— Выслушай мою песнь, достойный викинг, ибо я опытен в сочинении, — ты должен иметь скальда, — даже если ты презираешь других скальдов, я все же буду восхвалять тебя в своих песнях.
Сигхват получил награду и стал дружинником конунга (Ol. helga. 43).