История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц
Шрифт:
Выявление подобных нюансов социальной практики дает возможность предположить, что Новгородский эпос (по меньшей мере, сюжеты былин о Василии Буслаеве) развился не после гибели Киева, а в последний период существования Киевского эпоса, когда Новгород зависел уже не от Киевской, а скорее от Владимиро-Суздальской Земли.
В отношении каждой из представленных категорий можно выделить присущий только для нее образ действий, который характеризуется набором неотъемлемых признаков (характерных черт) типа героя.
Имена героев в соответствии с социальным статусом:
1. Князь — Вольга, Глеб Володьевич
2. Крестьянин — Микула, Илья
3. Богатырь-наездник (поляница) —
4. Попович [895] — Алеша Попович, Давыд Попов
5. Гость (гостиный сын) / Гусляр — Добрыня, Иван Гостиный сын Садко, Ставр, Дюк
895
Попович вряд ли оказался случайно в роли богатыря. Богатырем является тот, у кого есть средства на приобретение оружия. В псковских летописях есть упоминание участия священника в сражении: «А в то время некто Руда поп Борисоглебский, поверг вся оружие побеже с побоища». — С. 26 // Псковские летописи. // Полное собрание русских летописей. Т. 5. — Вып. 2. — М.: Языки русской культуры, 2000. — 363 с. «Повергнуть» — то есть, сбросить оружие, поп мог только в том случае, если его надевал, а значит, участвовал в битве как ратник.
6. Калика — Иванище, Касьян, Пилигримище, Игнат, Илья, Добрыня
7. Голь — Пересмяка (Ермак), Илья (Никита Заолешанин)
8. Гость (гостиный сын, в значении «боярин» / разбойник) — Хотен, Чурило, Василий Буслаевич
Фактически, полученные нами восемь «категорий» населения, способных при определенных обстоятельствах генерировать из своих рядов эпического героя, представляют собой нечто подобное социологической «репрезентативной выборке» (то есть показывают общую картину всей генеральной совокупности «богатырей»).
Вместе с тем, представленные образы действий героев обычно дополняются некоторыми необязательными атрибутами, которые могут принадлежать как предшествовавшим «исполняющим обязанности» (то есть носителям функции) эпического героя, так и последующим.
Исходя из этого, можно говорить об эволюции социальной нормы образа действий, которая представляет собой совокупность всех неотъемлемых признаков эпического героя и их изменений в соответствии с теми задачами, которые появлялись перед эпическим обществом, решение которых для него становилось наиболее актуальной проблемой.
Кроме того, в былинах отчетливо прослеживается отражение столкновения интересов социальных групп:
1. Антигероем для князя является иноземный правитель-разбойник.
2. Антигероем для крестьянина является горожанин-разбойник.
3. Антигероем для нахвальщика-богатыря (наездника-поляницы) является «тесть», то есть, тот, у кого берут «невест» (полон), а также Попович и Калика.
4. Антигероем для Поповича является нахвальщик-богатырь.
5. Антигероем для Гостя / Гусляра является князь и его подручные.
6. Антигероем для Калики является нахвальщик-богатырь.
7. Антигероем для Голи кабацкой является князь, бояре и иноземные нахвальщики — «Царевичи» с татарами.
8. Антигероем для Гостя (Гостиного сына-боярина / разбойника) является «Голь» и иноземные «гости».
Наряду с выявленными социальными стратами, представители которых выходят на передний план эпического повествования, нельзя не учитывать определенной преемственности функции богатыря в былинах.
Применим метод «социометрического» анализа в отношении прямых социальных связей эпических героев. Как уже упоминалось, Илья получает силу от Святогора (иногда — от калик), Добрыню в Киев приглашает Илья Муромец и т. д. Все повествование в былинах прикрепляется не к Князю Владимиру, в большинстве случаев исполняющему роль статиста, а к именитым богатырям, социальные действия которых находятся в центре внимания сказителей.
Реконструировать все звенья этой цепи социально значимых имен богатырей, а соответственно, событий, очень сложно, однако проследить социальные связи и преемственность функции эпического героя в ряде случаев допустимо.
Так, например, Вольга входит в контакт только с Микулой (А <= В), Микула (В) — только со Святогором и Вольгой, что можно выразить формулой: (А <= В <= С), но при этом (А /= С), то есть Вольга (А) не входит непосредственно в контакт со Святогором (С). Илья Муромец (D) входит в контакт (без посредников и статистов) только со Святогором и Добрыней (Е) (существуют былины об Илье и Добрыне без упоминания других героев) (А <= В <= С <= D <= E), Добрыня — с Дунаем, Алешей, Василием Казимеровым, Дюк контактирует с Чурилой, Чурило — с Бермятой, который имеет эпитет «Старой».
Таким образом, без учета героев-статистов (посредников) прослеживаются две отчетливо различимые цепочки:
1. Вольга — Микула — Святогор — Илья Муромец — Добрыня — Дунай — Добрыня — Алеша (А <= В <= С <= D <= E <= F + E <= G).
2. Старой Бермята — Чурило — Дюк (X <= Y <= Z).
Немаловажен тот факт, что Вольга, Микула и Святогор показаны без употребления типического места почестного пира у князя Владимира.
Первым на пир к князю Владимиру прибывает Илья Муромец в легендарном возрасте 30-ти — 33-х лет.
Теперь сравним это с наличием выявленного первенства («репрезентативной выборкой») представителей социальных групп.
Социальный статус героя:
1) Князь (княжеский сын)
2) Крестьянин (крестьянский сын)
3) Богатырь-гость (нахвальщик поленица)
4) Попович (сын попа либо монаха)
5) Гость / гостиный сын, боярин (гусляр)
6) Калика
7) Голь (кабацкая)
8) Гостиный сын (боярин / разбойник)
Исходя из проведенного сопоставления прямой последовательности (цепочки) появления именитых богатырей в Киеве и сопоставления таблицы выходящих на первое место (в рейтинге социальных ролей) представителей социальных групп, можно выявить единую картину эпической (альтернативной) истории социальной практики.
Нетрудно видеть, что в этих «цепочках» не представлены богатыри из числа Калик и Голей, поскольку они выступают анонимно, не называя себя.
На этом фоне несколько иначе можно взглянуть на хорошо известные типы приспособления индивидов в обществе, которые представлены в работах Р. К. Мертона, рассмотренные им в отношении современного социума. Вполне возможно, что «ретритизм», который обычно рассматривается как «отвержение культурных целей и институциональных средств», [896] по крайней мере на почве древнерусской социальной практики, являлся функциональной необходимостью для достижения успеха в конкретно-историческом контексте жестко закрепленной структуры общества.
896
См. также: Мертон Р. К. Социальная структура и аномия. http://www.socioline.ru.