История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц
Шрифт:
Специфика заключается в том, что в данном случае тема «запретной», «недосягаемой» любви мужчины к женщине и лирический ритуал ухаживаний за предметом обожания не привлекает внимания сказителя, поскольку это считается не характерным для образа богатыря в целом. Стереотип общества в отношении «богатырского» поведения изначально предполагает нарушение любых запретов для достижения поставленной цели. Напротив, стереотип «жертвенной любви», заботы об избраннике, стал основой женского поведения и одновременно темы «недосягаемой», «запретной» любви женщины к мужчине (вне брака).
Для женщины такая «ЛЮБОВЬ» действительно является трагической. Ее наказание — продажа или казнь на торгу, [831] месть мужа, [832] оскорбленного по причине неминуемых насмешек в случае огласки, — ничто в сравнении с целью, которой первоначально, по всей видимости, было замужество за наиболее престижным женихом.
Контраст социального восприятия в сравнении двух изображений былинной княгини Опраксии очевиден. В одном случае она получает однозначно негативную оценку. [833]
831
Добрыня Никитич и Алеша Попович. — М.: Наука, 1974. сюжет «Алеша Попович и Сестра Петровичей-Сбродовичей» — С. 209:
Тогда вывезите меня да середи торгу,Середи торгу да середи ярманги.832
Пропп В. Я., Путилов Б. Н. Т. 2. в сюжете: «Чурила и Катерина». — С. 260:
— Женю я тебя, княгиня, на другом женихе,На другом женихе — вострой сабельке.833
Добрыня Никитич и Алеша Попович. — М.: Наука, 1974. сюжет «Про Алешу Поповича». — С. 207.:
Отвечает Алеша Попович млад:«Ах ты гой еси, матушка княгиня Апраксеевна!Чуть не назвал я тебя сукою,Сукою-ту — волочайкаю».То старина, то деяние.В другом случае — поведение княгини не выходит за рамки социальной нормы:
Да смотрячись на красоту Чурилову,Да старицы по кельям онати они дерут,А молодые молодицы в голенища…,Красные девки отселья дерут… [834]Оно вызывает лишь неодобрение:
Да прекрасная княгиня та АпраксияДа еще говорила таково слово……Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу……Да бытии ему во постельниках,……Да видит Владимир, что беда пришла,Да говорил Чурилу таково слово:Да премладый Чурила ты сын Пленкович!Да больше в дом ты мне не надобно.Да хоша в Киеве живи, да хоть домой поди. [835]834
Пропп В. Я., Путилов Б. Н. Т. 2. в сюжете: «Чурила и князь». — С. 246.
835
Пропп В. Я., Путилов Б. Н. Т. 2. в сюжете: «Чурила и князь». — С. 246.
Нетрудно видеть, что в эпических сюжетах налицо изображение не просто разных точек зрения на сюжет («правильных» или «неправильных», «идеальных» или «испорченных»), но разных вариантов социальной нормы в целом, которые не могут быть совмещены в одной социальной практике.
Таким образом, «порча» эпических сюжетов не является намеренным действием. «Испорченные» сюжеты, по всей видимости, со временем отделяются от своих «протографов» и существуют как отдельные новые произведения, отражающие эпическую действительность более позднего периода. В этом качестве они уже не вызывают в обществе отторжения, поскольку соответствуют отображаемой в них социальной практике. Исходя из этого, можно вести речь о существовании в рамках эпоса той же традиции создавать «свое» произведение «из кусочков чужих», что и во всей древнерусской культуре в целом (не только письменной).
По всей вероятности, до определенного времени эти части культуры Древней Руси развивались в одних и тех же или очень близких условиях социальной практики. Тенденции модернизации в них практически одни и те же, различаются лишь взгляды автора летописного либо эпического текста на ситуацию соответственно «сверху» и «снизу», отражающие уровень его компетенции, заинтересованности и осведомленности. Эволюция эпического мировоззрения показывает переосмысление эпических ситуаций, которое, по всей видимости, связано с разным восприятием происходивших событий в различные периоды исторического развития социальной практики и, соответственно, с историческим развитием сюжетного ряда эпических произведений.
4.1.3 Специфика образа эпического героя
Образы героев, несмотря на влияние «фона», имеют различия настолько фундаментальные по своему значению, что перепутать их невозможно в принципе. В тех случаях, когда это все же происходит, можно вести речь о наложении на одно имя образа действий двух (и более) разновременных героев. Именно образ действий и способ осуществления функций является причиной такого «наложения», но оно редко бывает абсолютным. Илья Муромец являет характерный тому пример — в сюжете о бунте Ильи против князя Владимира он называет себя: «Никита Заолешанин»:
Свет Владимир красное солнышко!Я Никита Заолешанин. [836]Но по его поступкам все решают, что это был Илья Муромец:
Не Никитушка пришел Заолешанин,Пришел стар казак Илья Муромец. [837]Сам князь Владимир также обладает очевидными чертами разновременного происхождения. Он соединяет в себе образ Красного Солнышка, который «всех поит и всех чествует», образ князя-«повара» — данника иноземных «идолищ», образ слабого князя, обладающего силой меньшей, чем у его бояр (Чурило), образ князя — деспота, наказывающего своих вассалов, образ князя, всецело зависящего от бояр (пирующего только с ними), образ князя — покровителя «калик», образ князя-развратника, поощряющего «увод жены от живого мужа».
836
Песни собранные П. В. Киреевским. Вып. 4. — М.: 1862. — С. 47.
837
Песни собранные П. В. Киреевским. Вып. 4. — М.: 1862. — С. 48.
Каждый герой строго функционален, а потому все, что становится лишним для осуществления его функции, не входит в образ этого персонажа, а эпос пропускает мимо своего внимания.
Данное утверждение обычно вызывает справедливый вопрос о том, сколько же у нас всего эпических сюжетов и фигурирующих в них героев?
Вопрос очень интересный, он ставится уже не в первый раз, но при этом не теряет своей актуальности.
Во-первых, количество героев можно подсчитать. Это сделано, в частности В. И. Калугиным, в предисловии к изданию былин. При желании, возможно подсчитать все эпические сюжеты (есть указатели). Однако механический подсчет героев и сюжетов мало что дает без учета функциональной направленности героев и социальной обусловленности сюжетов.
Во-вторых, при рассмотрении эпических сюжетов и героев с точки зрения их функциональности можно, вслед за Ю. И. Юдиным, выделить «типы героев» по их отношению к ситуации. [838] Однако более продуктивным, по всей видимости, является использование доработанной методики В. Я. Проппа, благодаря которой можно заметить «дублирование» функции в сюжетах.
В частности, настрелять гусей-лебедей едет и Казарин, и Сухман. Кроме того, бывают одинаковые средства и способ, необходимые для исполнения функции у разных героев. К примеру, игра на гуслях функционально необходима и Ставру, и Садко, и Добрыне при встрече с женой на свадебном пиру.
838
Юдин Ю. И. Типы Героев в русских героических былинах. С. 34–45. // Русский фольклор. Материалы и исследования. Т. XIV.
Таким образом, нетрудно видеть, что некоторые сюжеты создавались в похожих обстоятельствах социальной практики, при которых актуальными были одинаковые средства и способ осуществления функции, то есть ориентировочно в один и тот же период развития эпоса и, соответственно, социальной практики. Это означает, что сюжеты и героев необходимо изучать не столько по их количеству — в разных местах одновременно могли воспеваться герои, совершившие похожий подвиг, необходимость которого существовала в социальной практике, но и по тем задачам, которые решаются в сюжетах.